Малаховский, Бронислав Сигизмундович

Бронислав Сигизмундович Малаховский
Бронислав Василий-Пётр Малаховский
Место рождения:	Витебская губерния, Российская империя
Место смерти:	Ленинград, СССР
Научная сфера:	паровозостроение
Место работы:	Сормовский завод, ГОМЗ, ВСНХ, ЦКБ-39, Невский завод
Альма-матер:	Санкт-Петербургский Технологический институт
Известен как:	главный конструктор паровозов С и Ѵс

Бронисла́в Сигизму́ндович Малаховский (Бронислав Василий-Пётр Малаховский; 2 января 1867, Витебская губерния, Российская империя — 20 февраля 1934, Ленинград, СССР) — русский и советский инженер, организатор советского паровозостроения, создатель паровоза серии С (1910 г.), одного из лучших отечественных курьерских локомотивов, преодолевшего скоростной рубеж в 100 км/ч.

Биография

Родился в семье представителя древнего польского дворянского рода Малаховских (герб Наленч), управляющего помещичьим имением Сигизмунда Адама Малаховского (1830-20.02.1888, Санкт-Петербург) и его супруги Елизаветы. Воспитывался с братом Адамом-Адольфом, будущим выпускником Петербургской академии художеств и архитектором, одним из первых русских воздухоплавателей, и сёстрами Антониной, Ядвигой и Марией.
После окончания реального училища, поступил в Санкт-Петербургский государственный технологический институт, который закончил в 1895 году.
Служил инженером на Сормовских заводах — с 1901 г. начальником паровозо-технического бюро. В 1907 году бюро возглавляемое Малаховским взялось за проектирование нового паровоза и первого, для Сормовского завода.
После революции, в 1919 г., Малаховский уехал из Нижнего Новгорода в Москву, став начальником отдела паровозостроения Государственного объединения машиностроительных заводов (ГОМЗе). Одновременно преподавал в Московском высшем техническом училище. В дальнейшем работал в руководящих организациях паровозостроительной промышленности, в ВСНХ и др.

В 1929 году по обвинению во вредительстве был арестован. Работал в «шарашке» — в ЦКБ-39 с известным впоследствии конструктором лёгких танков Н. А. Астровым. В 1930 году освобождён из мест заключения. Работал инженером на «Невском заводе».

Умер в Ленинграде. Похоронен на Волковском кладбище.

Конструкторская деятельность

Б. С. Малаховский является создателем, помимо знаменитого С, многих русских паровозов. В их числе и сормовский вариант четырёхосного локомотива серии Ѵ (ижица) с надстрочным индексом «с» (Ѵ^С). Сормовская Ижица (1914 г.) оказалась самым мощным товарным паровозом серии и, одновременно, самым мощным паровозом с осевой формулой 0-4-0.

Сын

• Бронислав Брониславович Малаховский (1902—1937) — советский архитектор и художник-карикатурист, оформитель книг.

Ссылки

• [inbio.livejournal.com/97368.html «Гончая» Малаховского]
• [ogn-slon.livejournal.com/127410.html Не рисует, когда спит]

Отрывок, характеризующий Малаховский, Бронислав Сигизмундович

В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.