Шелер, Макс

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Макс Шелер»)
Перейти к: навигация, поиск
Макс Шелер
Max Scheler

Макс Шелер
Дата рождения:

22 августа 1874(1874-08-22)

Место рождения:

Мюнхен, Королевство Бавария, Германская империя

Дата смерти:

19 мая 1928(1928-05-19) (53 года)

Место смерти:

Франкфурт-на-Майне, Германская империя

Школа/традиция:

феноменология

Испытавшие влияние:

Эдит Штайн

Макс Ше́лер (нем. Max Scheler; 22 августа 1874, Мюнхен, Королевство Бавария, Германская империя — 19 мая 1928, Франкфурт-на-Майне, Германская империя) — немецкий философ и социолог, один из основоположников философской антропологии.





Биография

Родился 22 августа 1874 года в Мюнхене в семье последовательницы ортодоксального иудаизма Софии Шелер (1844—1915) и протестанта Готлиба Шелера (1831—1900). В 1894 заканчивает мюнхенскую гимназию. В 1894/1895 изучает медицину, философию и психологию в Мюнхенском университете. Затем переводится в Берлинский университет, где изучает социологию и философию у Г. Зиммеля и В. Дильтея. В 1896/1897 году изучает философию у Р. Ойкена и О. Либмана, национальную экономию у И. Пиерстофа и географию у Ф. Регеля. В декабре 1897 под руководством Рудольфа Эйкена защищает диссертацию на тему «Введение в установление отношений между логическими и этическими принципами», которая в 1899 году была издана в Йене. В 1899 после стажировки в университете Гейдельберга проходит габилитацию в Йене.

20 сентября 1899 официально принимает католичество. 2 октября 1899 женится на Амелии Оттилии.

В 1900—1905 работает в Йенском университете в звании приват-доцента. В январе 1902 впервые встречается с Э. Гуссерлем в Галле.

23 декабря 1906 года в семье Шелеров рождается сын Вольфганг.

В 1906 Шелер — приват-доцент в университете Мюнхена. В 1907—1910 активно сотрудничает с мюнхенскими и геттингенскими феноменологами.

В мае 1910 из-за скандала по поводу поведения, недостойного преподавателя университета, Шелер лишается должности приват-доцента и становится приглашённым лектором. В 1910—1911 переезжает в Геттинген и сотрудничает в основанном Гуссерлем «Геттингенском философском обществе».

В 1912 разводится с Амелией Оттилией и женится на Марии Фуртвенглер (1891—1971), дочери археолога Адольфа Фуртвенглера.

В том же году в «Журнале по психопатологии» публикуется его работа «О ресентименте и моральной оценке», переизданная затем в расширенном виде под названием «Ресентимент в структуре моралей» в сборнике 1915 года «Избранные трактаты и статьи». В 1913—1928 вместе с А. Пфендером, М. Гейгером и А. Райнахом редактирует «Ежегодник по философии и феноменологическим исследованиям».

В 1913 издаёт книгу «К феноменологии и теории симпатии и о любви и ненависти», переработанную и изданную в 1923 году под названием «Сущность и формы симпатии». Также в 1913 году в «Ежегоднике по философии и феноменологическим исследованиям» публикуется первая часть фундаментальной работы Шелера «Формализм в этике и материальная этика ценностей». В 1914 публикуется исследование «Феноменология и теория познания».

В 1915 Шелер издаёт работу «Гений войны и немецкая война». В 1916 публикуются вторая часть «Формализма в этике», работы «Война и возрождение» и «Ordo amoris». В 1917 выходит трактат «Причины ненависти к немцам».

В 1919 Шелер становится одним из директоров Института социологии и социальных наук Кёльнского университета. В 1919—1928 годах Шелер — профессор этого университета.

В 1920 знакомится с Марией Шеей /Scheu/ (1892—1969), на которой он женится в 1924 году и от которой 28 мая 1928 года, уже после смерти Шелера, родится его сын Макс Георг. Мария Шелер станет редактором Собрания сочинений Макса Шелера.

В 1921 году выходит сборник его работ «О вечном в человеке». В 1922 публикуется работа «Современная немецкая философия».

