Малама, Яков Дмитриевич

Яков Дмитриевич Малама
Дата рождения	4 (16) ноября 1841(1841-11-16)
Место рождения	Екатеринослав, Российская империя
Дата смерти	24 декабря 1912 (6 января 1913)(1913-01-06) (71 год)
Место смерти	Санкт-Петербург, Российская империя
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	казачьи войска, кавалерия, Генеральный штаб
Звание	генерал от кавалерии
Командовал	Нижегородский драгунский полк, 1-я бригада Кавказской кавалерийской дивизии, Кубанское казачье войско
Сражения/войны	Туркестанские походы, Русско-турецкая война 1877—1878
Награды и премии	Орден Святого Станислава 3-й ст. (1870), Орден Святого Владимира 4-й ст. (1872), Орден Святого Станислава 2-й ст. (1876), Орден Святой Анны 2-й ст. с мечами (1877), Золотое оружие «За храбрость» (1877), Орден Святого Владимира 3-й ст. с мечами (1877), Орден Святого Георгия 4-й ст. (1878), Орден Святого Станислава 1-й ст. (1890), Орден Таковского креста 1-й ст. (1890), Орден Святой Анны 1-й ст. (1894), Орден Святого Владимира 2-й ст. (1899), Орден Белого орла (1904), Орден Святого Александра Невского (1909).

Яков Дмитриевич Малама (1841—1912) — генерал от кавалерии (1906), начальник Кубанской области и наказный атаман Кубанского казачьего войска (1892—1904), командующий войсками Кавказского военного округа (1904—1905), помощник по военной части наместника Его Императорского Величества на Кавказе (1905—1906). (№ 46 по Родословной Росписи).

Биография

Родился 4 (16) ноября 1841 года, происходил из дворян Полтавской губернии. Образование получил в Петровском Полтавском кадетском корпусе, из которого выпущен 13 (25) июня 1861 года корнетом, и Константиновском военном училище, после чего служил в Лубенском гусарском полку. 4 (16) ноября 1863 года произведён в поручики.

В 1868 году Малама, пройдя курс наук в Николаевской академии Генерального штаба и сдав экзамены по 2-му разряду 1 (13) ноября 1868 г., в тот же день зачислен в штаб Кавказского военного округа. 8/20 февраля того же года получил чин штабс-ротмистра, в следующем году, 17/29 мая, переведён поручиком в Генеральный штаб и назначен офицером для особых поручений в штаб Туркестанского генерал-губернатора. 10/22 ноября 1869 г. командирован в Красноводский отряд отрядным адъютантом. В Туркестане он неоднократно принимал участие в походах против Шахрисябзских беков и Кокандского ханства, за отличия был произведён в штабс-капитаны (16/28 апреля 1870 года) и капитаны (26 июля/7 августа 1871 года). В 1871 г. в качестве делегата Кавказа командирован в Вену для разбора турецким судом дела об ограблении русской почты. 13/25 марта 1872 г. назначен для поручений при штабе Кавказского военного округа. 1/13 марта 1870 г. награждён за отличие орденом св. Станислава 3-й степени, а за труды, понесённые во время действий и занятий наших войск на юго-восточном берегу Каспийского моря — орденом св. Владимира 4-й степени (9/21 сентября 1872 г.).

16 (28) января 1873 года Малама назначен в Высочайше разрешённую командировку с переименованием в коллежские асессоры и с сохранением прав и преимуществ, присвоенных лицам, состоящим на службе в военных чинах. 17 февраля (1 марта) 1874 г. — за отличие надворный советник; 5 (17) декабря 1874 г. возвратился из командировки и переименован в подполковники Генерального штаба. 10 (22) марта 1875 г. командирован в С.-Петербург для представления Государю Императору работ, произведённых в Турции; 30 марта (11 апреля) 1876 1876 г. награждён орденом св. Станислава 2-й степени. 30 ноября (12 декабря) 1876 г. — и.д. начальника штаба Кавказской сводной казачьей дивизии.

С открытием в 1877 году военных действий против Турции, Малама вошёл в штаб главнокомандующего Дунайской армией и принимал непосредственное участие в разработке и проведении планов войны. За отличие 27 марта/8 апреля 1877 г. был произведён в полковники (со старшинством от 27 марта 1877 года) с назначением 7/19 июля 1877 г. приказом по действовавшему корпусу на Кавказско-турецкой границе командиром авангарда и затем — начальником штаба 2-й колонны отряда генерал-лейтенанта Девеля, штурмовавшего Карс. 17/29 августа 1877 г. приказом по главным силам действующего корпуса назначен начальником штаба отряда генерал-лейтенанта Лазарева на Мавряк Чае.

