Макникол, Питер
Поделись знанием:
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
| Питер Макникол | |
| Peter MacNicol | |
 | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Профессия: | |
| Карьера: |
с 1981 |
Пи́тер Макни́кол (англ. Peter MacNicol; род. 10 апреля 1954, Даллас) — американский актёр театра и кино.
Биография
Питер Макникол был младшим из пяти детей. Учился в Университете Далласа и Университете Миннесоты (Миннеаполис).
Во время учёбы в Миннесоте два сезона выступал в театре Гатри. Затем переехал в Нью-Йорк, где сыграл в небродвейском спектакле по пьесе Бет Хенли «Преступления сердца», за роль в котором получил премию Theatre World Award.
В начале 1980-х Макникол попал в кино, сыграв главные роли в двух разных фильмах: в фантастическом фильме «Убийца дракона» (1981) и в драме Алана Пакулы «Выбор Софи» (1982). Макникол много появлялся в кино, не оставляя сцену: на Бродвее он участвовал в спектаклях по пьесам Шекспира «Ричард II», «Ромео и Джульетта» и «Двенадцатая ночь».
Играл яркие роли второго плана в фильмах «Охотники за привидениями 2»[1], «Дракула, мёртвый и довольный этим», «Мистер Бин».
В 1997—2000 годах Макникол сыграл эксцентричного адвоката Джона Кейджа в телесериале «Элли Макбил», за эту роль он получил несколько премий, в том числе премию «Эмми». Снимался в сериалах «24 часа» (2007) и «Числа» (2005—2010). В течение нескольких лет Питер работает над режиссёрским дебютом Salvation on Sand Mountain. В этой картине он также является автором сценария, продюсером и исполнителем главной роли.
В 2015 году Питер появится в сериале «CSI: Cyber»[2].
Личная жизнь
Живёт в Лос-Анджелесе со своей женой Мартой Сью, на которой женился в 1986 году; у них растёт сын. Увлечение актёра — игра на волынке.
Фильмография
| Год | Русское название | Оригинальное название | Роль | |
|---|---|---|---|---|
| 1981 | ф | Убийца дракона | Dragonslayer | Гален |
| 1982 | ф | Выбор Софи | Sophie’s Choice | Стинго |
| 1986 | тф | Johnny Bull | Джо Ковач | |
| 1986 | ф | Гнев | Heat | Сайрус Кинник |
| 1989 | ф | Охотники за привидениями 2 | Ghostbusters II | доктор Янош Поха |
| 1989 | ф | American Blue Note | Джек Солоу | |
| 1990 | ф | На рассвете | By Dawn’s Early Light | Седжвик |
| 1991 | ф | Несдержанные обещания | Hard Promises | Стюарт |
| 1992 | ф | Хозяйка дома | HouseSitter | Марти |
| 1992—1993 | с | The Powers That Be | Брэдли Грайст | |
| 1993 | ф | Ценности семейки Аддамс | Addams Family Values | Гэри Грейнджер |
| 1994 | ф | Розуэлл | Roswell | Льюис Риккетт |
| 1994 | ф | Убийства в стране радио | Radio Land Murders | сын писателя |
| 1994—1998 | с | Надежда Чикаго | Chicago Hope | Алан Бирч |
| 1995 | ф | Дракула, мёртвый и довольный этим | Dracula: Dead and Loving It | Томас Рэндфилд |
| 1996 | тф | Abducted: A Father's Love | Рой | |
| 1996 | ф | Mojave Moon | шиномонтажник | |
| 1996 | тф | Toto Lost in New York | голос Орка | |
| 1997 | ф | Мистер Бин | Bean | Дэвид Лонгли |
| 1997—2002 | с | Элли Макбил | Ally McBeal | Джон Кейдж |
| 1998 | ф | Silencing Mary | Лоуренс Диксон | |
| 1999 | ф | Гениальные младенцы | Baby Geniuses | Дэн |
| 2001 | ф | Каникулы: прочь из школы | Recess: School’s Out | Финвик |
| 2001 | ф | The Ponder Heart | дядя Дэниэл | |
| 2002 | мф | Балто 2: В поисках волка | Balto: Wolf Quest | Муру, озвучка |
| 2003 | ф | Crazy Love | муж | |
| 2003—2007 | с | Харви Бёдмэн, адвокат | Harvey Birdman, Attorney at Law | Икс |
| 2004 | ф | Энциклопедия разводов | Breakin' All the Rules | Филип Гаскон |
| 2004—2005 | с | Дэнни-призрак | Danny Phantom | Сидни |
| 2004—2008 | с | Бэтмен | The Batman | доктор Кирк Лэнгстрем |
| 2005 | ф | Behind the Curtain | Винсент | |
| 2005 | с | Лига правосудия | Justice League Unlimited | Хронос |
| 2005 | мф | Стюарт Литтл 3: Зов природы | Stuart Little 3: Call of the Wild | глава отряда, озвучка |
| 2005—2010 | с | Числа | Numb3rs | доктор Ларри Флейнхард |
| 2007 | с | 24 часа | 24 | Том Леннокс |
| 2008 | ф | 24: Redemption | Том Леннокс | |
| 2008—2009 | с | Новые приключения Человека-Паука | The Spectacular Spider-Man | доктор Отто Октавиус |
| 2010—2011 | с | Анатомия страсти | Grey's Anatomy | доктор Роберт Старк |
| 2012 | тф | Игра изменилась | Game Change | Рик Дэвис |
| 2012 | ф | Морской бой | Battleship | Министр обороны США |
| 2013 | с | Необходимая жестокость | Necessary Roughness | доктор Альберт Гуннер |
| 2014 | с | Звездные войны: Повстанцы | Star Wars Rebels | Тсибо |
| 2015 | с | CSI: Cyber | CSI: Cyber | помощник директора агентства |
Награды и номинации
- 1999 — «Премия Гильдии киноактёров США» за лучший актёрский состав в комедийном сериале («Элли Макбил»).
- 2001 — Премия «Эмми» за лучшую роль второго плана в комедийном сериале («Элли Макбил»).
Напишите отзыв о статье "Макникол, Питер"
Примечания
Ссылки
- Питер Макникол (англ.) на сайте Internet Movie Database
|
||||||
Отрывок, характеризующий Макникол, Питер
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