В 1923 разводится с Марией Фуртвэнглер. В том же году публикуются «Сочинения по социологии и теории мировоззрения». В 1924 выходит работа «Проблемы социологии знания». В 1926 публикуется книга «Формы знания и общество». В 1927 Шелер читает в Дармштадте в «Школе мудрости» доклад «Особое положение человека», затем переработанный и получивший название «Положение человека в космосе». В 1928 году Шелер получает приглашение на должность профессора философии и социологии Франкфуртского университета и переезжает во Франкфурт. Умер во Франкфурте-на-Майне 19 мая 1928 года. Похоронен в Кельне на Южном кладбище.

Творчество Шелера принято разделять на два этапа. Первый этап охватывает период между 1897 и 1920—1922 годами. В это время Шелер исследует вопросы этики, чувств, религии, политической философии. Во второй период, с 1920—1922 по 1928 годы, Шелер предлагает трактовку Божества как незавершённого, становящегося вместе со становлением космоса и человеческой истории[1]. В работе «Положение человека в Космосе» (1928) предлагается «грандиозное видение постепенного самостановящегося объединения человека, Божества и мира. У этого сходящегося процесса есть две полярности: разум, или дух, с одной стороны, и порыв — с другой. Идеи разума, или духа, бессильны, если они не вступают в практику, или не реализуются в жизни и практических ситуациях, которые созданы порывом и человеческими побуждениями. (…) Люди, однако, метафизически „вне“ космоса, вследствие способности делать своим объектом всё от атома до самого космоса»[2].

Философская антропология

Главной задачей философской антропологии Шелер считал раскрытие сущности человека, то есть ответ на вопрос: что есть человек? «И религии и философемы, — писал он, — до сих пор старались говорить о том, каким образом и откуда возник человек, вместо того чтобы определить, что он есть». При этом Шелер отчётливо осознавал сложность нахождения ответа на этот вопрос, поскольку «человек столь широк, ярок и многообразен, что все его определения оказываются слишком узкими».[3]

В философии позднего Шелера речь идёт о двойственной основе сущего (ens per se), состоящей из энергетически самостоятельного, мощного «порыва» и бессильного «духа». Для ens per se, по Шелеру, характерно то, что поток действующих в нём сил идёт снизу вверх: каждая высшая форма бытия опирается на энергию низших форм. Противоположность «порыва и духа» предстаёт в учении Шелера как полярная противоположность онтологически изначальных потенций, которые встречаются в человеке. Понятие «порыва» охватывает хаотические силы неорганической природы и поток «жизни», а также экономические, политические и демографических аспекты истории. Понятие «духа» обозначает высшие идеальные, эмоционально-ценностные формы бытия как в личностных измерениях, так и в более широком плане содержания культуры. «Центр актов, — говорит Шелер, — в котором дух проявляется в области конечного бытия, мы хотим обозначить понятием личности, радикально отличным от всех функциональных центров „жизни“, которые при рассмотрении их изнутри называются „душевными центрами“».[3]

Трансцендирование за пределы «жизни» — наиболее существенный признак человеческого бытия, при этом у позднего Шелера человек устремлён к реализации своего собственного сущностного начала, в измерениях которого божественное сливается с человеческим; божество в этом философском учении мыслится как становящееся в человеке и человечестве, человек понимается не как творение Бога, а как «соавтор» (Mitbildner) великого синтеза изначальных онтологических потенций.[3]

Глубинную сущность способности человеческого духа к дистанцированию от действительности Шелер находит в актах «идеирующей абстракции», в них человеческий дух восходит в царство чистых сущностей, проникает в последние основания бытия.[3]

Деятельность «духа», по Шелеру, опирается на силу инстинктов, поставленных «духом» себе на службу, сам по себе «дух» бессилен. Самые возвышенные идеи остаются нереализованными, если они не опираются на энергию инстинктов. «Дух» должен не отрицать инстинкты, а вовлекать их в сферу своего действия.[3]

Однако в «порыве» Шелер видел также великое начало бытия; силы жизни вносят яркое многообразие в реальное существование человека. По Шелеру, эти две стихии не могут полностью слиться в процессе осуществления их синтеза.[3]

Жизнь есть поток переживаний. В его основании лежит порыв как стремление (влечение); влечение детерминирует сменяемость переживаний[4].

