Маков, Лев Саввич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лев Саввич Маков<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Лев Маков, министр внутренних дел (~1879 год)</td></tr>

Министр внутренних дел
Российской империи
27 ноября 1878 — 6 августа 1880
Предшественник: Александр Егорович Тимашев
Преемник: Михаил Тариелович Лорис-Меликов
 
Рождение: 1830(1830)
Смерть: 27 февраля 1883(1883-02-27)

Лев Са́ввич Ма́ков (18301883) — российский государственный деятель, министр внутренних дел России в 1878—1880 годах, владелец имения Марьина Горка.

В 1878 году назначен товарищем министра внутренних дел, затем управляющим министерством, а в 1879—1880 годах был министром, учредил институт урядников, с 1880 года — главноуправляющий иностранных исповеданий, возобновил сношения с римской курией, в 1881 году — член государственного совета. Покончил жизнь самоубийством из-за подозрений в коррупции.





Карьера

Маков окончил курс в Пажеском корпусе, несколько времени служил в уланах, позже работал по крестьянскому делу в Западном крае при Назимове и Муравьеве, был правителем канцелярии при министре внутренних дел Александре Тимашеве, принимал непосредственное участие в деле воссоединения грекокатоликов в Царстве Польском (1875).

Во главе МВД

Товарищ министра с 1876 года, Л. С. Маков в 1878 году был назначен управляющим министерством, а в феврале 1879 года утверждён министром внутренних дел.

Управление Маковым министерством внутренних дел в области крестьянского вопроса ознаменовалось учреждением института урядников и циркуляром, которым разъяснялось крестьянам, что никакие новые земельные наделы немыслимы. При Л. С. Макове произошла крупная эпидемия чумы — ветлянская чума (первая вспышка в Ветлянке Астраханской губернии 28 сентября 1878 г.).

Осенью 1878 года, вскоре после убийства генерала Н. В. Мезенцова, Маков напечатал в «Правительственном вестнике» воззвание к обществу о содействии правительству в его борьбе с разрушительными и террористическими учениями, но цель этого воззвания была до такой степени неясна, что когда харьковские и черниговские земские собрания пожелали отозваться на призыв правительства, то постановления их были кассированы, а инициаторы этого дела — даже заподозрены в политической неблагонадёжности.

Министерские должности после 1880 года

После покушения на Александра II (взрыв в Зимнем дворце) в феврале 1880 года была учреждена Верховная распорядительная комиссия, после роспуска которой главный начальник комиссии, граф Лорис-Меликов, сам занял в августе 1880 года пост министра внутренних дел. Для «переназначения» Макова при этом было специально образовано министерство почт и телеграфов; ему же поручено было заведование департаментом духовных дел иностранных исповеданий.

Деятельность Макова в качестве главноначальствующего департаментом иностранных исповеданий ознаменовалась восстановлением прямых сношений с римской курией, прерванных в 1866 году.

В 1881 году оба ведомства вновь были присоединены к министерству внутренних дел, а Маков назначен членом Государственного совета. В начале февраля 1883 года Л. С. Маков был призван к председательству в особой высшей комиссии для пересмотра законоположений о евреях, но не успел занять этого поста.

Самоубийство

В том же месяце выяснилась крупная растрата денежных средств чиновником С. С. Перфильевым, директором почтового департамента, в тот период, когда Маков возглавлял МВД. Возникшие подозрения в коррупции против самого Макова привели его к самоубийству: 27 февраля 1883 года бывший министр застрелился в собственной квартире. По распоряжению К. П. Победоносцева, поддержанному Александром III, при погребении его телу не воздавалось никаких почестей из соображений «достоинства государства и Государственного совета»[1].

Публикации

Выдержки из писем Макова, весьма показательные и любопытные для характеристики его религиозного настроения и политических воззрений, помещены в книге «Наши государственные и общественные деятели» (второе издание, СПб., 1891).

Об отношении Макова к печати ср. общественную хронику «Вестника Европы», 1883 г., № 4.

Напишите отзыв о статье "Маков, Лев Саввич"

Примечания

  1. Дневник А. А. Половцова, 28 февраля 1883
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Маков, Лев Саввич

– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.