Кашулинский, Максим Владимирович

Максим Владимирович Кашулинский
Дата рождения:	1973(1973)
Место рождения:	Рыбинск
Род деятельности:	генеральный директор Slon.ru, генеральный директор журнала «Большой город»

Макси́м Влади́мирович Кашули́нский — генеральный директор и руководитель портала Slon.ru с марта 2011 года, исполняющий обязанности гендиректора ООО «Большой город» с января 2012 года. Ранее — главный редактор российской версии журнала Forbes (2004—2011 годы), редактор российской версии журнала Forbes (2003 год), шеф-редактор журнала «Компания» (2002—2003 годы), редактор, заместитель главного редактора газеты «Ведомости» (1999—2002 годы), заместитель главного редактора журнала «Компания» (1997—1999 годы), корреспондент газеты «Сегодня» (1996—1997 годы).

Биография

Кашулинский родился в 1973 году в городе Рыбинске Ярославской области. Его отец, Владимир Лаврентьевич (1950—2005), упоминался в СМИ как депутат государственного собрания (курултая) республики Башкортостан, член Комитета по образованию, науке, культуре, спорту, туризму и делам молодежи, руководитель фракции «Единая Россия» в госсобрании Башкирии. В 1995 году Кашулинский окончил философский факультет Московского государственного университета имени Ломоносова.

Карьера

Карьеру журналиста Кашулинский начал в 1994 году, он работал в информационном агентстве Skate. В 1996—1997 годах Кашулинский был корреспондентом отдела «Бизнес» газеты «Сегодня». СМИ указывали, что позднее он работал шеф-редактором журнала «Компания», занимал должности заместителя главного редактора — редактора отдела «Потребительский рынок» газеты «Ведомости».

Работа в Axel Springer Russia

В сентябре 2003 года Кашулинский начал работать в издательском доме Axel Springer Russia — российском подразделении немецкого концерна Axel Springer AG. В 2004 году ИД начал издавать два журнала на русском языке — ежемесячный деловой журнал Forbes и еженедельный общественно-новостной журнал Newsweek.

Работа в журнале Forbes

Кашулинский занял должность шеф-редактора журнала Forbes. Издатель русского Forbes Леонид Бершидский называл Кашулинского «правой рукой Пола» — американского гражданина Пола Хлебникова, назначенного главным редактором русской версии журнала в 2004 году. Пилотный номер русского Forbes вышел в марте, а уже в мае в нём был опубликован список 100 самых богатых граждан России. СМИ указывали, что многие фигуранты этого списка остались им недовольны, однако до открытых конфликтов и угроз дело не дошло. Незадолго до своей гибели Хлебников говорил, что русский Forbes уже встал на ноги, и собирался осенью возвращаться в США. Хлебников был убит 9 июля 2004 года. Несколько дней спустя Бершидский заявил, что журнал всё равно будет выходить в России. Он указал, что шеф-редактор Forbes Кашулинский, вероятнее всего, займёт пост главного редактора издания. Сам Кашулинский отмечал, что не имеет представления о том, почему убили его коллегу. 30 августа 2004 года ИД Axel Springer Russia объявил о назначении Кашулинского главным редактором русской версии журнала Forbes. Комментируя это событие, Бершидский говорил о Кашулинском как об «опытнейшем деловом журналисте, знающем бизнес изнутри и обладающем сильной интуицией». По его словам, концепцию русского Forbes Хлебников разрабатывал вместе с Кашулинским. После своего назначения Кашулинский отметил, что редактировать Forbes в России — большая честь для него. Forbes, по его словам, «будто специально создан для российского рынка», поскольку «он поддерживает предприимчивость, критикует некомпетентность и даёт самые передовые идеи для бизнеса». Ряд сетевых СМИ отмечали, что, вопреки ожиданиям, в сентябрьском номере Forbes за 2004 год — первом номере журнала после смерти Хлебникова — не было упоминаний о его гибели.

1 декабря 2006 года разразился скандал, в ходе которого Кашулинский подал заявление об отставке. Axel Springer Russia отказался печатать историю самой богатой женщины России, супруги мэра Москвы — Елены Батуриной, пустив под нож весь тираж декабрьского Forbes. Гендиректор Axel Springer Russia Регина фон Флемминг издала приказ о замене главного материала номера переводным текстом. На официальном сайте издателя сообщалось, что приостановка производства декабрьского номера была связана с тем, что «в случае с главной историей журнала… не были соблюдены принципы журналистской этики». Axel Springer утверждал, что на обложку номера была вынесена искаженная цитата из интервью Батуриной, которая могла ввести читателей в заблуждение. Ряд сотрудников журнала свидетельствовали, что причиной конфликта стала сама статья. Кашулинский также утверждал, что редакция оперативно исправила обложку, однако издатель всё равно решил пустить под нож декабрьский тираж — из-за этого он и подал заявление об отставке. «Ведомости» писали, что представители «Интеко» — компании, принадлежащей Батуриной, — грозили издателю исками о защите деловой репутации и Кашулинскому было известно о подготовленном иске. Сам он отмечал, что суммы претензий в нём не было, но в качестве обеспечительных мер представители «Интеко» предлагали суду наложить арест на весь тираж журнала и запретить публикацию статьи в Интернете. В свою очередь американский Forbes потребовал, чтобы Axel Springer немедленно выпустил текущий номер в том виде, в каком он был напечатан.

