Макшеев, Алексей Иванович

	Алексей Иванович Макшеев
	; Профессор Николаевской академии Генерального штаба А. И. Макшеев
Дата рождения	12 мая 1822
Дата смерти	2 апреля 1892 (69 лет)
Принадлежность	Россия
Род войск	Генеральный штаб
Годы службы	1842—1892
Звание	генерал-лейтенант
Сражения/войны	Осада и штурм Ак-Мечети (1853), Осада Силистрии (1854)
Награды и премии	Орден Святой Анны 3-й ст. (1848), Орден Святой Анны 2-й ст. (1853), Орден Святого Владимира 4-й ст. (1854)

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Макшеев.

Алексе́й Ива́нович Макше́ев (1822—1892) — русский генерал, профессор Николаевской академии Генерального штаба

Начало службы

Алексей Иванович Макшеев родился 12 мая 1822 г. в дворянской семье в деревне Гряда Устюженского уезда Новгородской губернии (ныне Вологодской области) Похоронен на кладбище в селе Ильинском (в 3 км от дер. Гряда). Воспитание получил сначала в Новгородском графа Аракчеева корпусе, а затем в Дворянском полку; 18 августа 1842 года произведён в прапорщики и направлен на службу в Лейб-гвардии Литовский полк. Спустя два года поступил в Николаевскую академию генерального штаба. По окончании курса в академии, А. И. Макшеев просил об определении его на службу на дальние восточные окраины Империи, был командирован в отдельный Оренбургский корпус, куда и прибыл в декабре 1847 года.

В Оренбурге

В январе 1848 года был произведён в поручики; спустя 2 месяца был переведён в Генеральный штаб и получил чин штабс-капитана. В том же году, по распоряжению командира отдельного Оренбургского корпуса В. А. Обручева, штабс-капитан Макшеев был командирован в Киргизскую степь, причем в одну из экспедиций, на пути следования в Раимское укрепление, по поручению Бларамберга, избрал пункт для возведения промежуточного поста между Аральским и Раимским укреплениями; в июле того же года он был отправлен на шкуне «Константин» с лейтенантом Бутаковым в Аральское море, для описания берегов, и за отличное исполнение этого поручения награждён орденом св. Анны 3-й степени. Вернувшись в Оренбург, штабс-капитан Макшеев был назначен старшим адъютантом Оренбургского корпуса по части генерального штаба, а в 1850 году был командирован в Пермскую губернию для составления статистического её описания. Посвятив более полугода на собрание необходимых сведений, Алексей Иванович, по возвращении в 1851 году в Оренбург, был командирован для осмотра степных укреплений, причём ему было поручено обозреть в окрестностях Аральского укрепления, на урочище Казалы, место для возведения там предполагаемого форта. В 1852 году Алексей Иванович был произведен в капитаны, а в апреле следующего года, по распоряжению командира отдельного Оренбургского корпуса, командирован в распоряжение атамана Оренбургского казачьего войска Подурова, назначенного начальником передового отряда, направленного для очищения от кокандских укреплений низовьев Сырдарьи. 4 мая 1853 года отряд выступил из Орской крепости в Киргизскую степь, 3 июля прибыл под Ак-Мечеть и начал обложение этой крепости. По прибытии главных сил Оренбургского отряда под командованием генерала Перовского и начала полноценной осады, 21 июля капитан Макшеев, с личным конвоем генерал-майора Подурова, был послан для взятия и разорения кокандской крепости Джулек. Исполнив поручение, он 26 июля возвратился к Ак-Мечети и 28-го участвовал в общем штурме этой крепости, за что и награждён орденом св. Анны 2-й степени с Императорской короной. По взятии Ак-Мечети, Алексей Иванович был временно оставлен в занятом крае и руководил производившимися там рекогносцировками, выбором мест для наблюдательных постов в окрестностях Ак-Мечети и приведением в оборонительное положение бывшего кокандского укрепления Кумыш-кургана.

Крымская война

По окончании возложенного на него поручения, капитан Макшеев, в октябре 1853 года, возвратился в Оренбург и в ноябре был назначен на службу в штаб командующего войсками 3, 4 и 5-го пехотных корпусов князя Горчакова, находившегося тогда в Бухаресте. Прибыв к месту назначения в феврале 1854 года, Алексей Иванович находился при осаде крепости Силистрии, во время которой участвовал в рекогносцировках. В ночь с 16 на 17 мая, под сильным неприятельским огнём, находился в траншеях на правом фланге передовой цепи и прикрывал траншейные работы, а 28 мая участвовал в наступательном движении к крепости Силистрии, произведенным под начальством генерал-фельдмаршала графа Паскевича-Эриванского. За боевые отличия, оказанные им во всех этих делах, капитан Макшеев награждён орденом св. Владимира 4-й степени с бантом.

