Макогоненко, Георгий Пантелеймонович

Георгий Пантелеймонович Макогоненко
Дата рождения:	28 марта (10 апреля) 1912(1912-04-10)
Место рождения:	г. Змиёв, Харьковская губерния
Дата смерти:	3 октября 1986(1986-10-03) (74 года)
Место смерти:	Ленинград
Страна:	Российская империя, СССР
Научная сфера:	история русской литературы
Место работы:	ЛГУ, ИРЛИ (Пушкинский Дом), Ленфильм
Учёная степень:	доктор филологических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Ленинградский государственный университет
Научный руководитель:	Г. А. Гуковский
Известен как:	исследователь русской литературы XVIII века, пушкинист

Георгий Пантелеймонович Макогоненко (28 марта (10 апреля) 1912 года, г. Змиёв Харьковской губернии — 3 октября 1986, Ленинград) — видный русский советский литературовед, критик. Доктор филологических наук, профессор. Член Союза писателей СССР (с 1943). Участник советско-финляндской войны и обороны Ленинграда в годы Великой Отечественной войны.

C 1949 года по 1962 год был женат на поэтессе Ольге Берггольц.

Биография

Родился в семье лесничего.

Окончив в 1929 году школу-десятилетку в Саратове, в 1930 году приехал в Ленинград. Работал на заводе «Красная заря» чернорабочим, калильщиком, сотрудником заводской газеты.

В 1934 году поступил в ЛИФЛИ, через год — филологический факультет Ленинградского государственного университета), русское отделение которого окончил в 1939 году. Учился в одной группе с Л. М. Лотман. С университетом же оказалась связанной вся его дальнейшая научная биография. Будучи участником семинара Г. А. Гуковского и одним из ближайших его учеников, Макогоненко уже в студенческие годы начал углублённое исследование узловых моментов литературного и общественного развития России XVIII века. Его работы о Радищеве были замечены уже в конце 1930-х годов. В их числе была и статья «Пушкин и Радищев» (1939) — первая его пушкиноведческая работа.

В 1939—1940 был участником советско-финляндской войны, а затем и Великой Отечественной, в 1941—1942 работал редактором и начальником Литературного отдела Ленинградского радиокомитета.

В сентябре 1944 поступил в аспирантуру ЛГУ и в январе 1946 там же защитил кандидатскую диссертацию «Московский период деятельности Николая Новикова». С января 1946 по 1983 работал на филологическом факультете ЛГУ, сначала был доцентом, с 1957 — профессором на кафедре русской литературы. С 1965 по 1982 избирался заведующим кафедрой.

С 1949 по 1962 год (заявление о разводе опубликовано 3 октября 1961 г.) состоял в браке с поэтессой Ольгой Берггольц.

В 1955 защитил докторскую диссертацию «Радищев и его время». В 1953—1956 был также членом редколлегии серии книг «Библиотека поэта».

В ИРЛИ (Пушкинский Дом) работал с марта 1959 по совместительству в должности старшего научного сотрудника в Отделе пушкиноведения, с ноября 1969 — заведующий Группой по изучению русской литературы XVIII века.

Научные труды

Автор более 200 научных трудов, в том числе 17 книг. Принимал участие в коллективных трудах Института русской литературы: серийных сборниках «XVIII век» (авторская и редакторская работа), «История русской литературы» в 4 т. Т. 1 (Л., 1980); «Письма русских писателей XVIII века» (Л., 1980) и др.

Подготовил ряд изданий русских классиков: К. Н. Батюшкова, Г. Р. Державина, H. M. Карамзина, Н. И. Новикова, А. Н. Радищева, Д. И. Фонвизина.

Адреса в Ленинграде

До конца жизни проживал в Тульском пер. (ныне Тульская ул.), д. 8, кв. 29. Впервые этот домашний адрес зафиксирован в 1961 году в объявлении о разводе, поданном Ольгой Берггольц в газету «Вечерний Ленинград» и опубликованном 3 октября 1961 г..

Библиография

• Список монографий Г. П. Макогоненко // Памяти Георгия Пантелеймоновича Макогоненко: Сб. статей, воспоминаний и документов. СПб., 2000. С. 293.
• Дружинин П. А. Список работ Г. П. Макогоненко // Дружинин П. А., Соболев А. Л. Книги с дарственными надписями в библиотеке Г. П. Макогоненко. М.: «Трутень». 2006. С. 33-59.

Литература

• Муравьёв Д. П. Макогоненко, Георгий Пантелеймонович // Краткая литературная энциклопедия / Гл. ред. А. А. Сурков. — М.: Советская энциклопедия, 1967. — Т. 4: Лакшин—Мураново. — С. 524. — (Энциклопедии. Словари. Справочники). — 111 500 экз. (в пер.)
• Памяти Георгия Пантелеймоновича Макогоненко: Сб. статей, воспоминаний и документов. СПб., 2000.

Ссылки

• [www.lebed.com/2003/art3396.htm О ГЕОРГИИ ПАНТЕЛЕЙМОНОВИЧЕ МАКОГОНЕНКО]
• [www.litrossia.ru/2012/01/06735.html Вячеслав Огрызко. Стонал от сознания своего бессилия] // Литературная Россия. № 01. 13.01.2012.
• [www.ng.ru/subject/2012-04-12/1_makogonenko.html Сергей Дмитренко. Витязь литературоведения: Исполнилось сто лет со дня рождения историка литературы Георгия Макогоненко] // Независимая газета. 12.04.2012.
• Вацуро В. Э. [feb-web.ru/feb/pushkin/serial/ise/ise-3222.htm Г. П. Макогоненко как исследователь Пушкина.] — 1991
• [nekrassov-viktor.com/Books/Nekrasov-Pamiati-Makogonenko.aspx Виктор Некрасов «Памяти Г. П. Макогоненко»]

Отрывок, характеризующий Макогоненко, Георгий Пантелеймонович

– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.