Сочинения

  • «Die transzendentale und die psychologische Methode», 1900
  • Versuche einer Philosophic des Lebens. Nietzsche — Dilthey — Bergson. — 1913
  • «Der Genius des Krieges und der deutsche Krieg», 1915
  • «Krieg und Aufbau», 1916
  • «Von Ewigen im Menschen», 1921
  • «Wesen und Formen der Sympathie», 1923
  • «Schriften zur Soziologie und Weltanschauungslehre», 1923—1924
  • «Die Formen des Wissens und die Bildung», 1925
  • «Die Wissensformen und die Gesellschaft», 1926
  • «Die Stellung des Menschen im Kosmos», 1928
  • «Zur Ethik und Erkenntnislehre», 1933

Напишите отзыв о статье "Шелер, Макс"

Примечания

  1. [www.maxscheler.com/scheler2.shtml#2-Synopsis 2. Synopsis of his Thought] // Max Scheler
  2. Manfred S. Frings. Max Scheler // Encyclopædia Britannica.
  3. 1 2 3 4 5 6 Чухина Л. А. [anthropology.rinet.ru/old/library/sheler12.htm Человек и его ценностный мир в феноменологической философии Макса Шелера]. anthropology.rinet.ru. Проверено 26 марта 2015.
  4. Философская антропология..., 2011, с. 53—57.

Литература

На русском языке

  • Шелер М. О социологии позитивной науки // Социс, 1984, № 4.
  • Шелер М. [anthropology.ru/ru/texts/scheler/stellung_1.html Положение человека в Космосе] (пер. А. Ф. Филиппова) // Проблема человека в западной философии: Переводы / Сост. и послесл. П. С. Гуревича; Общ. ред. Ю. Н. Попова. — М.: Прогресс, 1988. — С. 31—95.
  • Шелер М. О феномене трагического // Проблемы онтологии в современной буржуазной философии. / Отв. ред. Т. А. Кузьмина. — Рига: «Зинатне», 1988. — С. 298—317. — ISBN 5-7966-0003-6
  • Шелер М. [www.musa.narod.ru/sheler3.htm Человек и история] // Человек: образ и сущность: (Гуманитарные аспекты). Ежегодник. — М., 1991. — С. 133—159.
  • Шелер М. Формы знания и образование // Человек. — 1992, № 4, с. 85—96; № 5, с. 63—75.
  • Шелер М. Человек и история // THESIS: Теория и история экономических и социальных институтов и систем. — 1993.— Т. 1, № 3. — С. 132—154.
  • Шелер М. Ordo amoris // Трактаты о любви / РАН, Ин-т философии, Центр этич. исслед.; Сост. О. П. Зубец. — М.: Институт философии РАН, 1994. — С. 77—100.
  • Шелер М. Избранные произведения / Пер. с нем.; сост., науч. ред., предисл. Денежкина А. В.; послесл. Л. А. Чухиной. — М.: Гнозис, 1994. [anthropology.rinet.ru/old/library/sheler-sod.htm]
  • Шелер М. Формы знания и общество: сущность и понятие социологии культуры / Пер. с нем А. Н. Малинкина // Социологический журнал. — 1996. — № 1/2. [knowledge.isras.ru/sj/sj/96-12-12.html текст]
  • Шелер М. Ресентимент в структуре моралей: Введение и глава 1 / Пер. нем. А. Н. Малинкина // Социологический журнал. — 1997. — № 4. — С. 79—115.
  • Шелер М. Ресентимент в структуре моралей = Das ressentiment im aufbau der moralen / Пер. с нем. А. Н. Малинкина. — СПб.: Наука: Университетская книга, 1999. — 231 с. — (Слово о сущем). — ISBN 5-02-026812-7; ISBN 5-7914-0040-3.
  • Шелер М. Социология знания / Пер. с нем. А. Н. Малинкина // Теоретическая социология: Антология: В 2 ч. / Пер. с англ., фр., нем., ит.; сост. и общ. ред. С. П. Баньковской. — М.: Книжный дом «Университет», 2002. — Ч. 1. — С. 160—171. — ISBN 5-8013-0151-8.
  • Шелер М. [ruthenia.pro.polit.ru/logos/number/51/03.pdf Университет и народный университет] / Пер. А. Малинкина // Логос. — 2005. — № 6 (51). — С. 60—97.
  • Шелер М. [topos.ehu.lt/wp-content/uploads/2011/07/sheler1.pdf Философские фрагменты из записных книжек последнего года жизни] // Топос : философско-культурологический журнал. — 2004. — № 1 (8). — С. 27—42. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1815-0047&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1815-0047].
  • Шелер М. [topos.ehu.lt/wp-content/uploads/2011/07/sheler2.pdf Особое метафизическое положение человека] // Топос : философско-культурологический журнал. — 2004. — № 1 (8). — С. 43—57. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1815-0047&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1815-0047].
  • Шелер М. Философские фрагменты из рукописного наследия / Пер. М. Хорькова. — Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2007. — 384 с. — (Bibliotheca Ignatiana). — 1000 экз. — ISBN 978-5-94242-033-8.
  • Шелер М. Проблемы социологии знания / Пер. А. Малинкина. — М.: Институт общегуманитарных исследований, 2011. — 320 с. — (Книга света). — 1000 экз. — ISBN 978-5-88230-265-7.

