Малая дорога жизни

Малая дорога жизни — общее название сети дорог, действовавших во время Великой Отечественной войны через Финский залив от Лисьего носа или Горской через Кронштадт до Ораниенбаума — как по льду, так и после таянья льда — с 1941 до снятия блокады в 1944 г.

Следует отметить, что название «Малая Дорога жизни» появилось только после войны, по аналогии с Ладожской трассой. Во время войны использовались различные названия — например, «ледовая дорога».

История

По приказу командующего Балтфлотом Трибуца от 8 ноября 1941 г. началась разведка трассы. В этом же приказе определены обязанности создаваемых служб для неё. 17 ноября ледовая разведка под руководством Клюева разметила будущую дорогу, а ночью 20/21 ноября этой дорогой прошли первые войска — 4 батальона — из Кронштадта в Лисий Нос и далее в Ленинград. В дальнейшем специально восстановили заброшенную железнодорожную ветку, которая вела к пристани, откуда ранее — до 1928 г. — отправлялись пароходы в Кронштадт.

При прокладке использовался опыт, накопленный в финской войне, когда через залив переправляли не только войска, но и танки. Но это был только эпизод. Теперь же требовалось организовать постоянную непрерывную переправу на несколько направлений. Но первоначально — в ноябре — действовали только 2 направления — в Лисий Нос и Малую Ижору. С декабря стали доступны и острова Сескар, Лавенсаари и Гогланд, а также форты. Отправной точкой ледовой части дороги на острова Сескар и Лавенсаари был Шепелёвский маяк.

Перевозкой грузов, а также эвакуацией и переброской войск зимой занимались работники Автотранспортной колонны г. Кронштадта, летом — все маломерные суда, от военных катеров до рыбацких лодок. Охраной трассы занимались посты ледово-дорожной службы. К работе были привлечены также гидрографы под руководством М. П. Мартьянова, а когда выяснилось, что с прогнозированием они не справляются из-за недостатка знаний по льдам — и гляциологи.

В связи с повсеместным для Ленинграда — а, значит, в том числе и для Кронштадта голодом — многие эвакуированные умирали ещё до прибытия в Лисий Нос или в нём. Их хоронили на Горском кладбище в братской могиле.

В ноябре-декабре 1943 г. по ней проходила переброска войск 2-й ударной армии, которая первой нанесла удар по немцам в январе 1944 г. Задача скрытной переброски войск была успешно решена. В Ораниенбаум каждую ночь приходило по десятку больших кораблей, которые требовалось за ночь разгрузить и вернуть обратно. Также удалось справиться с прожекторами и обстрелами. После снятия блокады с юга 4-8 июня войска были переброшены в обратном направлении — из Ораниенбаума на Горскую.

В июне 1944 г. дорога прекратила своё существование.

Трасса

После прибытия поезда на Финляндский вокзал груз делился на две неравные части — большая часть развозилась по городу, меньшая — перегружалась на другой поезд, который отправлялся на Сестрорецк по существующей ныне трассе до Лисьего Носа, далее — по развилке на грузовую ветку до причала на Горской (ныне практически не используемую, хотя пока ещё существующую, развилку можно видеть, например, при подъезде к станции Лисий Нос), после чего происходила ещё одна перегрузка — для преодоления залива, в Кронштадт, далее — в Ломоносов и к островам Сескар, Гогланд, Лавенсаари по заливу.

Личности, связанные с Малой дорогой жизни

• Трибуц В. Ф. — командующий Балтийским флотом

• Зима Г. И., Селезнёв Г.Д, Казанский М. М. — начальство трассы

• В работах по расчёту трасс и экспериментах на льду принимали участие учёные Иоффе А. Ф., Шулейкин В. В. и другие из недавно созданной экспериментальной группы ЛФТИ. Особенностью этих экспериментов являлось то, что они проводились не в лаборатории, а непосредственно на действующей трассе в естественных условиях. Результаты и выводы сразу поступали непосредственно в Балтийский флот, обслуживавший трассу, для использования в практической деятельности. При этом первые эксперименты начались ещё в октябре — Шулейкин после проведения расчёта ледовых переправ был отправлен на Белое море.

• Координированием натурных экспериментов занималась Ледовая служба Морской обсерватории. На основе её рекомендаций выбиралась скорость движения колонн, одиночных грузов, дистанции между машинами и т. д.

• Зонин А. И.

• Также проводкой кораблей от Кронштадта в Ломоносов занимался первый в мире ледокол — Ермак

Памятники Дороге

• В Кронштадте на улице Восстания — в виде противотанкового ежа

• В Малой Ижоре

• Камень «Непокорённая земля» в Лисьем Носу.

• Монумент «Дорога Мужества» в Лисьем Носу.

Литература

• Казанский М. Ледовые дороги жизни // Наука и жизнь, 1985, № 5
• Петров Г. Ф. «Кронштадт» — книга 1970 г.
• Непокоренный рубеж. Том 2. Битва за Победу. 2005 г. Сестрорецк. 5-7422-0856-1

Ссылки

• dic.academic.ru/dic.nsf/enc_sp/1466/Малая
• www.kronstadt.ru/gallery/gallery_pk_18.htm

Отрывок, характеризующий Малая дорога жизни

Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.