«Особенно памятно участие Маламы в бое между Базарджикскими и Шатыр-Оглинскими высотами, где Малама проявил выдающуюся храбрость и боевую отвагу.»

—

«Во время боя 2-го октября ему поручено было с четырьмя сотнями казаков и эскадроном драгун овладеть позицией на возвышенности, лежащей между Базарджикскими и Шатироглинскими высотами. После упорного боя, полковник Малама исполнил это поручение блестящим образом, и занял позицию на столько важную, что с занятием её сражение приняло решительный оборот в нашу пользу; позицию эту он удержал до прихода на смену его пехоты.»

—

Кроме того, в том же году за отличия в делах против турок он был удостоен орденов св. Анны 2-й степени с мечами и св. Владимира 3-й степени с мечами и 19 ноября/1 декабря пожалован золотой саблей с надписью «За храбрость».

7/19 января 1878 г. — начальник штаба Эриванского отряда. 22 января/4 февраля 1878 года полковник Малама был удостоен ордена св. Георгия 4-й степени

В воздаяние за отличие в бою с Турками на позиции между Базарджикскими и Шатыр-Оглинскими высотами, 2/14-го Октября 1877 года.

22 июня/4 июля 1878 г. по Высочайшему повелению назначен председателем во 2-ю специальную Мало-азиатскую Комиссию для разграничения, на основании Берлинского трактата, Российских владений с турецкими. 11/23 ноября 1878 г. пожалован персидский орден Льва и Солнца 2 степени.

По окончании военных действий Малама продолжил службу на должностях Генерального штаба, в 1879—1880 годах был начальником штаба Красноводского отряда и принимал участие в неудачном походе генерала Ломакина в Ахал-Текинский оазис. При назначении Скобелева начальником в Закаспии Малама поначалу возглавил передовой отряд в Бами; 29 мая/10 июня 1880 года назначен в распоряжение временно командовавшего войсками Закаспийского военного отдела генерал-адъютанта Скобелева. 28 августа/9 сентября 1880 г. назначен штаб-офицером для поручений при Его Императорском Высочестве Главнокомандующем Кавказской армией.

20 февраля (4 марта) 1881 года он был назначен командиром 6-го драгунского Нижегородского Его Величества короля Виртембергского полка. 14/26 марта 1881 г. назначен во главе депутации от полка для присутствия при погребальной церемонии в Бозе почившего Государя Императора Александра Николаевича. 1/13 мая 1883 г. командирован в Москву во главе делегации Кубанского казачьего войска для присутствия при Св. Короновании Их Императорских Величеств. 25 июля/6 августа 1884 г. пожалована медаль в память Св. Коронования Императора Александра III. С 20 июля/2 августа по 1/13 октября 1885 года командовал 1-й бригадой Кавказской кавалерийской дивизии, причем с 17/29 июля параллельно занимал должность начальника войскового штаба Кубанского казачьего войска. 6/18 мая 1887 года Малама был произведён за отличие в генерал-майоры и 1/13 июня 1888 года назначен старшим помощником начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска с зачислением по Генеральному штабу.

С 7/19 февраля 1890 года Малама был начальником штаба Киевского военного округа, однако 21 марта /2 апреля 1892 года вернулся на Северный Кавказ, где был назначен начальником Кубанской области и наказным атаманом Кубанского казачьего войска, в каковых должностях находился свыше двенадцати лет. В это время край переживал период экономического и общественного подъема. За атаманом закрепляется репутация достаточно либерального человека: он оказывает поддержку созданному в 1897 году «Обществу любителей истории Кубанской области» (ОЛИКО), поощряет благотворительность, при нем местная газета «Кубанские областные ведомости» публикует массу исторических, географических, этнографических материалов, правдиво отражающих жизнь казачества. Яков Дмитриевич состоял членом более двадцати различных комитетов и обществ области; будучи председателем Кубанского областного статистического комитета, он принял активное участие в подготовке и проведении первой всеобщей переписи населения. При Я. Д. Маламе было торжественно отпраздновано в 1896 г. 200-летие Кубанского казачьего войска (дата определялась «по старшинству» Хоперского полка). За это время Малама получил чин генерал-лейтенанта (14/26 мая 1896 года) и ордена св. Станислава 1-й степени и сербский орден Таковского креста 1-й степени (в 1890 году), св. Анны 1-й степени (1894), св. Владимира 2-й степени (1899) и Белого орла (1904).

