Макри, Эмиль
| Эмиль Макри | |
| рум. Emil Macri | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Принадлежность | |
| Род войск | |
| Звание | |
| Командовал |
II департамент Директората внутренней безопасности Секуритате |
| Сражения/войны |
подавление шахтёрских волнений в долине Жиу, подавление Брашовского восстания, попытка противостояния Румынской революции |
Эмиль Макри (рум. Emil Macri; 9 октября 1927, Галац — 17 апреля 1991, Жилава) — румынский генерал, один из руководителей коммунистической госбезопасности СРР. Начальник экономической контрразведки в системе «Секуритате». Участник подавления рабочих протестов в долине Жиу 1977 и в Брашове 1987. После Румынской революции 1989 арестован, умер в тюрьме.
Содержание
Карьера в «Секуритате»
Окончил среднюю школу. После прихода к власти РКП сделал карьеру в качестве офицера госбезопасности. Отличался коммунистической идеологизированностью и жёсткостью в подавлении оппозиции.
Генеральское звание Эмиль Макри получил при правлении Николае Чаушеску. Осенью 1977 года Макри был одним из организаторов репрессий против участников шахтёрской забастовки в долине Жиу[1]. Спустя десять лет, в ноябре 1987 Макри вместе с генералом Константином Нуцэ руководил подавлением рабочего восстания в Брашове[2].
Чаушеску назначил генерала Макри руководителем II департамента экономической контрразведки ключевого Директората внутренней безопасности Секуритате. На этом посту Макри получил доступ к большим объёмам конфиденциальной информации финансово-экономического характера и компрометирующих материалов. Это осложнило его отношения с Еленой Чаушеску, обеспокоенной доверительными отношениями мужа с начальником экономической контрразведки[3].
Арест после революции
16 декабря 1989 года генерал в составе группы руководителей «Секуритате» был направлен на подавление восстания в Тимишоаре. В его функции входила организация слежки, выявление протестного актива, прослушивание телефонных разговоров, блокирование магистралей, наблюдение в больницах[4]. Взять ситуацию под контроль не удалось. Восстание охватило практически всю страну и перекинулось в столицу. Режим Чаушеску пал в течение десяти дней.
6 января 1990 года Эмиль Макри был уволен в запас в звании генерал-майора. Вскоре он был арестован и обвинён в соучастии в геноциде. В марте Макри предстал перед судом вместе с 20 другими чинами «Секуритате»[5]. Подсудимые обвинялись в убийствах тимишоарских манифестантов и тайном кремировании тел погибших[6]. Макри признавал свою «моральную ответственность» за выполнение преступных приказов Чаушеску, однако утверждал, что его действия в Тимишоаре не были связаны с вооружённым подавлением протестов, а ограничивались обеспечением «информационной безопасности»[7] и проверкой на причастность к событиям иностранных государств.
Смерть в тюремном фургоне
Во время процесса Макри содержался в тюрьме Penitenciarul Bucureşti, расположенной в коммуне Жилава. Он скончался при не вполне ясных обстоятельствах — по некоторым данным, в фургоне при перевозке в тюремную больницу. Медицинское заключение констатировало смерть от сердечного приступа. На 17 апреля 1991 приговор в отношении Макри ещё не был вынесен, дело прекращено в связи со смертью обвиняемого.
Внезапная кончина Эмиля Макри иногда рассматривается в контексте череды «странных смертей» ряда генералов режима Чаушеску[8].
Семейный след в бизнесе и политике
Сын генерала Макри — Виктор Макри — на момент революции имел звание капитана «Секуритате». Вместе с отцом он был уволен в запас. К ответственности не привлекался.
Виктор Макри — известный румынский бизнесмен. В консалтинговой и IT компании SCOP Computers он курировал сферы маркетинга и секьюрити. Существуют экспертные оценки, согласно которым Макри-младший имел серьёзное влияние на таких ведущих политиков, как президент Траян Бэсеску и бывший премьер-министр Адриан Нэстасе[9]. Возможности Виктора Макри во многом объясняются информационной базой экономической контрразведки «Секуритате», унаследованной от отца.
См. также
Напишите отзыв о статье "Макри, Эмиль"
Примечания
- ↑ [blog-of-art.ru/?p=147 Восстание в долине Джиу, или «Колючая исповедь» шахтера]
- ↑ [www.revista22.ro/15-noiembrie-1987-brasov-259.html 15 noiembrie 1987. Brasov]
- ↑ Dennis Deletant. Ceauşescu and the Securitate: Coercion and Dissent in Romania (1965—1989).
- ↑ [www.procesulcomunismului.com/marturii/fonduri/mmioc/curteasup/docs/0217macr.htm Constatări referitoare la Macri Emil]
- ↑ [news.google.com/newspapers?nid=1144&dat=19900303&id=2OkhAAAAIBAJ&sjid=nWMEAAAAIBAJ&pg=5610,780283 21 ex-secret police officers on trial in Romania]
- ↑ [articles.latimes.com/1990-03-02/news/mn-1906_1_secret-police Ex-Romanian Secret Police on Trial : East Bloc: They are among the 21 defendants accused of stealing and burning corpses of 40 protesters]
- ↑ [romanianrevolutionofdecember1989.com/tag/emil-macri-decembrie-1989/ Emil Macri decembrie 1989]
- ↑ [www.romanialibera.ro/special/documentare/oameni-cheie-ai-revolutiei-au-murit-suspect-113939 Oameni-cheie ai Revolutiei au murit suspect]
- ↑ [forum.realitatea.net/showthread.php?t=16561 Securistul Emil Macri — liantul dintre Basescu si Nastase]
Отрывок, характеризующий Макри, Эмиль
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