О Шелере

  • Марков Б. В. [anthropology.ru/ru/texts/markov/values.html Ценности и бытие в философской антропологии Макса Шелера].
  • Бюль В. Феноменологическая редукция, функциональное понимание и интуиция сущностей: измерения и принципы понимающей социологии в работах Макса Шелера // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература: Реферативный журнал. Сер. 11, Социология. — 1994. — № 1. — C. 31-35.
  • Гергилов Р. Е. Влияние М. Вебера и М. Шелера на современную социологию культуры и знания. // Журнал социологии и социальной антропологии. — 2007. — № 2.
  • Григорьян Б. Т. Макс Шелер // Философы двадцатого века. — М., 1999. — С. 229—246.
  • Забияко А. П. Феноменология и аксиология святого в философии религии М. Шелера // Религиоведение. — Благовещенск; М., 2001. — № 2. — С. 109—113.
  • Куренной В. А. Метафизика моралей и общностей // Новое литературное обозрение. — 2001. — № 48. — С. 387—401.
  • Лохов С. А. М. Шелер о методе философской антропологии // Вестник Российского университета дружбы народов. Философия. — 2002. — № 3. — С. 197—204.
  • Малинкин А. Н. [jour.isras.ru/index.php/socjour/article/viewFile/264/245 Макс Шелер: очерк жизни и творчества] // Социологический журнал. — 1996. — № 1/2.
  • Малинкин А. Н. Учение Макса Шелера о ресентименте и его значение для социологии // Социологический журнал. — 1997. — № 4. — С. 116—150.
  • Розенбергс Р. Л. От Риккерта к Шелеру // История методологии социального познания. Конец XIX—XX век. — М., 2001. — C. 173—191.
  • Роинашвили Д. И. Антропологическая революция Макса Шелера // Спектр антропологических учений. — 2011. — № 1.
  • Философская антропология Макса Шелера: уроки, критика, перспективы / Отв. ред. Д. Ю. Дорофеев. — СПб.: Алетейя, 2011. — 568 с. — ISBN 978-5-91419-444-1.
  • Чёрная Л. А. «Новая философская антропология» Марка Шелера и история культуры // Вопросы философии. — 1999. — № 7. — C. 127—139.
  • Чухина Л. А. Концепция эмоционального априори в феноменологической философии М. Шелера // Феноменология в современном мире. — Рига, 1991. — С. 266—288.
  • Юречко, О. Н. Ценностное измерение человека: опыт философской антропологии М. Шелера // Социальная теория и современность. Вып. 24. — М., 1996. — С. 198—204.

Ссылки

  • [anthropology.rchgi.spb.ru/sheler/sheler.html Макс Шелер на сайте Русской христианской гуманитарной академии]
  • [www.max-scheler.de/ Сайт общества Макса Шелера  (нем.)]
  • [www.maxscheler.com/ Официальный сайт  (англ.)]
  • [www.max-scheler.spb.ru Российское общество Макса Шелера]

Отрывок, характеризующий Шелер, Макс

– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.