Малая чайка

Малая чайка
Годовалая малая чайка
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Вторичноротые Тип:  Хордовые Подтип:  Позвоночные Инфратип:  Челюстноротые Надкласс:  Четвероногие Класс:  Птицы Подкласс:  Новонёбные Отряд:  Ржанкообразные Подотряд:  Lari Семейство:  Чайковые Род:  Чайки Вид:  Малая чайка
Международное научное название
Larus minutus Pallas, 1776
Синонимы
Hydrocoloeus minutus
Ареал
Гнездовой ареал      Места зимовок
Охранный статус
Вызывающие наименьшие опасения IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/144227 144227 ]
Систематика на Викивидах Изображения на Викискладе

Ма́лая ча́йка (лат. Larus minutus) — водная птица, самый мелкий представитель семейства чайковых в мире. Гнездится в Европе и Азии, большей частью на территории бывшего СССР. Кроме того, с недавнего времени образует небольшие колонии в районе Великих озёр в Северной Америке. В гнездовой период занимает внутренние пресноводные водоёмы — озёра, травяные болота, речные поймы. Зимует на морских побережьях Западной Европы, вдоль Средиземного, Чёрного и Каспийского морей, а также на востоке Китая. Вид традиционно относится к роду чаек, однако некоторые авторы выделяют его в отдельный монотипический род Hydrocoloeus.

Описание

Грациозная и очень маленькая чайка — её длина 24—28 см, размах крыльев 62—69 см, вес около 100 г. Помимо размера, выделяется лёгким порхающим, непрямолинейным полётом, напоминающим движения скорее болотных крачек (Chlidonias), нежели чаек. В целом имеет сходство с озёрной чайкой, но примерно на треть меньше её и во взрослом оперении отличается полностью чёрной головой. Кроме того, начиная с 2-х летнего возраста, у птиц нижние кроющие крыльев дымчато-серые с белой каймой, в результате чего в полёте низ крыла выглядит почти чёрным — по этому признаку малых чаек легко выделить среди других близких видов. Имеет трёх-годовой цикл оперения — окончательный взрослый вид приобретает в возрасте трёх лет.

В брачном наряде низ, бока, грудь, нижняя часть шеи, подхвостье и надхвостье белые, иногда со слегка розоватым оттенком на брюхе. Голова и верхняя часть шеи контрастно-чёрные. Спина, первостепенные и второстепенные маховые светло-серые с белыми окончаниями — белые вершины сверху и снизу образуют ровную белую каёмку по всему заднему краю. Нижние кроющие крыла дымчато-серые. Голова полностью чёрная (у озёрной чайки белый затылок). Клюв короткий, тонкий, тёмно-красного цвета. Радужная оболочка глаз тёмно-бурая, края век красные. Белый ободок вокруг глаз, присущий другим черноголовым чайкам (за исключением вилохвостой), отсутствует. Ноги непропорционально короткие, ярко-розовые. Во взрослом зимнем наряде голова становится преимущественно белой, с тёмно-серыми пятнами на темени, затылке и позади глаз. Подвидов не образует.

Молодые птицы в первом летнем и зимнем наряде по окрасу головы похожи на взрослых птиц зимой, отличаясь от них более обширными тёмно-серыми пятнами на темени и кроющих ушей. Спина тёмно-бурая со светлыми пестринами, образующими отчётливые поперечные полосы. Тёмно-бурые перья также имеются на боках, как у чёрной крачки (Chlidonias niger), и в отдельных случаях могут закрывать всю грудь. В верхней части крыльев можно различить тёмный рисунок в виде буквы «М», образованный преимущественно чёрными (со второго по шестой) первостепенными и белыми с серыми каёмками второстепенными маховыми. Снизу крыло белое. Клюв черновато-бурый, радужная оболочка бурая. Ноги бледно-розовые, почти телесного цвета. Во второй год голова становится тёмной, как у взрослых птиц.

Голос мелодичный, похожий на крик чёрной крачки — ритмичный «кей, кей, кей…» либо в виде трели «ке-кей, ке-кей, ке-кей…». Сигнал тревоги — более низкая сухая трель «ке-ке-ке-кек», напоминающая голос галки. Иногда издаёт резкий писк «уить».

