Малая Морская улица (Санкт-Петербург)

Эта статья — о Малой Морской улице в Санкт-Петербурге. О Большой Морской улице в Санкт-Петербурге см. Большая Морская улица (Санкт-Петербург); о других улицах с таким названием см. Малая Морская улица.

Малая Морская улица Санкт-Петербург
Общая информация
Район города	Адмиралтейский, Центральный
Полицейская часть	Адмиралтейская часть
Прежние названия	Большая Луговая улица, Большая Луговая линия, Луговая Адмиралтейская улица, Луговая улица против Адмиралтейства, Новая Исаакиевская улица, Новоисаакиевская улица, Исаакиевская улица, Морская Исаакиевская улица, улица Гоголя
Ближайшие станции метро	«Адмиралтейская»
Угловой с Невским дом (Невский пр., 11 / Малая Морская ул., 2 / Кирпичный пер., 2)
[www.openstreetmap.org/?lat=59.93611&lon=30.31417&zoom=15&layers=M на карте OpenStreetMap]
[maps.yandex.ru/-/CZSTJqr на карте Яндекс]
[maps.google.com/maps?ll=59.93611,30.31417&q=59.93611,30.31417&spn=0.03,0.03&t=k&hl=ru на карте Google]
Малая Морская улица на Викискладе

Ма́лая Морска́я улица — улица в историческом центре Санкт-Петербурга. Проходит от Невского проспекта до Исаакиевской площади.

До революции 1917 года — одна из главных фешенебельных улиц Петербурга.

История названия

Наименование Малая Морская улица известно с 1731 года, дано по находящейся здесь Малой Морской слободе, в которой жили служители Морского ведомства в чине офицеров. 20 апреля 1738 года присвоено имя Большая Луговая улица, так как находилась на краю Адмиралтейского Луга. Параллельно существовали названия Большая Луговая линия, Луговая Адмиралтейская улица, Луговая улица против Адмиралтейства, Новая Исаакиевская улица (включая теперешнюю улицу Якубовича), Новоисаакиевская улица, Исаакиевская улица, Морская Исаакиевская улица. К 1820-м годам все названия вытеснил современный вариант Малая Морская улица.

10 июля 1902 года переименована в улицу Гоголя, в честь русского писателя Н. В. Гоголя, жившего в доме № 17 по этой улице, в связи с 50-летием его смерти. Историческое название Малая Морская улица возвращено 7 июля 1993 года.

История

Улица появилась как граница эспланады Адмиралтейства — обширный луг для обзора местности обстрела в случае внезапного нападения противника. Это место было расчищено и застроено в начале XVIII века. Севернее улицы простиралось незастроенное пространство для обороны верфи в случае нападения неприятеля.

Сразу же после создания улицы она стала густонаселённой — здесь селились работники Адмиралтейства, моряки и в меньшей степени те, кто был связан со дворцовым комплексом. Здесь жили представители среднего класса; более обеспеченные граждане селились в районе Миллионной улицы. Улица была застроена деревянными одноэтажными домиками и мазанками с палисадниками.

В XVIII веке улица была в центре общественной жизни столицы. В 1770 году в доме № 17 открылся Английский клуб, а в 1772 году — первое Музыкальное общество. В 1909—1931 годах в доме № 17 находилось Общество художников имени А. И. Куинджи.

В XIX веке в доме № 19 находилось первое в России фотоателье Вильяма Каррика.

21 октября 1936 года с этой улицы отправился первый ленинградский троллейбус. По маршруту: «Красная площадь (ныне площадь Александра Невского) — проспект 25 Октября (ныне Невский проспект) — улица Гоголя (ныне Малая Морская улица) — бульвар Профсоюзов (ныне Конногвардейский бульвар) — площадь Труда» прошёл выпущенный на Ярославском автозаводе троллейбус модели ЯТБ-1.

В 1987—1997 годах в подвале дома № 16 располагался театр «Приют Комедианта».

На углу Малой Морской улицы и Кирпичного переулка 28 декабря 2011 года был открыт наземный вестибюль станции метро «Адмиралтейская».

Известные личности

• П. А. Кропоткин жил на Малой Морской улице до ареста 21 марта 1874 года.
• Н. В. Гоголь жил во дворовом флигеле дома Лепена (№ 17) с лета 1833 по лето 1836 года.
• И. С. Тургенев снимал квартиру в доме № 2 в 1880 и в 1881 годах.
• П. И. Чайковский жил в гостинице «Гранд-отель» в доме № 18 и скончался 6 ноября (25 октября) 1893 года в доме № 13 в квартире своего брата Модеста от холеры «неожиданно и безвременно».
• Н. П. Голицына — прототип главной героини повести А. С. Пушкина «Пиковая дама» — особняк на Малой Морской, дом 10.

Литература

• Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Ленинграда. — 3-е изд., испр. и доп. — Л.: Лениздат, 1985. — С. 95. — 511 с.
• Городские имена сегодня и вчера: Петербургская топонимика / сост. С. В. Алексеева, А. Г. Владимирович, А. Д. Ерофеев и др. — 2-е изд., перераб. и доп. — СПб.: Лик, 1997. — 288 с. — (Три века Северной Пальмиры). — ISBN 5-86038-023-2.
• Зодчие Санкт-Петербурга. XIX — начало XX века / сост. В. Г. Исаченко; ред. Ю. Артемьева, С. Прохватилова. — СПб.: Лениздат, 1998. — 1070 с. — ISBN 5-289-01586-8.
• Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Санкт-Петербурга. — СПб.: Норинт, 2002. — 353 с. — ISBN 5-7711-0019-6.

Ссылки

• [www.citywalls.ru/search-street29.html Обзор зданий улицы] на сайте Citywalls.ru

Отрывок, характеризующий Малая Морская улица (Санкт-Петербург)

– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.