Малавский султанат

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Малва (султанат)»)
Перейти к: навигация, поиск
Малавский султанат
←
1401 — 1562


→
 
→



Малва на карте Индии 1814 года (желтая в центре)
Столица Дхар, Манду (Шадиабад)
Религия Ислам
Форма правления Монархия
Династия Гури (1390—1436)
Халджи (1436—1531)
Султаны (с 1401/2 года)
К:Появились в 1401 годуК:Исчезли в 1562 году

Малавский султанат — мусульманское государство в Северной Индии, существовавшее на территории Малвы в 1401—1531, 1537—1542 и 1555—1562 годах. Малавский султанат выделился из состава Делийского султаната в период ослабления династии Туглакидов после индийского похода Тамерлана. В 1531 году территория Малавского султаната была присоединена к Гуджарату, однако вскоре Малва была оккупирована войсками могольского падишаха Хумаюна. После семилетнего периода независимости в 1542 году султанат вошёл в состав государства Суридов, после распада которого в 1555 году Малавский султанат последний раз обрёл независимость. В 1562 году султанат был окончательно включён в состав Империи Великих Моголов.





Предыстория

До появления мусульманских войск Малвой управляли махараджи из раджпутской династии Парамара (ок. 800 — 1305), оказавшие мусульманам длительное ожесточённое сопротивление[1]. Такое же сопротивление мусульманской армии оказали правители Читтора и Удджайна. Наконец, в 1305 году делийский полководец Айн-уль-Мульк Мултани в решающей битве разгромил войска махараджи Махлакадевы и присоединил Малву к Делийскому султанату. В столице Малвы, городе Дхаре, разместился делийский наместник. В 793 году хиджры (1390—1391 годы) султан Мухаммад-шах III Туглакид назначил наместником Малвы гурида Хусайна Дилавар-хана[2]. Когда в 1398—1399 годах в Индию вторгся Тамерлан, делийский султан Махмуд-шах Туглакид бежал из Дели в Дхар и укрылся у Дилавар-хана[1].

Возникновение султаната. Правление династии Гури

Сокрушительный разгром, нанесённый Делийскому султанату армией Тамерлана в 1398—1399 годах, привёл к резкому падению власти и авторитета делийского султана, что, в свою очередь повлекло быстрый развал империи Туглакидов в последующие несколько лет. Наместники важнейших провинций (Джаунпура, Гуджарата и др.) стали отделяться от Дели, основывая собственные государства. Одним из них был и наместник Малвы Хусайн Дилавар-хан, который в 804 году хиджры (1401—1402 годы) приказал больше не упоминать делийского султана в хутбе и провозгласил себя султаном Малвы под именем Амид-шаха Дауда[3].

Сын и наследник Амид-шаха Дауда, султан Хушанг-шах (1406—1435) перенёс столицу государства в хорошо укреплённый город Манду, в котором было начато масштабное строительство. Украшенный великолепными архитектурными творениями, Манду был переименован в Шадиабад («Город радости»). Хушанг-шах и его преемник Мухаммад-шах Гури (1435—1436) совершили несколько походов в индусскую Ориссу и постоянно воевали с соседними мусульманскими султанатами (Бахманидским, Делийским, Джаунпурским и Гуджаратским)[4].

Правление династии Халджи

Малавская династия Халджи происходили из того же тюркского племени, что и одноимённая династия делийских султанов Халджи[5], правившая в 1292—1320 годах, однако не находилась с ней в прямой родственной связи[6]. Амир племени халджи Махмуд-хан стал визирем султана Малвы Мухаммад-шаха Гури, которого он в 1436 году отравил. Отстранив от власти его малолетнего сына и наследника Масуд-шаха Гури (которому удалось бежать в Гуджарат), Махмуд-хан сам воцарился на престоле малавских султанов под именем Махмуд-шаха I Халджи, основав новую династию Халджи.