Распространение

Гнездится в Евразии, главным образом в пределах республик бывшего СССР. Границы ареала во многом условны, так как для вида, наряду с традиционными районами обитания, характерны постоянные перемещения за сотни и тысячи километров, где птицы образуют временные колонии. На территории материка различают три основные гнездовые популяции, разделённые между собой. Наиболее западная и относительно немногочисленная популяция занимает Европейскую часть России и прилегающие территории — Прибалтику, южные районы Швеции и Финляндии, Восточную Белоруссию и Северную Украину. Небольшая колония отмечена в Норвегии. Чайки этого региона постоянно кочуют, меняя места гнездовий. Так, отмечены нерегулярные колонии малых чаек в Западной Европе: Нидерландах, Дании, Великобритании, Германии и Румынии, а также в Исландии. Центральная популяция, наиболее многочисленная и постоянная, занимает степи Западной Сибири и Северного Казахстана. Северная граница ареала в этом регионе пролегает через Курганскую, Тюменскую, Омскую и Новосибирскую области, на востоке достигая долину реки Оби. С юга ареал ограничен центральными районами Казахстана — Западно-Казахстанской, Костанайской (нижнее течение р. Тургай) областями и далее примерно вдоль 49-й параллели. Восточная популяция захватывает Забайкалье и север Монголии. В XX веке непостоянные колонии малых чаек были обнаружены в районе Великих озёр в Северной Америке, а, начиная с 1987 года, эти птицы гнездятся там ежегодно.

Перелётный вид. К местам зимних стоянок начинает отлетать уже в конце июля, возвращается в конце апреля — мае. Зимует на морских побережьях — в Западной Европе вдоль Атлантики к югу от Британских островов, в Средиземноморье, Адриатике, на Чёрном и Каспийском морях. Восточная популяция перемещается на юго-восток — к берегам Жёлтого моря.

В период размножения места обитаний связаны с пресноводными неглубокими водоёмами — равнинными озёрами, заболоченными поймами рек, старицами, где часто встречается смешанными стаями с озёрной чайкой и болотными крачками. Зимует на море, в период миграции держится на мелководье недалеко от берега. На пролёте в останавливается на внутренних водоёмах, чтобы переждать линьку.

Размножение

Половая зрелость, по-видимому, наступает в возрасте 3-х лет. Как правило, гнездятся небольшими рыхлыми колониями по 5—50 пар совместно с озёрной чайкой, белокрылой и речной крачкой. Колонии непостоянны как по географическому положению, так и по численности — птицы постоянно перемещаются внутри ареала и даже далеко за его пределами. Моногамны, пары образуются на пролёте к местам гнездовий либо вскоре после прибытия. В брачный период поведение демонстративно: в полёте характерно частое чередование активного машущего и более спокойного, размеренного полёта, и планирования; при этом чайка издаёт длинную серию быстрых повторяющихся звуков «ке-кей, ке-кей, ке-кей…». Демонстративное поведение на суше, по сравнению с другими близкими видами, выражено в меньшей степени — во время ухаживания самки вскидывают клюв, наклоняют голову и «квохчут». Гнездо чаще всего устраивается во влажном месте — в плавнях, на осоковой кочке, заломе тростника, реже на сухом берегу водоёма. В первом случае строится большая и грубая постройка из водных или околоводных растений, во втором выкапывается небольшое углубление в земле, которое слегка выстилается стебельками трав.

Кладка содержит 2—3 (реже 4) яйца оливкового, оливково-зелёного либо охристо-бурого фона с красно-бурыми, лилово-серыми или черноватыми пестринами. Размер яиц (37—45) х (28—32) мм. Насиживание начинается с первого яйца и обычно длится 20—22 дня. Насиживают оба родителя, однако большую часть времени в гнезде проводит самка. Вылупившиеся птенцы покрыты пухом серовато-бежевого цвета с рыжим оттенком. Самец и самка попеременно занимаются обогревом и кормлением птенцов. В возрасте трёх дней птенцы уже способны покидать гнездо, а на крыло становятся через 21—24 дня.

Питание

Основной корм малых чаек — мелкие водные и наземные беспозвоночные животные и насекомые: ручейники, гребляки (Corixidae), гладыши (Notonectidae), комары-дергуны, плавунцы (Dytiscidae) и их личинки, стрекозы, наземные жуки, саранчовые и т. д. Кроме того, питается мелкой рыбой и некоторыми ракообразными, такими как артемия (Artemia salina). В поисках корма летает низко над мелководьем либо прибрежными травами, часто небольшими группами. Насекомых ловят в воздухе подобно ласточкам, или собирают на поверхности воды и с растений. Рачков ловят, бродя по мелководью. Держатся на воде, но не ныряют.

Ссылки

• [water-birds.narod.ru/larus_minutus.htm Малая чайка — Водоплавающие и чайковые птицы Подмосковья]
• [www.ecosystema.ru/08nature/birds/075.php Малая чайка — Larus minutus: описание и рисунки. — Экологический центр «Экосистема»]
• [www.sevin.ru/vertebrates/index.html?Birds/308.html Larus minutus Pallas, 1776 — Малая чайка. Позвоночные животные России]

Отрывок, характеризующий Малая чайка

– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.