В академии Генерального штаба

В ноябре 1854 года Алексей Иванович подал рапорт Милютину с просьбой о назначении его по военно-учебной части или при Академии, чтобы иметь возможность разработать собранный им за шестилетнюю службу в Оренбурге материал. По Высочайшему повелению, в начале 1855 г. Макшеев был прикомандирован к Императорской военной академии в должность адъюнкт-профессора по военной статистике. В том же году он был избран в действительные члены Географического Общества. В апреле 1856 года произведён в подполковники. В 1857 году он был командирован, по Высочайшему повелению, за границу на год, для собрания сведений по военным наукам и военной организации и для изучения военной статистики. При этом ему было указано, сверх главнейших государств Европы (Англии, Франции, Австрии и Пруссии), посетить Бельгию, Швейцарию, Испанию, Алжир, Египет, Сирию и Турцию. По возвращении из командировки, Алексей Иванович, в августе 1859 года, произведён в полковники, в декабре 1860 года утверждён профессором военной статистики, а в ноябре 1864 года назначен членом совещательного комитета Главного управления Генерального штаба. В марте 1866 г. Алексей Иванович был произведён в генерал-майоры.

Поездка в Туркестан

В июне 1867 г., по Высочайшему повелению, командирован в Туркестанскую область для изучения края в стратегическом и статистическом отношениях. 18 июля он отправился из Орска по Сыр-Дарьинской линии в Киргизскую степь и Туркестанский край. Проехав через форт Перовский, Чимкент, Верный и Семипалатинск на Сибирскую линию, он в декабре 1867 г. возвратился в Петербург.

Работа в Академии

В марте 1871 г. Алексей Иванович был утвержден в звании заслуженного профессора и в следующем 1872 г. принимал деятельное участие в занятиях международного статистического конгресса. В русско-турецкую войну 1877—1878 гг. император Александр II, обратив особое внимание на отличную службу офицеров генерального штаба во время военных действий и видя в этом результаты плодотворной деятельности Николаевской академии генерального штаба, соизволил объявить Макшееву, вместе с прочими членами конференции академии, Монаршее благоволение. В августе 1879 г. Алексей Иванович был произведен в генерал-лейтенанты, а в апреле 1880 г. назначен почетным членом конференции Николаевской академии генерального штаба, с оставлением членом Военно-ученого комитета Главного штаба. Алексей Иванович Макшеев скончался 2 апреля 1892 г.

Оценка деятельности

Почти все сочинения Макшеева посвящены Средней Азии. Его близкое знакомство с широкой ареной Азии внушило ему мысль о неправильной у нас постановке военной истории. Вот что писал он начальнику Академии (в 1858 г.) во время своего путешествия за границу, где подготовлялся к занятию кафедры военной статистики по занимавшим его предметам:

«Мне кажется, это один из главных недостатков нашей Академии заключается в том, что она целиком берет военную науку с запада и не обращает достаточно внимания на особенности собственно русского исторического опыта и призвания. Академия много толкует напр. о Тюреннах, Монтекукулях и проч. и, если не ошибаюсь, ни слова не говорит о Чингиз-Хане, Тамерлане, Надир-шахе и пр. и особенно о Ермаке, в то время, когда мы давно не воюем по примеру Монтекукули, часто имеем дело с азиатскими полчищами и постоянно продолжаем дело Ермака. Говорят, что в действиях азиатских полководцев и наших казаков-героев, завоевавших Сибирь, нет военного искусства, нет науки. Да, в смысле немецкой систематичности и догматической непогрешимости, стоившей нам так много в последнюю войну (в 1855 г.) — её нет действительно, но есть наука живая, практическая, чувствуемая в Азии, кому удавалось принимать участие в нашем движении на восток».

Мысль о Средней Азии не покидала Алексея Ивановича и во время его путешествия; о ней он думал, когда предпринимал поездки в Алжир и Египет. В одном из писем к начальнику Академии он высказал, по поводу этих поездок, свой взгляд на роль России в Азии:

«Как ни далеки Алжирия и Египет от нашего отечества, но изучение современного состояния этих стран и мест имеет для нас во многих отношениях практический интерес. Россия поставлена географическим положением между Европой и Азией, между миром образованным и невежественным. Заимствуя семена цивилизации с запада, она разносит их далеко на восток. Может быть, в этом и заключается главное историческое назначение нашего отечества. Как бы то ни было, но на западе наши отношения территориальные, экономические и политические все более и более устанавливаются, тогда как на востоке остается ещё широкое поприще для самой разнообразной деятельности. Со времен Иоанна IV и даже ранее мы неустанно стремимся к востоку и хотя достигли уже в этом отношении громадно-широких результатов, но далеко не имеем ещё права сказать, что дело наше кончено и дальнейшее стремление прекратилось. Нет, оно не могло прекратиться, потому что оно есть следствие не столько политических расчетов, сколько потребностей самого народа. Разбор исторического хода постепенного движения нашего в Азии, начиная от Ермака до заведения укреплений в Киргизской степи и на Амуре, вполне подтверждает эту мысль. Если, кроме этого, примем в соображение, что параллельно нашему движению в Азии с севера на юг, совершается англичанами такое же движение с юга на север, то убедимся, что вопрос о нашем стремлении на восток в настоящее время никак нельзя считать окончательно решенным, и потому изучение всего, что может клониться к его разъяснению, должно быть для нас близко. Мне удалось познакомиться с этим вопросом практически, во время 6-летнего служения в Оренбурге и частого пребывания в Киргизской степи в то время, когда там только что началась заводиться русская оседлость, строились первые укрепления и делались попытки земледельческих поселений. Мне бы хотелось теперь дополнить свои наблюдения сравнением. В Алжирии я бы желал посмотреть поближе на природу африканских гор и степей, на быт и характер кабилов и кочующих арабов, на отношения к ним французов, на систему администрации, на успехи колонизации и т. п., а в Египте на долину р. Нила, имеющую много общего с долинами рек Сыр- и Аму-Дарьи, на систему ирригационного земледелия, на свойства степей, находящихся вне долины Нила и особенно около Суэцкого перешейка, на отношения европейцев к стране и проч.».