Махмуд-шах I Халджи (1436—1469) считается самым могущественным султаном Малвы[7][6]. Он значительно расширил границы Малавского султаната, проведя весь период своего правления в войнах с Гуджаратским султанатом, государством Бахманидов, с раджпутским княжеством Мевар, а также с другими соседями. В 1442 году Махмуд-шах I совершил поход на Дели. Слава о величии Махмуд-шаха Халджи дошла до двора аббасидского халифа в Каире, который прислал ему формальные знаки власти[7]. Во время правления следующего султана Гийас-шаха (1469—1500) для Малавского султаната настала эра мира и процветания. Судя по монетам Гийас-шаха, он первым начал использовать в своей титулатуре словосочетание ас-Султан бин ас-Султан («Султан, сын Султана»)[8]. Сам султан, однако, мало интересовался государственными делами, предпочитая проводить время в здании своего гарема, возведённого в форме корабля и окружённого искусственными озёрами, а не в зале заседаний.

По причине того, что султан фактически отстранился от управления султанатом, реальная власть вскоре перешла в руки его сына Абдул-Кадир-хана, будущего султана Насир-шаха Халджи. Последний отличался жестоким нравом и к концу XV века настроил против себя часть высших сановников султаната и даже собственную мать Рани Хуршид[9]. Против Абдул-Кадир-хана выступил его брат Шуджа-хан, провозгласивший себя султаном под именем Ала ад-дин-шаха[10], поддержанный матерью и частью амиров. 6 апреля 1500 года Абдул-Кадир-хан поднял мятеж против отца, укрепившись в Дхаре. Через некоторое время он захватил столицу султаната город Манду, сверг отца с престола, мать бросил в тюрьму, а брата приказал казнить. 20 ноября 1500 года он был коронован султаном под именем Насир-шаха Халджи. Его отец, султан Гийас-шах, формально отрёкся от престола 4 января 1501 года[11] и вскоре был отравлен по приказу Насир-шаха[9]. В следующие несколько лет Насир-шах успешно подавил мятеж недовольных вассалов, а также отбил нападения раджи Мевара. Правление султана Насир-шаха запомнилось множеством жестоких казней, а также беспробудным пьянством султана[9]. Должность визиря при нём занял индус Васанта Рай, что вызвало сильное недовольство придворных сановников-мусульман[12]. С правлением Насир-шаха Халджи (1500—1511) начался упадок Малавского султаната, всё сильнее погружавшегося в феодальную анархию.

Социально-экономическая характеристика

В этно-религиозном составе населения Малавского султаната преобладали раджпуты-индуисты, подразделявшиеся на различные кланы, главы которых подчинялись тюркско-мусульманской группе, происходившей из племени халджи (хильджи), находившейся у власти[13]. Однако не следует думать, что этническое большинство не имело доступа к государственным должностям. Индусы играли существенную роль в управлении государством, занимая ряд важнейших административных постов в султанате (к примеру, должность визиря при султанах Насир-шахе Халджи и Махмуд-шахе II Халджи занимал индус Васанта Рай[14]), что нередко приводило к серьёзным конфликтам между мусульманской и индуистской придворными группировками. При Махмуд-шахе II Халджи раджпуты на какое-то время вообще вытеснили мусульман со всех основных государственных должностей[12].

Богатые земельные ресурсы Малвы исторически способствовали развитию на её территории земледелия. Кроме производства сельскохозяйственной продукции, в Малавском султанате заготавливалась древесина. В копях, рудниках и каменоломнях на территории султаната добывался мрамор различных оттенков (от белоснежного до розового и жёлтого[15]), алмазы (в Панне, Райпуре, Ратанпуре[15]) и другие драгоценные камни. Значимой отраслью экономики султаната была обработка драгоценных камней и производство золотых и серебряных ювелирных украшений. Столичный округ Манду был признанным центром производства высококачественной глазированной керамики[16]. Среди малавского текстиля особо славились изделия из парчи[17].