4 декабря 2006 года СМИ сообщили о том, что конфликт, связанный с публикацией материала о Батуриной в журнале Forbes, исчерпан. Декабрьский номер вышел, причём, несмотря на то что в связи с «издержками» он стал дороже на 20 процентов, его продажи шли очень хорошо. Главный редактор Forbes остался на своём посту. В совместном заявлении выразили сожаление: руководство Axel Springer AG и Axel Springer Russia — в связи с тем, что «объяснения причин задержки выхода декабрьского номера могли вызвать подозрения в несоответствии работы редакции высочайшим стандартам журналистики», а редакция Forbes — в связи с тем, что «после этого ей пришлось публично усомниться в приверженности Axel Springer принципам независимой журналистики».

В начале февраля 2007 года «Ведомости», ссылаясь на адвоката Кашулинского и редакции русского Forbes Александра Добровинского, сообщили о судебных исках компании «Интеко» к журналу и его главному редактору. Иски были поданы в разные суды: к Кашулинскому «О распространении не соответствующих действительности сведений, порочащих деловую репутацию» — в Чертановский суд Москвы, а «Об опровержении не соответствующих действительности сведений, порочащих деловую репутацию, и взыскании нематериальных убытков, причинённых в результате распространения данных сведений» к редакции русской версии журнала Forbes — в Московский арбитражный. Как сообщил «Ведомостям» пресс-секретарь «Интеко» Геннадий Теребков, сумма каждого из исков составила 106 500 рублей (по 1 рублю за каждый экземпляр декабрьского выпуска журнала Forbes).

21 марта 2007 года Чертановский суд Москвы удовлетворил иск «Интеко» к Кашулинскому, взыскав с главного редактора русской версии журнала Forbes 109 165 рублей (а не в 106 500 рублей, так как в 2 665 рублей были оценены судебные издержки компании Батуриной). Адвокат Добровинский заявил, что намерен обжаловать данное решение в Мосгорсуде. 15 мая 2007 года Мосгорсуд отказал Кашулинскому в рассмотрении его просьбы о признании решения решения Чертановского суда незаконным. После оглашения судебного вердикта Добровинский заявил о намерении «дойти до Страсбурга и привлечь на нашу сторону все „Форбсы“ мира».

В ноябре того же года девятый апелляционный арбитражный суд Москвы признал претензии Батуриной необоснованными, однако та подала апелляцию, и в январе 2008 года тот же суд вынес решение в пользу Батуриной и потребовал от Axel Springer опубликовать опровержение статьи и выплатить компенсацию в размере 106,5 тысяч рублей. В апреле Axel Springer отказались от кассационной жалобы и решили выплатить компенсацию Батуриной. Также была достигнута договорённость о том, что Forbes не будет публиковать опровержение статьи.

После инцидента с этим выпуском Forbes ходили слухи, что Axel Springer продаст свои журналы (возможным покупателем называли издательский дом «Коммерсантъ»), однако, по состоянию на июль 2009 года, русские версии Newseek и Forbes оставались в собственности компании, Кашулинский — главным редактором Forbes, а Флемминг — главой Axel Springer Russia.

Работа в Slon.ru

В марте 2011 года Кашулинский был назначен генеральным директором и руководителем портала Slon.ru (после его ухода из редакции российского Forbes исполняющим обязанности главного редактора журнала стал Кирилл Горский, а с мая главредом стала Елизавета Осетинская). Первоочередной задачей Кашулинского на новом посту СМИ называли поиск нового главного редактора Slon.ru. В том же месяце на эту должность был назначен Юрий Сапрыкин, бывший редакционный директор ИД «Афиша», однако в августе 2011 года он ушёл, а новым главным редактором Slon.ru был назначен Андрей Горянов, ранее занимавший аналогичное место в журнале «Финанс.».

В январе 2012 года Кашулинский был назначен исполняющим обязанности гендиректора ООО «Большой город», выпускающим одноимённый журнал, не оставив при этом работы над порталом Slon.ru. Издания входили в одну медиагруппу.

Примечания

• При написании этой статьи использовался [www.lenta.ru/lib/14173628/ материал] (текст в Викитеке) из «Лентапедии», доступный по лицензии Creative Commons [creativecommons.org/licenses/by-sa/3.0/deed.ru BY-SA 3.0 Unported].

Ссылки

• [runetologia.podfm.ru/296 Кашулинский, Максим Владимирович] // Аналитическая программа «Рунетология»

Отрывок, характеризующий Кашулинский, Максим Владимирович

По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.