Мектеб

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Мактаб»)
Перейти к: навигация, поиск

Мекте́б (араб. مكتب‎ — школа‎) — мусульманская (как правило) начальная школа в странах Востока и Российской империи. В основном обучали детей чтению, письму, грамматике и исламу[1].





Этимология

Слово мектеб (араб. мактаб) буквально переводится как «там, где пишут». Оно употребляется в значении школы, а также письменного стола. В различных языках оно звучит по-разному: мектеб, мактаб, мектеп, мактаб, мактап и т. д. Мектебы также известны как куттаб (араб. школа). Несмотря на то, что в арабском мире, мектеб означает только начальную школу, в персидских языках это слово означает начальную и среднюю школу. Ибн Сина также использовал этот термин.

История

В средневековом исламском мире мектебы известны как минимум с X века. Как и медресе(которые относились к высшему образованию), мектебы обычно создавались при медресе[1]. В X веке, правовед (факих) шафиитского мазхаба Ибн Хаджар аль-Хайтами обсуждал мектебы в своих работах[2] . В ответ на запрос от бывшего судьи который управлял начальной школой для сирот Мадхаб (Madhab), аль-Хайтами издал фатву описывающую структуру обучения в мектебах в которой запрещалась любая физическая или экономическая эксплуатация сирот[3].

В XI веке, знаменитый персидский философ и учитель Ибн Сина (известный на Западе как Авиценна), в одной из своих книг, написал главу о мектебах, озаглавленную «Роль учителя в обучении и воспитании ребёнка», как руководство учителям работающим в мектебах. Он писал что дети лучше усваивают знания и навыки в классах, а не при обучении один на один. Он доказывал это ролью соревнования и соперничеством среди учеников, также как и пользой группового обсуждения и дебатов. Ибн Сина описал учебный план обычного мектеба, разделив его на две стадии: начальную школу и среднюю[1].

Начальное образование

Ибн Сина писал, что детей необходимо посылать в мектебы с 6 лет и обучать начальному образованию до 14. В этот период они должны учить Коран, исламскую метафизику, язык, литературу, исламскую этику, и навыки обычной жизни[1].

Среднее образование

Ибн Сина считал среднее образование этапом специализации, когда школьники должны были начать получать практические навыки, которые были бы полезны в их будущей работе, независимо от социального статуса ребёнка. Он считал, что дети после 14 лет должны иметь право выбора предметов обучения, которые им интересны: чтение, мастеровитость, поэзия, духовное образование, медицина, геометрия, торговля и коммерция, искусство, или любой другой предмет, который был бы им полезен в их будущей профессии. Он писал, что это промежуточный этап и что необходимо быть гибким, позволяя каждому ученику заканчивать школу в своем темпе, учитывая разную скорость взросления и сложность предметов[4].

Грамотность

В средневековые времена, грамотность в мусульманском мире была одной из самых высоких и ценность образования росла. Она была сравнима с грамотностью населения древних Афин[5]. Появление мектебов и медресе сыграло в этом огромную роль[6].

К средствам воспитания в мектебах могли относится не только оплеухи, подзатыльники и кулаки, но также широко применялись палки «чубуки», которыми учитель (ходжа, домулла) колотил провинившегося ученика, а также палочные удары по подошвам ног (фалака). Учителя убеждали мусульман, что битые ими места ребёнка в случае наказания того в раю — воссияют небесным светом, а очутись они в аду, они не будут гореть негасимым пламенем.[7][8] В конце XIX — начале XX века под влиянием джадидистов возникли полусветские начальные школы. В учебные курс были введены родной язык и литература, история, русский язык и другие светские дисциплины. Появились женские мектебы. После революции 1917 года мектебы были закрыты или преобразованы в обычные советские школы.

Топонимы

На территории Ногайской степи существуют населённые пункты, в название которых входит слово мектеб: Терекли-Мектеб — административный центр Ногайского района Дагестана, Махмуд-Мектеб и Тукуй-Мектеб в Нефтекумском районе Ставропольского края. Эти ногайские поселения были основаны при школах, что и осталось увековечено в их названиях.

См. также

Напишите отзыв о статье "Мектеб"

Примечания

  1. 1 2 3 4 M. S. Asimov, Clifford Edmund Bosworth (1999), The Age of Achievement: Vol 4, Motilal Banarsidass, сс. 33–4, ISBN 8120815963 
  2. Francis Robinson (2008), "[dx.doi.org/10.1017%2FS1356186307007912 Review: Law and Education in Medieval Islam: Studies in Memory of Professor George Makdisi, Edited by Joseph E. Lowry, Devin J. Stewart and Shawkat M. Toorawa]", Journal of the Royal Asiatic Society (Cambridge University Press) . — Т. 18 (01): 98–100, DOI 10.1017/S1356186307007912 
  3. R. Kevin Jaques (2006), "[dx.doi.org/10.1093%2Fjis%2Fetl027 Review: Law and Education in Medieval Islam: Studies in Memory of Professor George Makdisi, Edited by Joseph E. Lowry, Devin J. Stewart and Shawkat M. Toorawa]", Journal of Islamic Studies (Oxford University Press) . — Т. 17 (3): 359–62, DOI 10.1093/jis/etl027 
  4. M. S. Asimov, Clifford Edmund Bosworth (1999), The Age of Achievement: Vol 4, Motilal Banarsidass, сс. 34–5, ISBN 8120815963 
  5. Andrew J. Coulson, [media.hoover.org/documents/0817928928_105.pdf Delivering Education], Hoover Institution, с. 117, <media.hoover.org/documents/0817928928_105.pdf>. Проверено 22 ноября 2008. 
  6. Edmund Burke (June 2009), "[dx.doi.org/10.1353%2Fjwh.0.0045 Islam at the Center: Technological Complexes and the Roots of Modernity]", Journal of World History (University of Hawaii Press) . — Т. 20 (2): 165–186 [178–82], DOI 10.1353/jwh.0.0045 
  7. Ганкевич В. Ю., [web.archive.org/web/20040503220551/turkolog.narod.ru/info/crt-33.htm Очерк истории крымскотатарского этноконфессионального мектебе (XIX — начало XX вв.).] // Культура народов Причерноморья: Научный журнал.- Симферополь, 1997. — № 2-декабрь.
  8. Т. Н Кори-Ниёзий, [books.google.com/books?id=WIfUAAAAMAAJ Очерки истории культуры советского Узбекистан], Изд-во Академии наук СССР, 1955.

Литература

Отрывок, характеризующий Мектеб

– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.