Система управления и государственные финансы

Во главе административной системы государства находился наследственный монарх, носивший титулы султан и шах. Государственные вопросы обсуждались султаном на заседаниях его двора, проходивших в форме публичных аудиенций (Бар-и-Ам)[18]. Бар-и-Ам были открыты для всех заинтересованных лиц и являлись одним из средств общения султана со своими подданными. Провозглашение наследника престола и приём иностранных послов также происходили на Бар-и-Ам. Однако конечное решение большинства административных вопросов осуществлялось султаном совместно с его ближайшими сановниками на заседании закрытого собрания, называемого Маджлис-и-Хас. Приватные аудиенции у султана носили название Махфиль-и-Унс[19].

Высшими должностными лицами, осуществлявшими непосредственное управление султанатом в соответствии с повелениями султана, были визирь (вазир), возглавлявший гражданскую администрацию и отвечавший за финансы султаната, и ариз-и-мумалик, ответственный за организацию и руководство малавскими войсками. Управление делами религии осуществлял шейх-уль-ислам совместно с исламскими судьями — кази[19]. В Малавском султанате существовала система градации чиновников в соответствии с присваиваемыми им рангами предводителей определённого количества воинов (от 500 до 20 000). Эта система позже была воспринята Шер-шахом Сури и стала прототипом системы мансабдаров в Могольской империи[20].

До нас дошло крайне мало информации о системе доходов государственной казны султаната. Определённую часть доходов составляли поступления от ежегодной дани, уплачиваемой вассальными султану территориями[21]. Согласно сохранившимся сведениям, большая часть земельных владений султаната была предоставлена в икта малавским военачальникам различного уровня. Казённые земли, оставленные в непосредственном управлении султана, назывались кхалса[22]. Доходы от использования земель кхалса шли напрямую в государственную казну.

Территориальное устройство

Территория Малавского султаната достигла своего максимального размера во время правления султана Махмуд-шаха I Халджи (1436—1469), власть которого, помимо собственно Малвы, распространялась на центрально-индийские города и районы Баяна, Калпи, Чандери, Сургуджа, Райпур, Ратанпур, Бхопал, Элличпур, северные отроги горной цепи Сатпура, а на западе достигала городов Даход, Бансвара, Деола, Пратапгарх и Мандсаур[21]. Большая часть этих территорий, однако, не подчинялась султану напрямую, поскольку представляла из себя группу полунезависимых государств (Баяна, Калпийский султанат, Сургуджа, Райпур, Ратанпур, Бхопал, Баглана[21]), находившихся по отношению к малавскому султану в состоянии формальной вассальной зависимости. Признавая верховную власть малавского султана, они уплачивали ему ежегодную дань, а взамен пользовались его защитой от нападения соседних государств.

Собственно малавская территория была разделена на провинции и приграничные районы. К последним относились Рантхамбор, Мандсаур, Гаграун, Чандери и Кхерла[21]. Основными провинциями Малавского султаната были Удджайн, Сарангпур, Бхилса и Хошангабад. Столица государства город Манду, а также районы Дхар и Налча составляли центр султаната и находились под непосредственным управлением самого султана[21].

