Максимович, Иван Петрович (переводчик)
| Иван Петрович Максимович | |
| Дата смерти: | |
|---|---|
| Место смерти: | |
| Род деятельности: | |
Ива́н Петро́вич Максимо́вич (ум. 1 (12) декабря 1732, Москва) — русский переводчик и лексикограф. Племянник митрополита Иоанна Максимовича.
Закончив в начале XVIII века Киево-Могилянскую академию, работал писарем нежинского полка. Был доверенным лицом гетмана Мазепы, входил в состав посольства, направленного казаками в Константинополь. В 1714 году был амнистирован Петром I и поселился в Москве, где благодаря Стефану Яворскому стал переводчиком при Московской типографии.
В 1724 году Максимович закончил работу над латинско-русским словарём, предназначенным для школьного употребления. При его составлении Максимович пользовался латино-польским словарём Кнаппа и словарём Епифания Славинецкого. Словарь был напечатан к коронации императрицы Екатерины I. Другой труд Иоанна («Описание типографской библиотеки») остался незаконченным.
В 1726 году опять вспомнили о его участии в измене Мазепы и он был отрешён от должности.
Напишите отзыв о статье "Максимович, Иван Петрович (переводчик)"
Литература
- Пекарский. Наука и лит. Т. 1 (1862);
- Максимович И. Сб. сведений о роде Максимович. Рига, 1897;
- Костомаров Н. И. Мазепа и мазепинцы. СПб., 1905;
- Horbatsch O. Ivan Maksymovyč, ein verkannter ukrainischer Lexikograph des 18. Jahrhunderts und sein Wörterbuch // The Annals of the Ukrainian Academy of Arts and Sciences in the U.S. 1960. Vol. 8;
- Николаев С. И. Лит. занятия Ивана Максимовича // Тр. Отд. древне-рус. лит. Л., 1985. Т. 40;
- Николаев С. И. «Лексикографическая» эпиграмма Феофана Прокоповича // Рус. речь. 1995. № 5.
Ссылки
- [lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=1008 Статья в Словаре русских писателей XVIII века]
|
Это заготовка статьи о писателе России. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Максимович, Иван Петрович (переводчик)
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