Кроме этих наград, Маламе были пожалованы медали: в память царствования Императора Александра III (1896), в память священного Короновании Их Императорских Величеств (1896), медаль в память всех походов и экспедиций в Средней Азии с 1853 по 1895 гг. (1896), медаль для бывших воспитанников военно-учебных заведений, находившихся в них на воспитании в день кончины Императора Николая I (1896), медаль за труды по первой всеобщей переписи населения (1897)

С 26 октября (8 ноября) 1904 года Малама исполнял обязанности помощника Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе и командующего войсками Кавказского военного округа, а с 24 марта (6 апреля) 1905 года состоял помощником по военной части наместника Его Императорского Величества на Кавказского . 30 декабря 1906 (12 января 1907) года он был произведён в генералы от кавалерии и назначен членом Военного совета. Участвовал в подавлении революционного мятежа.

За свою многолетнюю плодотворную деятельность на благо Кубанского края Я. Д. Малама Высочайшим соизволением был утвержден в звании почетного гражданина города Екатеринодара, преподнесённым ему Городской думой в 1905 г.

Помимо сего, пользуясь искренней любовью всего населения области и особенно казаков, генерал Я. Д. Малама был избран почетным стариком Старокорсуновской и Пластуновской станиц Екатеринодарского отдела, Петропавловской и Баталпашинской станиц Лабинского отдела, Крымской и Славянской станиц Темрюкского отдела ККВ, а также Почетным мировым судьёй Екатеринодарского и Майкопского округов.

6/19 декабря 1909 г. награждён орденом Св. Александра Невского. Кроме сего, пожалованы также медали за Турецкую войну 1877-78 гг. и в память Ахал-Текинской экспедиции, а также знак отличия на Георгиевской ленте за 40 лет беспорочной службы.

Скончался Малама 24 декабря 1912 г./6 января 1913 года.

Памяти Я. Д. Малама

24 декабря [6 янв. по н.ст] в Петербурге скончался член Военного совета, бывший Начальник Кубанской области Наказный Атаман Кубанского Казачьего войска генерал от кавалерии Яков Дмитриевич Малама.

Покойный генерал большую часть своей служебной деятельности провел в Кубанской области, занимая в ней крупные административные посты: начальника штаба Кубанского войска Старшего помощника и затем Начальника Кубанской области, в каковой области должности Я. Д. Малама состоял 10 лет.

За время своего продолжительного управления областью почивший генерал оставил в ней по себе глубокий след, способствуя всеми зависевшими от него мерами к широкому развитию культурного и экономического развития Кубанского края и его населения, как казачьего, так и иногороднего.

Постройка и открытие школ, сельское хозяйство, насаждение развитие торговли и путей сообщения — всё находило в лице интеллигентного широко одаренного природой и светлым умом администратора своё высокое покровительство и содействие.

Генерал Я. Д. Малама первый путём нравственного воздействия, в виде издания ряда гуманных циркуляров и личных собеседований, ликвидировал разбойничью и грабительскую сторону жизни кубанских горцев, в последнее время представляющих собой мирное, трудолюбивое население.

Инициативе покойного же генерала принадлежит и много симпатичных актов относительно упорядочения жизни иногороднего населения области, всегда находившего в лице его Высокопревосходительства в своих человеческих и законных требованиях могучую и сердечную помощь.

В газетной статье нет возможности перечислить все заслуги незабвенного покойника перед войском и областью, но насколько они велики, говорят за себя факты: в области нет города или станицы, где бы какое-нибудь событие общественной жизни не было связано с именем генерала Маламы.

Насколько внимательно почивший генерал относится к частной инициативе, я позволю себе привести маленький пример, который лучше всего может вообще характеризовать личность Якова Дмитриевича.

При одном из объездов области в ст. Н. генералу доложили, что казак N на 16 десятинах общественной земли, из-за которых у него с обществом впоследствии возник спор, развёл большой фруктово-виноградный сад, который теперь не желает уступить обществу безвозмездно, при чём N рисовался как захватчик общественной земли и вредный человек.

