Малахов курган

Мала́хов курга́н — тактически важная высота Севастополя на Корабельной стороне. Прославлен героической обороной русскими войсками во время Крымской войны против англо-французских войск в 1854—1855 годах и в 1942 году советскими войсками во время Великой Отечественной войны против немецких захватчиков. В настоящее время входит в черту города и является одним из самых посещаемых туристами мест в городе.

Происхождение названия

Впервые название господствующей высоты как Малахова кургана появилось на генеральном плане Севастополя в 1851 году. Документы, хранящиеся в Центральном государственном архиве Военно-морского флота России, позволяют утверждать, что курган назвали по имени капитана Михаила Михайловича Малахова. В 1827 году Михаил Малахов переселился из Херсона в Севастополь, поселился на Корабельной стороне и стал командовать ротой 18-го рабочего экипажа. За сравнительно короткое время капитан Малахов снискал среди нижних чинов и бедняков славу честного и справедливого человека. В дом его, находившийся вблизи кургана, шли с просьбами и спорными вопросами. Вскоре фамилией капитана стал называться весь курган.

История

Оборона Малахова кургана во время Крымской войны

В июле 1854 года в юго-восточной части Малахова кургана на средства, собранные жителями города, по проекту инженера Ф. А. Старченко был построен оборонительный бастион, названный впоследствии Корниловским, который сохранился до наших дней.

В начале октября 1854 года англо-франко-турецкие войска впервые подошли к Севастополю. 5 (17) октября произошла первая бомбардировка Севастополя с моря и суши. Во время этой бомбардировки английским батареям удалось частично разрушить 3-й бастион обороны города. Несмотря на большое количество выпущенных снарядов, больших разрушений в городе и на Малаховом кургане не было. Разрушенные укрепления быстро восстанавливались и спешно строились новые. Во время кампании 1854 года на кургане был построен главный бастион Корабельной стороны, входивший в IV дистанцию оборонительной линии, которой до 7 марта 1855 года командовал контр-адмирал В. И. Истомин. На вооружении бастиона в августе 1855 года находилось 9 батарей и 76 орудий. Малахов курган был защищён рядами фортификационных сооружений.

В ходе кампании 1854 года во время Крымской войны стало очевидно, что Севастополь станет ареной главного сражения на Крымском полуострове. С потерей Россией части Севастополя Крымскую войну нельзя было считать проигранной. Абсолютное большинство частей Крымской армии сохранили боеспособность и укрепились на севере города. В обращении Горчакова к армии говорилось: "Севастополь приковывал нас к своим стенам. С падением его приобретаем подвижность и начинается новая война - война полевая, свойственная духу русского солдата. Где бы неприятель ни показался, мы встретим его грудью и будем отстаивать родную землю..." (М.И. Богданович. Крымская война. стр. 548).

В начале 1855 года русские войска, несмотря на численный перевес, потерпели поражение от войск англо-французской коалиции при Инкермане. Расхожее мнение о том, что главной причиной поражения стало превосходство союзников в техническом отношении: англо-французские войска были вооружены нарезным оружием опровергается М.И Богдановичем, указывавшем, что и русские войска в Севастополе также включали в себя подразделения, вооруженные нарезными штуцерами.

Летом 1855 года Севастополь был взят в плотное кольцо и подвергнут артиллерийскому обстрелу. По свидетельству очевидцев, с 5 по 8 августа (17—20 августа) по городу почти непрерывно вёлся огонь из 800 орудий. Потери обороняющихся в день по разным оценкам составляли 900—1000 человек; с 9 по 24 августа (21 августа — 5 сентября) огонь ослаб, но тем не менее у гарнизона каждый день выбывало из строя 500—700 человек.

24 августа (4 сентября) начался усиленный обстрел, заставивший умолкнуть артиллерию Малахова кургана и 2-го бастиона обороны города. Севастополь и Малахов курган представляли груду развалин, исправление которых сделалось невозможным.

27 августа (8 сентября) после усиленной артподготовки в полдень союзники бросились на штурм руин бастионов Малахова кургана и встретили серьёзное сопротивление русских. Через полчаса французы овладели Малаховым курганом, и хотя на всех остальных пунктах обороняющиеся отбили атаку, дальнейшая оборона Севастополя была просто бессмысленна с военной точки зрения.( М.И. Богданович. Крымская война. стр.521.) Князь Горчаков решил южную часть Севастополя и в течение ночи перевёл свои войска на северную сторону. Город был зажжён, пороховые погреба взорваны, военные суда, стоявшие в бухте, затоплены. 30 августа (11 сентября) войска антироссийской коалиции вступили в Севастополь.

Во время Гражданской войны в России

15 (28) декабря 1917 года на Малаховом кургане экипажи эсминцев «Фидониси» и «Гаджибей» расстреляли всех своих офицеров, общим числом 32 человека. Это стало одним из первых актов разгоревшегося в Крыму красного террора

Интересные факты

Во время Крымской войны 1853—1856 годов, одним из семерых выживших защитников Каменной башни на Малаховом Кургане, которых французы после штурма нашли среди трупов, оказался тяжело раненый Василий Иванович Колчак — будущий отец будущего Верховного правителя России Александра Васильевича Колчака.

В честь Малаховской битвы назван район Парижа Малакоф.

Малахов курган в искусстве

Вид с Малахова кургана в день 6 июня 1855 года изображен на панораме «Оборона Севастополя». В этот день 75-тысячная русская армия успешно отразила натиск 173-тысячного англо-французского войск.

В 1958 г. на оборонительной башне зажжён вечный огонь. В башне находится филиал музея «Героическая оборона и освобождение Севастополя».

Описание обороны Севастополя в Крымской войне с точки зрения французских войск содержится в приключенческом романе Луи Буссенара о похождениях капитана Сорви-голова «Герои Малахова кургана».

Героическая оборона Малахова кургана во время Второй мировой войны показана в советском фильме «Малахов курган» (1944 год, режиссёры Александр Зархи и Иосиф Хейфиц).

Малахов курган упоминается в песне Ю. Антонова на на стихи Гр. Поженяна «Маки»:

На Федюнинских холмах — тишина. Над Малаховым курганом — сны.

Малахов курган упоминается в стихотворении Валентина Гафта "Хулиган": Мамаша, успокойтесь, он не хулиган. Он не пристанет к вам на полустанке. В войну (Малахов помните курган?) С гранатами такие шли под танки.

Малахов Курган упоминается в песне « Севастопольский вальс» (слова Г. Рублева, музыка К. Листова) — «На Малахов Курган опустился туман…»

Также Малахов курган упомянут в песне «Севастопольская Страда» (группа Иван-царевич, слова В. Наумова) — «Над израненным Малаховым Курганом будет вечно раздаваться скорбный стон…»

Источники

• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.

Ссылки

• [virtual-sevastopol.ru/korabelnaya-krepost.html Панорамы и фотографии Малахова кургана]
• [www.360cities.net/image/sevastopol-malakoff-cannons 360cities.net Сферическая панорама высокого разрешения. «Пушки линии обороны» ]
• [www.memoirs.ru/rarhtml/1448Konst.htm Константинов О. И. Штурм Малахова кургана 27-го и 28-го августа 1855 г. // Русская старина, 1875. — Т. 14. — № 11. — С. 569—586.]

Отрывок, характеризующий Малахов курган

Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.