Малая белая цапля

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Малая белая цапля

Малая белая цапля
Научная классификация
Международное научное название

Egretta garzetta (Linnaeus, 1766)

Синонимы
  • Ardea garzetta
Ареал

     Гнездовой ареал      Круглогодично

     Только зимой
Охранный статус

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Вызывающие наименьшие опасения
IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/160032556 160032556 ]

Систематика
на Викивидах

Изображения
на Викискладе

Малая белая цапля, или чепура-нужда[1] (лат. Egretta garzetta) — среднего размера болотная птица семейства цаплевых, широко распространённая в тёплом климате восточного полушария. В России гнездится в степной зоне Европейской части страны — чаще всего по эстуариям крупных рек. Обычный, местами даже многочисленный вид. На Украине встречается в приэстуарных болотных массивах рек, впадающих в Азовское и Чёрное море.

Внешне похожа на большую белую цаплю, отличаясь от неё меньшими размерами, удлинёнными перьями на затылке и груди, и деталями окраски клюва и ног (см. описание). Держится вблизи различных водоёмов со стоячей или проточной водой; населяет пойменные леса в долинах рек, мелководные озёра с заросшими берегами, болота, заливные рисовые поля. Не боится человека и часто встречается возле жилья и на пастбищах.[2] Гнездится колониями, часто совместно с бакланами или другими цаплями. Питается в основном мелкой рыбой, а также насекомыми, лягушками, улитками и т. п. В Европе перелётная птица, зимует на берегах Средиземного моря, в Африке и в тропической Азии.





Описание

Небольшая цапля, длина тела 55—65 см, размах крыльев 86—106 см, вес 300—600 г.[3] По высоте сравнима с египетской цаплей, но по сравнению с ней выделяется более изящным телосложением. Оперение чисто-белое (редко встречаются чёрные с белым подбородком цапли — разновидность окраса, называемое «морфой»).[4] Самец в брачный период имеет на затылке длинный хохол из двух нерассученных перьев, а также такой же длины рассученные перья на груди и плечах, называемые «эгретами». Клюв полностью чёрный. Уздечка (пространство между клювом и глазом) неоперённая, в брачный период красноватая, в остальное время года голубовато-серая. Ноги чёрные с жёлтой плюсной. Самки не отличаются от самцов, однако украшающих перьев не имеют. Молодые птицы похожи на взрослых в зимнем наряде, отличаются зеленоватой плюсной.

Малую белую цаплю можно спутать с внешне похожей на неё большой белой цаплей. От последней она отличается значительно меньшими размерами, полностью жёлтой плюсной (у большой белой цапли она лишь слегка желтоватая) и в брачный период полностью чёрным клювом и удлинёнными перьями на груди самцов (в это время у большой белой цапли клюв жёлтый, а эгреты не выражены).[3]

Вне сезона размножения обычно необщительна. В колонии, наоборот, криклива — голос напоминает громкое растянутое карканье. Иногда издаёт короткие хриплые вопросительные звуки. Летает медленно, при этом шею втягивает сильнее, чем большая цапля.

Распространение

Ареал

В Европе распространена спорадично на север до южной части Пиренейского полуострова, долины реки Роны во Франции, северной Италии, Венгрии, южной Словакии, Болгарии и Румынии. На Украине и в Молдавии встречается в низовьях Днепра и Днестра. В России гнездится в южной части Европейской части приблизительно до 48-й параллели — обычна в прибрежных районах Азовского моря, в долинах Дона, Кубани, Терека, Астраханском заповеднике в дельте Волги. В устье Урала редка. Далее на восток редко селится на северном побережье Аральского моря, в долине Сырдарьи, по западным окраинам Алайского хребта, южным подножиям Гималаев, долине Янцзы, японских островах Хонсю, Кюсю и Сикоку, а также на Тайване. В Африке селится в дельте Нила, на островах Зелёного мыса, Мадагаскаре, спорадично на северо-востоке, востоке и юге континента. Обычна в Индо-Австралийском архипелаге от Зондских островов до Новой Гвинеи, а также в незасушливых районах Австралии.[2][5]

Начиная со второй половины XX века, малая белая цапля начала гнездиться в Америке. В 1954 году первый такой случай был зарегистрирован на острове Барбадос в Атлантике у берегов Южной Америки, а с 1994 года птица объявилась на уже материке. При этом с каждым годом количество сообщений неуклонно росло, а ареал расширился от Бразилии и Суринама на юге до канадских провинций Ньюфаундленд и Квебек на севере.[6] В Западной Европе цапля нерегулярно селится в более северных широтах, где её раньше никогда не встречали — в Нидерландах (1979 и 1990-е гг.), южной Англии и Уэльсе (с 2002 г.).