Генерал заинтересовался личностью казака и попросил показать ему сначала сад, а затем казака и садовладельца. В тот же день N был вызван и сильно взволнованным и напуганным явился на станичный сбор к находившемуся там своему Наказному Атаману.

Но то, что произошло, никто не ожидал.

Когда к его Вы-ву подошёл N, генерал, сняв папаху, низко поклонился казаку и от лица войска поблагодарил за труды по устройству хорошего сада.

Затем, обласкав казака, генерал некоторое время расспрашивал о хозяйстве и, в конце концов, пообещал своё содействие в улажении между ним и обществом возникшего спора.

Подобная черта в характере почившего генерала привлекала к нему всё население области, верившее Я. Д., что всё хорошее в нем всегда встретит поддержку и помощь.

Благодаря гуманности и отсутствию черствого формализма, особенно плодотворное развитие деятельности городских самоуправлений принадлежит также ко времени управления областью генерала Маламы, никогда не ставившего ненужных преград развитию общественной инициативы и деятельности городских управлений, в памяти которых имя покойного начальника области не умрёт никогда.

Помимо природного чутья и такта, генерал обладал прекрасным благородным чувством уважать мнения всех соприкасавшихся с ним людей и благодаря вероятно этому обстоятельству всегда окружал себя прекрасными, деятельными работниками.

Какой любовью и уважением пользовался генерал Я. Д. Малама на Кубани, показали проводы его Пр-ва в Тифлис — всё население области выразило тогда чувства сожаления, проводив любимого начальника области знаками вещественного внимания и сердечных изъявлений.

Генерал Я. Д. Малама, будучи в Тифлисе и в Петербурге, никогда не порывал связи с Кубанской областью и всегда всем, чем мог, оказывал помощь и сочувствие.

Со смертью Я. Д. Маламы справедливо будет сказать, что ушёл от жизни видный государственный деятель России. Честный и высоко развитый, с достоинством носивший высокую власть, доверенную ему Государем, которой он пользовался только для блага всей родины и того населения, которому служил.

Такие имена не забываются не только в одной области, но и во всём отечестве. Дай Бог, чтобы в некролог каждого деятеля с чистой совестью можно было написать такие строки.

Мир праху твоему, безупречный государственный деятель и хороший, в лучшем смысле этого слова, человек.

От Кубанского войска на гроб почившего особой депутацией из чинов Конвоя Его Величества по поручению Наказного Атамана генерал-лейтенанта М. П. Бабыча возложен был серебряный венок.

Похороны генерала состоялись 30 декабря [12 января н.ст.] в его имении [в фамильном склепе имения «Незабудкино»], в Екатеринославской губернии.

Д. Подчищаев

В память о генерале Маламе центральный проспект г. Анапы в Кубанском крае был назван в честь его имени, а именно — Маламинским проспектом. В честь генерала названо село Маламино (Успенский район Краснодарского края).

Траур

Вчера в церкви Благовещения Л-Гв. Конного полка состоялось отпевание скончавшегося ген.-от-кав. Я. Д. Малама. Для отдания воинских почестей построился л.-гв. Атаманский полк с хором трубачей и штандартом, при артиллерии. По окончании отпевания гроб вынесли из церкви, музыка играла «Коль славен». Процессия направилась на Николаевский вокзал. В тот же день с поездом тело отправлено в Екатеринославскую губернию, где и будет предано земле в имении «Незабудкино». Среди присутствовавших на отпевании: товарищ министра торговли т. с. Коновалов, начальник Генерального штаба Жилинский, Сандецкий, Салтанов, Ставровский В. Д., Янушковский, Гершельман, сенатор Гусаковский П. Н., Фрезе, Яцкевич и др. На гроб Я. Д. Малама возложено много венков.

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

Источники

• Малама В. В. Родъ Малама. Екатеринославъ, 1912
• Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Том II. Л—Я. М., 2009
• Глиноецкий Н. П. Исторический очерк Николаевской академии Генерального штаба. СПб., 1882
• Исмаилов Э. Э. Золотое оружие с надписью «За храбрость». Списки кавалеров 1788—1913. М., 2007
• Список генералам по старшинству. Составлен по 1 июля 1906 года. СПб., 1906
• Терентьев М. А. История завоевания Средней Азии. Т. 3. СПб., 1903
• Шабанов В. М. Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия. М., 2004

Отрывок, характеризующий Малама, Яков Дмитриевич

Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.
В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.


Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.


Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.