Максимин II Даза

Гай Галерий Валерий Максимин Даза лат. Gaius Galerius Valerius Maximinus Daia<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Бюст Максимина Дазы</td></tr>
Римский император
305 — 313
Предшественник:	Констанций Хлор и Галерий
Преемник:	Константин, Лициний
Вероисповедание:	Древнеримская религия
Рождение:	20 ноября 270(0270-11-20) Иллирик
Смерть:	313(0313) Тарс
Мать:	сестра Галерия
Дети:	несколько дочерей

Гай Галерий Валерий Максимин Даза (лат. Gaius Galerius Valerius Maximinus Daia, 270—313), вошедший в историю под именем Максимин II Даза (или Дайа) — римский император в 305—313 годах.

Максимин носил следующие титулы: Цезарь — с 1 мая 305 года, Август — с мая 309 года, трибунскую власть получил с 1 мая 305 года. Консулом был в 307, 311, 313 годах.

Биография

Максимин родился в Иллирике 20 ноября 270 года. Он был сыном сестры Галерия, сначала служил пастухом, но потом был усыновлён дядей, который обеспечил его быстрое продвижение на военной службе, где Максимин дослужился до должности военного трибуна. После добровольного отказа Диоклетиана и Максимиана от императорской власти в 305 году, Даза был провозглашён цезарем. Он принял имя Гая Галерия Валерия Максимина и обручил свою младшую дочь с сыном Галерия, получив во владение некоторые окраинные восточные провинции и Египет.

Максимин с особой жестокостью продолжал преследования христиан. В своём первом указе, который был выпущен в 306 году, он требовал от наместников принуждать всех мужчин, женщин и детей приносить жертвы языческим богам. В Антиохии и в Сирии и Иудее он лично проверял исполнение этого приказа. Затем на некоторое время гонения прекратились, но в 309 году Максимин возобновил их. Новые гонения отличались небывалой жестокостью. Все, включая даже грудных младенцев, должны были совершать публичные жертвоприношения и поедать плоть жертвенных животных, кровью которых надо было окроплять всякий продаваемый на рынке товар.

В промежутке между этими двумя указами Максимина постигло разочарование, так как на совещании в Карнунте в 308 году, на котором присутствовали все признанные руководители Империи, он рассчитывал получить титул августа. Галерий отказал ему в этом и назначил на этот пост своего товарища Лициния. Даза, как и Константин, выразил недовольство и заявил, что это назначение было сделано несправедливо. Галерий пытался успокоить их, присвоив им новый почётный титул «сыновей августа», но Максимину этого было недостаточно, и в 310 году он, при содействии восточных войск, провозгласил себя августом.

Галерию ничего не оставалось делать, как уступить племяннику, а спустя год он скончался. Тогда Максимин занял Малую Азию и дошёл на северо-западе до Босфора. Готовое войско Лициния стояло по ту сторону пролива, но противники согласились на время разграничить территорию на основе существующих границ. В то же время оба развернули дипломатическую активность, стремясь помимо всего прочего заручиться поддержкой различных претендентов на престол; Максимин начал новые гонения. О смягчении отношения к христианам речь не шла. Хоть он и принимал участие в составлении предсмертного указа Галерия о терпимости к христианству, но шесть месяцев спустя вновь вернулся к прежней религиозной политике, которая весьма умело подкреплялась распространением подложных антихристианских документов. Даза хотел создать обновлённую языческую религию с жрецами поделёнными на классы. Но победа Константина над его союзником Максенцием в битве у Мульвийского моста помешала воплощению этих планов, так как на следующий день после сражения Константин отправил Максимину письмо с требованием прекратить преследования христиан. Тот с неохотой подчинился и дал новое указание наместникам не принуждать население к насильственному поклонению языческим богам.

Зимой 312/13 года для Максимина наступил неудачный период, который проявился в скудном урожае, жестоком голоде и эпидемии, охватившей все его восточные владения. Более того, требовались принять неотложные меры против шаек грабителей, по вине которых ощущался недостаток продовольствия в Карии. Нужно было также усмирить армян, которые воспротивились его попыткам навязать им языческую религию. Будучи не в силах одолеть Константина, Максимин решил при первой же возможности напасть на другого врага, Лициния. Благоприятный момент, казалось бы наступил, так как Константин был в Германии и не мог сразу прийти на помощь Лицинию. В 313 году, до наступления весны, Максимин прошёл по заснеженной Малой Азии, переправился через Босфор и принудил к сдаче Византий. Лициний выступил ему навстречу. 1 мая состоялось решающее сражение на Чистых полях во Фракии. Хотя семидесятитысячное войско Максимина более чем в два раза превосходило силы противника, его утомлённые долгим переходом солдаты потерпели сокрушительное поражение. Сам Максимин бежал, переодевшись рабом. В Никомедии он наказал жрецов, которые пророчили ему победу. После этого, спасаясь от приближающейся армии Лициния, он отступил за Таврские горы. Но в Тарсе он неожиданно заболел и умер в 313 году.

Христианские авторы описывают, что перед кончиной Максимин ослеп и превратился в живой скелет. Они также обвиняют его в беспримерной грубости, жестокости и пьянстве.

Литература

• Jones, A. H. M. Galerius Valerius Maximinus 12 // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971. — Vol. I : A.D. 260–395. — P. 579. — ISBN 0-521-07233-6 [2001 reprint].
• [www.roman-emperors.org/daia.htm DiMaio, Michael, «Maximinus Daia (305—313 A.D.)», De Imperatoribus Romanis]

Отрывок, характеризующий Максимин II Даза

– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.