Упадок и конец султаната

В самом конце правления Насир-шаха, в 1510 году, против султана поднял мятеж его старший сын Шихаб ад-дин. Однако султану удалось решить дело миром, лишив при этом Шихаб ад-дина права наследования и сделав наследником своего третьего сына Азам-Хумаюна. Смерть Насир-шаха в декабре 1510 года[23] стала сигналом к борьбе трёх его сыновей за трон Малвы. Каждый из них объявил себя законным наследником и принял титул султана. После смерти Шихаб ад-дина в июле 1511 года его амиры объявили султаном его малолетнего сына под именем Хушанг-шаха (II), однако вскоре были разбиты войсками Махмуд-шаха II (Азам-Хумаюна) и бежали в горы. 2 мая 1511 года Азам-Хумаюн короновался султаном Малвы, приняв имя Махмуд-шаха Халджи (II). Второй сын Насир-шаха Сахиб-хан в конце 1511 года захватил Шадиабад (Манду) и короновался султаном под именем Мухаммад-шаха Халджи (II). Однако в следующем году Махмуд-шаху удалось вернуть контроль над столицей. После пятилетней борьбы Махмуд-шаху удалось одержать верх над братом. Султан Махмуд-шах II Халджи был храбрым воином, однако напрочь лишённым полководческих талантов и способностей к управлению государством. Кроме междоусобной войны с братом Махмуд-шах II вынужден был постоянно воевать с внешними врагами и мятежными амирами внутри Малвы. В 1512 году он подавил мятеж наместника Сатваса Сикандар-хана. При Махмуд-шахе II фактическая власть в султанате стала постепенно переходить к раджпутским министрам и сановникам. Недовольство мусульманских вельмож вылилось в открытое выступление против раджпутов, в результате которого визирь Махмуд-шаха II индус Васанта Рай был убит[12]. В последовавшей за этим междоусобной борьбе фактическую власть в султанате захватил раджпутский раджа Медини Рай. В результате мусульмане стали покидать Малву, а на большинство государственных должностей Медини Рай назначил индусов. Создалась необычная ситуация, при которой султан был тюрком-мусульманином, а весь его чиновничий аппарат составляли раджпуты-индусы[12]. Чтобы избавиться от власти раджпутов, Махмуд-шах II в 1517 году обратился за помощью к султану Гуджарата, который помог ему вернуть контроль над султанатом. Однако на помощь раджпутам Малвы пришёл махарана Мевара Санграм Сингх I (1509—1527), который не только разбил армию бездарного султана Махмуд-шаха II, но и захватил его самого в плен[24]. Махмуд-шах II был освобождён только после того, как направил своих сыновей в качестве заложников в Читтор. К власти в султанате вновь пришли раджпуты. В марте 1531 года султан Гуджарата Бахадур-шах вторгся в Малву, захватил Манду, низложил султана Махмуд-шаха II и приказал убить его в тюрьме[9]. Малва стала провинцией Гуджарата, которую вскоре оккупировали войска могольского падишаха Хумаюна (1534 год)[25]. После ухода войск Хумаюна и убийства султана Бахадур-шаха португальцами 13 февраля 1537 года власть над Малвой оказалась в руках амира Маллу-хана, который стал править под именем Кадир-шаха, чеканя монету и вознося хутбу только от своего имени[26].

В 1542—1543 годах Малва была полностью завоёвана Шер-шахом Сури, который назначил здесь наместником Шуджаат-хана. После смерти султана Ислам-шаха в 1554 году империя Суридов затрещала по швам, и Шуджаат-хан стал фактически независимым правителем Малвы. Шуджаат-хан умер в 962 году хиджры (1554/1555), и ему наследовал в должности наместника Малвы его энергичный и амбициозный сын Мийан-Баязид[27]. Воспользовавшись царившей в государстве феодальной анархией, Баязид-хан в 1555 году объявил себя независимым султаном Малвы под именем Баз-Бахадур-шаха. Однако правление нового султана продолжалось недолго. В феврале 1561 года падишах Акбар I Великий отправил войска во главе с Адхам-ханом на завоевание Малвы[28]. 29 марта 1561 года Баз-Бахадур-шах был разбит в битве при Сарангпуре и бежал в Хандеш.

Последний султан Малвы Баз-Бахадур-шах, отправляясь на решающую битву с могольской армией, приказал своей дворцовой страже в случае его поражения незамедлительно перебить всех наложниц в его гареме[28]. Когда вести о поражении Баз-Бахадур-шаха дошли до столицы, стража начала резню в гареме, однако закончить начатое помешали подоспевшие могольские войска[29]. Моголы попытались захватить также знаменитую любовницу султана Баз-Бахадура рани Рупамати, но она покончила с собой[30]. После победы Адхам-хан приказал истребить многочисленных пленных солдат Баз-Бахадура, как индусов, так и мусульман[28].

