Мак, Карл

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карл Мак фон Лейберих
Karl Freiherr Mack von Leiberich
Дата рождения

25 августа 1752(1752-08-25)

Место рождения

Ненслинген (Бавария)

Дата смерти

22 декабря 1828(1828-12-22) (76 лет)

Место смерти

Санкт-Пёльтен (Австрийская империя)

Принадлежность

Австрия

Годы службы

17701828

Звание

фельдмаршал-лейтенант

Сражения/войны

Русско-турецкая война
Революционные войны
Наполеоновские войны

Награды и премии

Барон Карл Мак фон Лейберих (нем. Karl Freiherr Mack von Leiberich, 25 августа 1752 — 22 декабря 1828) — австрийский фельдмаршал-лейтенант. Участвовал в войнах с Турцией и Францией.





Биография

В 1770 году Мак поступил фурьером в австрийский кавалерийский полк. В 1772 году Мак получил чин капрала. Затем он служил полковым адъютантом в Императорском кирасирском полку. В 1777 году произведён в чин унтер-лейтенанта. Во время Баварской войны служил при штабах графа Кински и фельдмаршала Морица Ласси. В 1783 году произведён в чин капитана. Во время Турецкой войны он служил при штабе императорской главной квартиры и в 1788 году был произведён в чин майора и назначен флигель-адъютантом. В 1789 году в чине подполковника отличился при штурме Белграда. Однако вскоре разногласия с Лаудоном, ставшим в этом году главнокомандующим армией, вынудили Мака покинуть театр военных действий, чтобы не оказаться под трибуналом. Тем не менее он был произведён в полковники и награждён рыцарским крестом ордена Марии Терезии. В том же году Мак был назначен командиром шеволежерского и в одном из сражений был ранен в голову, последствия которой давали о себе знать всю его жизнь.

Мак командовал полком до 1793 года, когда в связи с началом первой коалиционной войны он был назначен генерал-квартирмейстером при штабе главнокомандующего австрийскими войсками в Нидерландах принца Саксен-Кобургского. Отличился в сражениях 1 марта и 18 марта при Нервиндене. После победы 23 мая 1793 года в сражении при Фамаре (англ.) Мак был назначен шефом 20-го кирасирского полка. Несмотря на успехи в марте-апреле 1793 года последовавшие за ними военные и политические неудачи союзников были частично приписаны на его счет. Мак впал в немилость в глазах императора и летом 1793 года он был отставлен от должности генерал квартирмейстера. Кампания 1793 года закончилась для австрийцев крайне неудачно.

У Мака были веские причины полагать, что несчастья вызваны его уходом. Так считал не только он. Призывы вернуть его на службу звучали всё громче. Принц Саксен-Кобургский неоднократно предлагал Маку вновь занять место генерал-квартирмейстера. Но эти предложения Мак встречал крайне недоброжелательно. Его ущемленное самолюбие не позволило согласиться на пост меньший поста главнокомандующего армией в Нидерландах. Предлагаемую же должность он смог бы принять только в том случае если сам император займет место главнокомандующего этой армии.

Мака вызывали в Вену, в которую он прибыл 26 декабря 1793 года. Император действительно собирался возглавить войска в Нидерландах и Мак принялся за разработку плана новой кампании, в котором всячески подчеркивалась необходимость опоры на помощь Пруссии. Весной 1794 года он был направлен в Лондон для согласования совместных действий. По возвращении в Вену, составленный им план кампании в Нидерландах был одобрен принцем Кобургским и самим императором Францем II. В 1794 году Мак, окончательно оправившись от ранения, вновь возвращается к активной службе, в звании генерал-майора и в должности начальника штаба. Но трудности продолжали преследовать армию даже после его возвращения и в середине мая Маку пришлось согласиться на реализацию плана, предложенного императором и принцем Кобургским. Однако план был плохо проработан и 17 мая 1794 года в сражении при Турне (англ.) австрийские войска потерпели поражение. В конце мая Мак был освобожден от всех исполняемых им функций.

В течение следующего года Мак оставался без занятия. В середине 1796 года английским премьер-министром ему было предложено занять должность главнокомандующего союзных войск в Португалии. Но весной 1797 года после присвоения ему звания фельдмаршал-лейтенанта он отправился на верхний Рейн, занять должность начальника штаба Рейнской армии под командование фельдцейхмейстера графа де Латура В 1798 году ему поручено было командование неаполитанской армией, с которой он довольно успешно действовал против французов в Южной Италии, занял Рим и двинулся к Капуе; однко вскоре потерпел поражение от французского генерала Шампионне в битве при Чивита-Кастеллана (итал.), имее 60 000 неаполитанского войска против 12 000 французов. Вследствие данного поражения неаполитанский король бежал на Сицилию, а Мак вскоре взят в плен французскими войсками. После победы Наполеона в битве при Маренго, Мак был обменян на генерала Александра Дюма - отца знаменитого писателя. В 1805 году, с началом новой войны, Мак двинулся во главе австрийской армии к Ульму, чтобы укрепить этот город, но по приближении к реке Иллеру был атакован французами, потерпел поражение и укрылся в Ульме.

Здесь он был окружён и капитулировал с двадцатитысячным войском. Отпущенный под честное слово, он вернулся в Австрию и был отдан под военный суд, по приговору которого лишён чинов и орденов.

В 1819 году по ходатайству князя Шварценберга Маку был возвращён его чин фельдмаршала и орден Марии-Терезии.

Наполеон о Маке

„Мак — это самый посредственный человек из числа встреченных мною. Преисполненный самомнения и самолюбия, он считает себя на все способным. Теперь он без всякого значения; но желательно было бы, чтобы его послали против одного из наших хороших генералов; тогда пришлось бы насмотреться на интересные вещи. Мак высокомерен, вот и все; это один из самых неспособных людей, да вдобавок он еще несчастлив". (Воurienne— „Memoires". III. 275).

В культуре

Напишите отзыв о статье "Мак, Карл"

Ссылки

  • [hrono.ru/biograf/bio_m/mak_karl.html Мак (Mack) Карл]
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Мак, Карл

Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.


В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.