Максимилиан I (император Мексики)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Максимилиан (император Мексики)»)
Перейти к: навигация, поиск
Максимилиан I
нем. Ferdinand Maximilian Joseph von Habsburg, Maximilian I<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

Император Мексики
10 апреля 1864 — 19 июня 1867
Коронация: 10 июня 1864
Предшественник: титул восстановлен;
Агустин I
Преемник: титул упразднён;
Вице-король Ломбардо-Венеции
4 июля 1857 — 12 сентября 1859
Монарх: Франц Иосиф I
Предшественник: Йозеф Радецкий
Преемник: титул упразднён
 
Вероисповедание: Католицизм
Рождение: 6 июля 1832(1832-07-06)
Вена
Смерть: 19 июня 1867(1867-06-19) (34 года)
Керетаро, Мексика
Место погребения: Императорский склеп
Род: Габсбурги
Отец: Франц Карл, эрцгерцог Австрийский
Мать: София Баварская
Супруга: Шарлотта Бельгийская
Дети: нет
 
Монограмма:
 
Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Максимилиан I, Фердинанд Максимилиан Иосиф фон Габсбург (нем. Ferdinand Maximilian Joseph von Habsburg, Maximilian I; 1832, Вена — 1867, близ Керетаро, Мексика) — эрцгерцог Австрийский, император Мексики с 10 апреля 1864 по 15 мая 1867 под именем Максимилиана I (исп. Emperador Maximiliano I de México). Младший брат австрийского императора Франца Иосифа.

Максимилиан I был последним монархом Мексики.





Биография

Максимилиан родился 6 июля 1832 года в Вене. Военную службу проходил на флоте. В 1854 году, в возрасте 22 лет, стал главнокомандующим австрийским флотом. В связи с тем, что он любил флот, в его лице австрийский флот получил мощного сторонника в австрийской императорской фамилии. Он провёл много реформ флота и организовал военно-морские базы в Триесте и Поле. По его инициативе в 1857—1859 годах была организована научная экспедиция, в ходе которой фрегат «Новара» стал первым австрийским кораблём, совершившим кругосветное путешествие.

В 1857 году Максимилиан стал вице-королём Ломбардии-Венеции. В том же году он вступил в брак с бельгийской принцессой Шарлоттой (18401927), дочерью бельгийского короля Леопольда I. В качестве австрийских наместников они поселились в Милане. В 1859 году император Франц-Иосиф, возмущённый либеральной политикой Максимилиана, сместил его с поста вице-короля. Так как Австрия вскоре почти полностью потеряла свои владения в Северной Италии, то супруги поселились на вилле Мирамаре близ Триеста. Детей у супругов не было. Впоследствии Максимилиан и Шарлотта усыновили внуков императора Агустина Итурбиде чтобы подчеркнуть преемственность режима, однако передача им короны не предусматривалась — во время вывода французских войск в 1866 году Максимилиан, колеблясь между отречением и продолжением борьбы, обратился к своему брату Карлу Людвигу с просьбой уступить императорскую корону одному из его сыновей. После того как он отказался, рассматривал младшего брата Людвига Виктора, однако в конечном итоге из-за падения режима все эти планы оказались неосуществленными, а усыновления потеряли силу.

При поддержке французского императора Наполеона III, эрцгерцог получил титул и корону Императора Мексики. 10 июля 1863 года собравшаяся в Мехико Ассамблея нотаблей провозгласила Мексиканскую империю и предложила престол Максимилиану Габсбургу. Делегатам, явившимся к нему в Мирамаре, Максимилиан ответил, что приглашение должно быть подтверждено всенародным плебисцитом. В итоге, 6 млн. 400 тыс. мексиканцев (из 8 млн. 600 тыс.) высказались за Максимилиана.

В апреле 1864 года Максимилиан официально заявил о согласии принять Мексиканскую корону. 14 июня 1864 года император торжественно въехал в Мехико. На высоком холме Чапультепек Максимилиан I воздвиг величественный дворец. Из уважения и признательности к Наполеону III, он украсил свою новую резиденцию бюстом Наполеона I. Кроме Франции, хорошие отношения сложились у Мексиканской империи с сопредельными Конфедеративными Штатами Америки (КША). В самом скором времени Максимилиан столкнулся с противодействием со стороны республиканцев во главе с Бенито Хуаресом. Максимилиан написал Хуаресу письмо с предложением объединить усилия в выводе страны из кризиса.

Император и на деле продолжил либеральный курс республиканцев, вопреки интересам консервативных сил, которые «пригласили» его занять императорский трон. В декабре 1864 года Максимилиан подтвердил национализацию церковных имуществ и все остальные антицерковные законы Хуареса. Были декларированы свобода печати, амнистия сложившим оружие республиканцам и даже обязательное среднее образование. Создана комиссия по изучению нужд коренного населения. Пеоны объявлены полноправными гражданами империи. Отменялась оплата труда пряностями. Кроме того, в 1865 году император издал закон, отменивший крайности закона Лердо. А именно: за индейскими общинами было признано право на совместное владение землёй.