Вскоре Адхам-хан был отозван с поста командующего, и его сменил Пир-Мухаммад, который повёл войска на Хандешский султанат, где был разбит объединёнными войсками султана Хандеша Миран Мубарак-шаха II, визиря Берара Туфал-хана Дахни и Баз-Бахадур-шаха. Пир-Мухаммад погиб при отступлении[31]. Моголы были изгнаны из Малвы. Баз-Бахадур-шах на короткое время вернулся к власти. В следующем, 1562 году падишах Акбар послал другое войско во главе с Абдаллах-ханом Узбеком, который окончательно разбил Баз-Бахадур-шаха, бежавшего в Читтор. Малва вошла в состав Империи Великих Моголов. В 1572 году на территории бывшего султаната была создана Малавская суба.

Султаны Малвы

Годы правления Тронное имя Личное имя Отец Династия
804—809 (хиджры)
1401/2—1406 		Амид-шах Дауд Хусайн Дилавар-хан Имя неизвестно Гури
809—838 (хиджры)
1406—5.07.1435 		аль-Азам Хусам-ад-дуниа-ва-дин Абуль-Муджахид Хушанг-шах (I)[32] Алп-хан Амид-шах Дауд
838—839 (хиджры)
8.07.1435—04.1436 		Мухаммад-шах Гури (I) Газни-хан Хушанг-шах I
839—839 (хиджры)
04.1436—05.1436 		Масуд-шах Гури Масуд-хан Мухаммад-шах I
839—873 (хиджры)
14.05.1436—31.05.1469 		аль-Азам Ала-ад-дуниа-ва-дин Абуль-Музаффар Махмуд-шах Халджи (I)[33] Махмуд-хан Малик Мугхиф Халджи
873—906 (хиджры)
3.06.1469—4.01.1501 		Васик би-л-Малик-л-Мультаджи Абуль Фатх Гийас-шах Халджи[8][34] Мухаммад-хан Махмуд-шах I
905—906 (хиджры)
1500—1500 		Ала ад-дин-шах[10] Шуджа-хан Гийас-шах
906—916 (хиджры)
20.11.1500—12.1510 		Абдул-Музаффар Насир-шах Халджи Абдул-Кадир Гийас-шах
917—917 (хиджры)
1511—29.07.1511 		Шихаб ад-дин-шах[35] Шихаб ад-дин Насир-шах
917—917 (хиджры)
29.07.1511—08.1511 		Хушанг-шах (II)[35] Неизвестно Шихаб ад-дин-шах
917—921 (хиджры)
1511—1516 		Васик би-л-Малик ас-Самад Абуль-Музаффар Мухаммад-шах (II)[8] Сахиб-хан Насир-шах
917—937 (хиджры)
2.05.1511—29.03.1531 		Махмуд-шах Халджи (II) Азам-Хумаюн Насир-шах
1537—1542 Кадир-шах Маллу-хан Маллу-хан
1555—1562 Абуль-Музаффар
Баз-Бахадур-шах[8] 		Мийан-Баязид Шуджаат-хан


Напишите отзыв о статье "Малавский султанат"