Эти слова показывают нам историка с глубоким взглядом на изучаемую им страну. Культуртрегерство России в Азии — вот основная идея всей деятельности Макшеева. Ею он был проникнут и в своих путешествиях, и в кабинетных трудах, которыми он занимался почти до самой смерти. Многолетнее изучение Туркестана он положил в своё серьёзное исследование «Исторический очерк Туркестана и наступательного движения в него русских». Он собрал довольно большую библиотеку по истории и географии занимавшего его края.

Как знаток среднеазиатских окраин и много трудившийся над изучением Востока, Алексей Иванович оставил несколько весьма ценных литературных трудов, помещавшихся в своё время в «Военном Сборнике», «Русском Инвалиде», «Морском Сборнике», «Вестнике Географического Общества» и др., а также издаваемых им в виде отдельных книг и брошюр.

Сочинения

Статьи

Описание низовьев Сыр-Дарьи. // «Морской Сборник», 1856 г. т. XXIII, № 9
Степные походы. // «Русский Инвалид», 1856 г. №№ 19 и 20.
Показание сибирских казаков Милюшина и Батарышкина, бывших в плену у кокандцев с 1849 по 1852 г. // «Вестник Русского Географического Общества», 1856 г., кн. IV.
О военной статистике в России. // «Вестник Русского Географического Общества», 1858 г. № 9.
Заметки о современном Египте, по поводу сочинения: L’Egypte contemporaine, par Paul Merruau // «Вестник Русского Географического Общества», 1860 г. № 2.
Очерк современного состояния Алжирии. // «Вестник Русского Географического Общества», 1860 г., № 3.
Остатки старинного города на Сыр-Дарье. // «Санкт-Петербургские Ведомости», 1867 г., № 60
Ещё несколько слов о развалинах Джаны-кента. // «Русский Инвалид», 1867 г., № 87.
Поход в пустыню Гаркур. (Перевод с французского). // «Военный Сборник», 1869 г., № 6.
Описание Аральского моря. // «Записки Географического Общества», 1851 г., кн. V.
Оренбургский край. // «Военный энциклопедический лексикон», 2-е изд., т. IX. СПб., 1855.
О рыбоводстве на озере Великом, Боровичского уезда. // Памятная книжка Новгородской губернии на 1864 г.
Географические, этнографические и статистические материалы о Туркестанском крае, с картою. // «Записки Географического Общества», т. II, 1871 г.
Из дневника русского путешественника по Алжирии. // «Всемирный Путешественник». СПб., 1869 г.
Хивинская экспедиция, 1839 г. // «Русская старина», 1873 г.
Несколько дополнений к биографии Якуб-Бека. // А. Н. Куропаткин. Кашгария. СПб., 1879
Рекогносцировка истока Яны-Дарьи в 1853 г. / А. В. Каульбарс. Низовья Аму-Дарьи. // «3аписки Географического Общества», т. IX, 1881 г.

Книги

Сборник сочинений офицеров Николаевской академии генерального штаба, под редакцией полковника Макшеева.
Военно-статистическое обозрение Российской Империи. — СПб., 1867
Географические сведения книги Большого чертежа о киргизских степях и Туркестанском крае. — СПб., 1879 г.
Исторический обзор Туркестана и наступательного движения в него русских. — СПб., 1890
Военно-статистическое обозрение Пермской губернии. — СПб, 1852.
Доклад на 8-й сессии международного конгресса, бывшей в Санкт-Петербурге в 1872 г. — СПб., 1872 (совместно с П. П. Семеновым-Тян-Шанским)
Карта Джунгарии составленная шведом Ренатом во время его плена у калмыков с 1716 по 1733 год. — СПб. 1881
Путешествия по Киргизским степям и Туркестанскому краю. — СПб., 1896
Список ученых и литературных трудов профессоров академии генерального штаба и офицеров, получивших в ней образование. По поводу 50-летнего юбилея академии. — СПб., 1882

Источники

Некролог // «Русский инвалид», 1892 г., № 77
Терентьев М. А. История завоевания Средней Азии. Т. 1. СПб., 1903
Собственные сочинения А. И. Макшеева.

Напишите отзыв о статье "Макшеев, Алексей Иванович"

Литература

Макшеев Алексей Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Макшеев, Алексей Иванович

Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.
«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.
– Элен! – сказал он вслух и остановился.
«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.

Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.