Место обитания

Населяет берега разнообразных водоёмов с пресной, солоноватой или солёной морской водой. Предпочтение отдаёт мелководным незаросшим растительностью местам — открытым болотам, неглубоким озёрам, речным заводям, заливным лугам, морским лагунам с приливами и отливами, оросительным каналам, рисовым полям. Гнездится в мангровых зарослях и эстуариях рек. Вне водоёмов селится в саванне и вблизи пастбищ скота (часто забирается на спину пасущихся коров).[7]

Миграции

Палеарктические популяции перелётные, зимуют в Африке, Южной и Юго-Восточной Азии. В тропиках оседлая, частично перелётная и кочующая птица.[7]

Размножение

В Европе и Средней Азии сезон размножения с марта по июль. На остальной части ареала он, как правило, находится в тесной зависимости от сезона дождей. Гнездится колониями — моновидовыми либо совместно с другими болотными птицами — различными цаплями, колпиками и бакланами). Размер смешанных колоний может достигать нескольких тысяч пар, хотя в случае самостоятельного поселения они обычно не превышают 100 пар.[7] Редко встречаются одиночные гнездящиеся пары. Гнездо в виде перевёрнутого конуса с прозрачными стенками шириной 30—35 см[8], устраивается на заломе камыша или тростника невысоко над поверхностью воды, либо на кустарнике или дереве на высоте до 20 м от земли[7]. В первом случае используются длинные сухие прутики, во втором стебельки трав. На островах Зелёного мыса гнёзда устраиваются на скалах. Иногда новое сооружение не строится, а птицы занимают старые гнёзда других цапель. В обустройстве гнезда заметно распределение обязанностей между птицами — самец добывает строительный материал, а самка укладывает его на место.

В колонии расстояние между двумя соседними гнёздами в среднем составляе 1—4 м, реже менее одного метра.[7] В кладке 2-6, редко 8 яиц (в тропиках кладки обычно менььше).[9] Яйца голубовато-зелёные, со слабым блеском, откладываются с интервалом в сутки или двое. Размер яиц 46×34 мм, вес около 28 г.[10] Насиживание длится 21—25 дней. Сидят по очереди самец и самка, хотя самка проводит в гнезде гораздо больше времени.[2] Появившиеся на свет птенцы покрыты редким белым пухом. Оба родителя кормят их, отрыгивая пищу из клюва в клюв. Уже примерно через 3 недели птенцы покидают гнездо, в светлое время суток перебираясь на соседние ветви дерева. В это период они ещё не способны летать и самостоятельно добывать себе корм, но уже достаточно уверенно чувствуют себя вне гнезда. Способность к полёту появляется через 40—45 дней.[10] Вскоре после этого птенцы навсегда покидают гнездо и держатся стаями на кормовых участках.

Обычно живёт около 5 лет. Максимальная известная продолжительность жизни отмечена во Франции — 22,4 года.[10][11]

Питание

Основу рациона составляет мелкая рыба длиной до 4 см и весом до 20 г[4][7]. Кроме того, употребляет в пищу лягушек, водяных и наземных насекомых (жуки, личинки стрекоз, кузнечики, саранча, медведки, сверчки и т. п.), паукообразных, ракообразных (бокоплавы, креветки Palaemonetes spp и др), моллюсков (улитки, двустворчатые моллюски), мелких рептилий и птиц. Кормится на мелководье, в поисках пищи использует разнообразные приёмы — неподвижно караулит добычу из засады или бежит по воде с распростёртыми крыльями и опущенным клювом. В период размножения расстояние от гнезда до кормовой территории может составлять до 7—13 км.[7]

Подвиды

Различают, как минимум, 2 подвида малой белой цапли. Номинативный подвид E. g. garzetta распространён в Европе, Африке и Азии. Подвид E. g. nigripes обитает в Индонезии и Австралазии. Некоторые авторы выделяют ещё один подвид E. g. immaculata для птиц, обитающих в Австралии.