Примечания

  1. ↑ 1 2 Рыжов (VII—XV века), 2004.
  2. ↑ Day, 1965, p. 14.
  3. ↑ Day, 1965, p. 21.
  4. ↑ Босворт, 1971, с. 261.
  5. ↑ Рыжов (XV—XX века), 2004, с. 474.
  6. ↑ 1 2 Алаев, 2003, с. 147.
  7. ↑ 1 2 Босворт, 1971, с. 262.
  8. ↑ 1 2 3 4 [coinindia.com/galleries-malwasultans.html The Coin Galleries: Sultans of Malwa]
  9. ↑ 1 2 3 4 Рыжов (XV—XX века), 2004, с. 475.
  10. ↑ 1 2 Day, 1965, p. 236.
  11. ↑ Day, 1965, p. 243.
  12. ↑ 1 2 3 4 Алаев, 2003, с. 148.
  13. ↑ История Востока, 2000, с. 144.
  14. ↑ Алаев, 2003, с. 147—148.
  15. ↑ 1 2 Day, 1965, p. 359.
  16. ↑ Day, 1965, p. 360.
  17. ↑ Day, 1965, pp. 361—362.
  18. ↑ Day, 1965, p. 350.
  19. ↑ 1 2 Day, 1965, p. 351.
  20. ↑ Day, 1965, pp. 351—352.
  21. ↑ 1 2 3 4 5 Day, 1965, p. 352.
  22. ↑ Day, 1965, p. 354.
  23. ↑ Day, 1965, p. 265.
  24. ↑ История Востока, 2000, с. 145.
  25. ↑ Day, 1965, p. 320.
  26. ↑ Day, 1965, p. 331.
  27. ↑ Day, 1965, p. 337.
  28. ↑ 1 2 3 Гаскойн, 2003.
  29. ↑ Day, 1965, pp. 340—341.
  30. ↑ Рупамати, 1899.
  31. ↑ Day, 1965, pp. 344—345.
  32. ↑ Day, 1965, p. 25.
  33. ↑ Day, 1965, p. 93.
  34. ↑ Day, 1965, p. 220.
  35. ↑ 1 2 Day, 1965, p. 272.

Литература

  • Алаев Л. Б. Средневековая Индия. — СПб.: Алетейя, 2003. — 304 с. — («Востоковедение: учебные пособия и материалы»). — ISBN 5-89329-590-0.
  • Босворт К. Э. Мусульманские династии. Справочник по хронологии и генеалогии. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1971. — С. 261, 262.
  • Гаскойн, Бэмбер. [historylib.org/historybooks/Velikie-Mogoly--Potomki-CHingiskhana-i-Tamerlana-/4#c_26 Великие Моголы. Потомки Чингисхана и Тамерлана]. — М.: Центрполиграф, 2003.
  • История Востока. Т. III. Восток на рубеже средневековья и нового времени. XVI—XVIII вв. (главная редколлегия под председательством Р. Б. Рыбакова). — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000. — С. 145, 147, 153, 155. — (Научное издание). — ISBN 5-02-018102-1.
  • [ru.wikisource.org/wiki/%D0%AD%D0%A1%D0%91%D0%95/%D0%A0%D1%83%D0%BF%D0%B0%D0%BC%D0%B0%D1%82%D0%B8 Рупамати] // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1899. — № XXVII. — С. 292.
  • Рыжов К. В. [slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%9C%D0%BE%D0%BD%D0%B0%D1%80%D1%85%D0%B8.%20%D0%9C%D1%83%D1%81%D1%83%D0%BB%D1%8C%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20%D0%92%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%BA%20VII-XV/%D0%93%D1%83%D1%80%D0%B8%D0%B4%D1%8B/3/ Все монархи мира. Мусульманский Восток. VII—XV вв.]. — М.: Вече, 2004. — 544 с.
  • Рыжов К. В. [slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%9C%D0%BE%D0%BD%D0%B0%D1%80%D1%85%D0%B8.%20%D0%9C%D1%83%D1%81%D1%83%D0%BB%D1%8C%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20%D0%92%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%BA%20XV-XX/%D0%A5%D0%B0%D0%BB%D0%B4%D0%B6%D0%B8%D1%82%D1%8B/ Все монархи мира. Мусульманский Восток. XV—XX вв.]. — М.: Вече, 2004. — С. 474—475. — 544 с.
  • Day, Upendra Nath. [archive.org/stream/medievalmalwaapo001927mbp#page/n5/mode/2up Medieval Malwa: a Political and Cultural History, 1401-1562]. — Delhi: Munshi Ram Manohar Lal., 1965. — P. 432.
  • Malcolm, John. [archive.org/stream/amemoircentrali06malcgoog#page/n42/mode/2up A Memoir of Central India, Including Malwa, and Adjoining Provinces]. — London, 1832. — P. 580.

Ссылки

  • [coinindia.com/galleries-malwasultans.html The Coin Galleries: Sultans of Malwa]


Отрывок, характеризующий Малавский султанат

Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Малавский_султанат&oldid=79295941»