Максимилиану не удалось убедить республиканцев сложить оружие. А после окончания Гражданской войны в США Соединённые Штаты начали активную помощь правительству Хуареса. С другой стороны, в апреле 1865 года мексиканскую границу пересекла кавалерийская бригада конфедератов, под командованием генерала Д. Шелби, побеждённая, но не сломленная. Однако, опасаясь эскалации конфликта с США, Максимилиан не осмелился принять кавалеристов-дикси к себе на службу. Бригада Шелби была расформирована[1]. Максимилиан охотно предоставлял южанам политическое убежище, однако на службу их брал лишь в индивидуальном порядке. В частности — морского офицера и известного океанографа Мэтью Мори. Будучи назначен имперским комиссаром по иммиграции, Мори основал в Мексике города Карлотта (Carlotta) и Ново-Виргинская колония (Colônia de Nova Virgínia), в которых расселил своих земляков-виргинцев и других беженцев-южан.

Наполеон III был вынужден отозвать Французский экспедиционный корпус из Мексики. Процесс вывода завершился в марте 1867 г., после чего участь Максимилиана была решена. Максимилиан попытался организовать собственную армию, но без особого успеха. В поиске поддержки консервативных вооружённых сил Максимилиан согласился с многими их требованиями и одобрил расстрел на месте мятежных республиканцев, пойманных с оружием в руках (3 октября 1865 года)[2]. С остатками своей армии он был окружён под Керетаро. После 71-дневной обороны один из полковников сдал свой участок фронта, император был захвачен в плен. Несмотря на просьбы всех европейских монархов, президента США Эндрю Джонсона, Дж. Гарибальди и Виктора Гюго, Хуарес, в соответствии с законным порядком, оставил судьбу Максимилиана в руках военного суда, который приговорил к смерти «Максимилиана Габсбурга, называющего себя императором Мексики», вместе с оставшимися до конца ему верными генералами Мигелем Мирамоном и Томасом Мехиа (англ.). 19 июня 1867 года они были расстреляны на холме Лас-Кампанас.

Тело Максимилиана было доставлено на французском военном корабле в Европу, привезено в Вену и захоронено в Императорском склепе венской Капуцинеркирхе.

Награды

Титул

Por la gracia del Dios y la voluntad de la gente, Emperador de México («Божьей милостью и волей народа, Император Мексики»).

Иллюстрации

Предки

Предки Максимилиана I
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
16. Франц I Стефан
 
 
 
 
 
 
 
8. Леопольд II
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
17. Мария Терезия
 
 
 
 
 
 
 
4. Франц II
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
18. Карл III (король Испании)
 
 
 
 
 
 
 
9. Мария Луиза Испанская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
19. Мария Амалия Саксонская
 
 
 
 
 
 
 
2. Франц Карл
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
20. Карл III (король Испании) (=18)
 
 
 
 
 
 
 
10. Фердинанд I (король Обеих Сицилий)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
21. Мария Амалия Саксонская (=19)
 
 
 
 
 
 
 
5. Мария Тереза Бурбон-Неаполитанская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
22. Франц I Стефан (=16)
 
 
 
 
 
 
 
11. Мария Каролина Австрийская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
23. Мария Терезия(=17)
 
 
 
 
 
 
 
1. Максимилиан I
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
24. Христиан III Пфальц-Цвейбрюккенскй
 
 
 
 
 
 
 
12. Фридрих Михаэль Пфальц-Биркенфельдский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
25. Каролина Нассау-Саарбрюккенская
 
 
 
 
 
 
 
6. Максимилиан I
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
26. Йозеф Карл Зульцбахский
 
 
 
 
 
 
 
13. Мария Пфальц-Зульцбахская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
27. Елизавета Пфальц-Нойбургская
 
 
 
 
 
 
 
3. София Баварская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
28. Карл Фридрих Баденский
 
 
 
 
 
 
 
14. Карл Людвиг Баденский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
29. Каролина Луиза Гессен-Дармштадтская
 
 
 
 
 
 
 
7. Каролина Баденская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
30. Людвиг IX Гессен-Дармштадтский
 
 
 
 
 
 
 
15. Амалия Гессен-Дармштадтская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
31. Генриетта Каролина Пфальц-Биркенфельдская
 
 
 
 
 
 

Напишите отзыв о статье "Максимилиан I (император Мексики)"

Примечания

  1. E. A. Davis Fallen Guiden. The Forgotten Saga of General Jo Shelby's Confederate Command. - Santa Fe, 1962.
  2. [www.presidencia.gob.mx/mexico/sabiasque/?contenido=21392&imprimir=true Исторические своды на странице Федерального правительства Мексики]

Ссылки

  • Максимилиан I: тематические медиафайлы на Викискладе
  • [www.casaimperial.org/ Imperial House of Mexico]
  • [www.cmmayo.com/maximilian.html C.M. Mayo’s Maximilian Page]
  • [www.archive.org/details/recollectionsofm01maxiuoft Recollections of my life by Maximilian I of Mexico Vol. I at archive.org]
  • [www.archive.org/details/recollectionsofm02maxiuoft Recollections of my life by Maximilian I of Mexico Vol. II at archive.org]
  • [www.archive.org/details/recollectionsofm03maxiuoft Recollections of my life by Maximilian I of Mexico Vol. III at archive.org]

Отрывок, характеризующий Максимилиан I (император Мексики)

– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.