Некоторые другие самостоятельные виды цапель некогда рассматривались как подвиды малой белой цапли. Среди них береговая цапля (Egretta gularis), обитающая в Африке на западном побережье и вдоль берегов Красного моря, а также в прибрежных районах Азии от Ближнего Востока до Индии. Другой вид, ранее признававшийся как подвид малой белой цапли — рифовая цапля (Egretta dimorpha) — распространена в Восточной Африке, на Мадагаскаре, атолле Альдабра и Коморских островах.

Напишите отзыв о статье "Малая белая цапля"

Примечания

  1. Бёме Р. Л., Флинт В. Е. Пятиязычный словарь названий животных. Птицы. Латинский, русский, английский, немецкий, французский / Под общей редакцией акад. В. Е. Соколова. — М.: Рус. яз., «РУССО», 1994. — 845 с. — 2030 экз. — ISBN 5-200-00643-0.
  2. 1 2 3 Г. Дементьев, Н. Гладков. Птицы Советского Союза. — 1951. — Т. 2. — С. 422-427.
  3. 1 2 Killian Mullarney, Lars Svensson, Dan Zetterström, & Peter J. Grant. Птицы Европы = Birds of Europe. — Paperback. — United States: Princeton University Press, 2000. — С. 32. — 400 с. — ISBN 978-0-691-05054-6.
  4. 1 2 Коблик Е. А., Лисовский А. А. (Зоологический музей МГУ им М.В. Ломоносова ). [files.school-collection.edu.ru/dlrstore/584b5ce7-4b3f-4546-a109-ae6decd413b0/egretta.htm Малая белая цапля - Egretta garzetta]. Единая коллекция Цифровых Образовательных Ресурсов. Проверено 22 сентября 2008. [www.webcitation.org/66GRHXP7P Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].
  5. Л. С. Степанян. Конспект орнитологической фауны России и сопредельных территорий. — Москва: Академкнига, 2003. — 808 с. — ISBN 5-94628-093-7.
  6. William L. Murphy. [www.jstor.org/pss/1521360 Сообщения о наблюдении малой белой цапли (Egretta garzetta) в Америке, со ссылкой на другие залётные палеарктические виды] = Notes on the Occurrence of the Little Egret (Egretta garzetta) in the Americas, with Reference to Other Palearctic Vagrants // Colonial Waterbirds. — США, 1992. — Т. 15. — С. 113-123. (ограниченный доступ)
  7. 1 2 3 4 5 6 7 [www.birdlife.org/datazone/speciesfactsheet.php?id=3708 Little Egret - BirdLife Species Factsheet]. BirdLife International. Проверено 24 сентября 2008. [www.webcitation.org/66GRebzJP Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].
  8. Jerome A. Jackson, Walter J. Bock, Donna Olendorf. Энциклопедия животных Гржимека = Grzimek’s Animal Life Encyclopedia: Birds. — 2-е изд. — Gale Cengage, 2002. — 635 с. — ISBN 978-0787657840.
  9. James Hancock, Hugh Elliott. Цапли мира = The herons of the world. — Harpercollins, 1978. — P. 224-227. — 304 p. — ISBN 978-0060117597.
  10. 1 2 3 'Robinson, R. A.. [blx1.bto.org/birdfacts/results/bob1190.htm BirdFacts: profiles of birds occurring in Britain & Ireland (v1.21, Jun 2008). BTO Research Report 407, BTO, Thetford (www.bto.org/birdfacts)]. British Trust for Ornithology. Проверено 24 сентября 2008. [www.webcitation.org/66GRgRBQ5 Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].
  11. [genomics.senescence.info/species/entry.php?species=Egretta_garzetta AnAge entry for Egretta garzetta] (англ.). Human Ageing Genomic Resources. Проверено 24 сентября 2008. [www.webcitation.org/66GRhTj9H Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].

Ссылки

  • [www.sevin.ru/vertebrates/index.html?birds/52.html Позвоночные животные России: Малая белая цапля]
  • [ibc.hbw.com/ibc/phtml/especie.phtml?idEspecie=300 Видеоклипы малой белой цапли]
  • [www.bird-stamps.org/cspecies/2002300.htm Карта распространения и марки с изображением малой белой цапли]

Отрывок, характеризующий Малая белая цапля


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.