Малдун, Роберт

((опечатки))

Роберт Малдун Robert Muldoon<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Премьер Новой Зеландии
12 декабря 1975 — 26 июля 1984
Монарх:	Елизавета II
Предшественник:	Билл Роулинг
Преемник:	Дэвид Лонги
Вероисповедание:	Баптист
Рождение:	25 сентября 1921(1921-09-25) Окленд, Новая Зеландия
Смерть:	5 августа 1992(1992-08-05) (70 лет) Окленд, Новая Зеландия
Супруга:	Дейм Ти Флайгер Малдун
Дети:	трое
Партия:	Национальная партия
Награды:

Сэр Роберт Дэвид «Роб» Малдун (англ. Robert David "Rob" Muldoon), кавалер ордена Святого Михаила и Святого Георгия, кавалер Почёта (25 сентября 1921 — 5 августа 1992) — 31-й премьер-министр Новой Зеландии (1975—1984) и лидер Национальной партии.

Детство и юность

Роберт Дэвид Малдун родился в 1921 году в Окленде в семье Джима и Эми Малдун принадлежавшей к нижнему среднему классу.

В возрасте пяти лет Роберт во время игры упал с ворот и разорвал щеку, из-за чего у него образовался характерный шрам. Когда ему было восемь, его отец попал в госпиталь, где он умер 20 лет спустя. Его матери пришлось выращивать Роберта в одиночку. В это время он оказался под сильным влиянием своё решительной, образованной и обладающей железной волей бабушки по матери Джеруши, убежденной социалистки. Хотя Малдун никогда не поддерживал её убеждений, её влияние пробудило в нём скрытые амбиции, сильный интерес к политике и неизменное уважение к Новой Зеландии как к социальному государству. Будучи способным ребёнком Малдун выиграл грант на обучение в Mount Albert Grammar School с 1933 по 1936 годы. В 15 лет он окончил школу и устроился на работу в компанию en:Fletcher Construction служащим по возврату недоимок.

Начало карьеры

В 1939 году началась Вторая мировая война и Малдун вступил в новозеландскую армию, он проходил службу на юге Тихого океана и в Италии. В Италии он служил в одном батальоне (дивизионной кавалерии) со своими будущими коллегами по Национальной партии Дунканом МакИнтайером и Джеком Машаллом. Там же в Италии он завершил бухгалтерское образование и сдал выпускные экзамены. После войны он вернулся в Новую Зеландию и стал первым в стране квалифицированным бухгалтером-калькулятором.

В марте 1947 года Малдун вступил в недавно созданное подразделение Молодых националистов, молодёжное крыло консервативной Национальной партии Новой Зеландии. Он быстро стал активным партийным деятелем и дважды неудачно выставлял свою кандидатуру в парламент в устоявшихся, но уязвимых округах лейбористов в 1954 году (Маунт Альберт) и 1957 году (Вайтемата). В 1960 году он был избран в парламент от пригорода Окленда Тамаки, одержав победу над Бобом Тизардом, который был избран от Национальной партии в 1957 году. Выборы 1960 года привели к власти Кейта Холиока, возглавившего 2-е националистское правительство на посту премьер-министра. Малдун представлял округ Тамаки в парламенте следующие 32 года.

Член правительства

На посту депутата Малдун проявил себя талантливым оратором и усердным работником и в 1963 году он был назначен заместителем министра финансов Гарри Лэйка. В этой должности он отвечал за успешный переход Новой Зеландии на десятичную денежную систему в июле 1967 года.

Министр финансов

После смерти Лэйка в 1967 году, Малдун стал его естественным (и единственным очевидным) преемником; в возрасте 45 лет он стал самым молодым министром финансов Новой Зеландии с 1890-х годов. Однако, поскольку Холиок считал Малдуна слишком самоуверенным и честолюбивым, он сделал его лишь восьмым по старшинству в кабинете. Обычно министр финансов был вторым или третьим в правительствах Вестминстерской системы, хотя его преемник Гарри Лэйк был шестым из-за его малого парламентского стажа.

Малдун выступал против абортов и смертной казни. В 1961 году он был одним из десяти депутатов от Национальной партии, которые поддержали лейбористов и проголосовали вместе с оппозицией за исключение смертной казни за убийство из Закона о преступлениях, в который она была включена 2-м националистским правительством. Позже в 1977 году он голосовал против абортов, когда этот вопрос был поставлен на свободное голосование.

С начала своей парламентской карьеры он стал известен как Поросёнок (Piggy); это прозвище закрепилось за ним на всю жизнь, даже среди его сторонников. Сам Малдун казалось получал удовольствие от такого образа и позже говорил, что не считает сатирические замечания на свой счёт слишком чувствительными.

Малдун быстро стал влиятельным национальным политиком, многие историки считают его роль в неожиданной победе националистов на выборах 1969 года более важной чем премьер-министра Холиока или его заместителя Джека Маршалла. Он также продемонстрировал талант — которого недоставало его старшим коллегам — использование появившегося телевидения; комментаторы продолжают считать, что он был одним из самых искусных политиков в использовании СМИ.

Заместитель премьер-министра

После ухода в отставку в 1971 году Холиока, Малдун соперничал с Маршаллом за высший пост, он проиграл партийные выборы с небольшим отрывом, но победил в открытых выборах на пост заместителя лидера партии и соответственно заместителя премьер-министра.

Лидер оппозиции

Маршалл выступал на выборах 1972 года под лозунгом «Люди — людям. Сильнейшая команда» — с намёком на собственную неброскую манеру Маршалла, в частности по сравнению со своим заместителем. После 12 лет у власти националисты проиграли эти выборы. После этого Маршалл ушёл в отставку и его сменил Малдун, став 4 июля 1974 года лидером оппозиции. Многие в руководстве лейбористов считали, что Маршалл не может тягаться с популярным лидером лейбористов Норманом Кёрком.

Со своей стороны Малдун воспользовался удобным случаем — однако это продолжалась недолго, 31 августа 1974 года Кёрк внезапно скончался. На выборах 1975 года Малдун одержал победу над слабым преемником Кёрка Биллом Роулингом, перевернув меньшинство националистов 32-55 в парламенте, в большинство 55-32. Его программа называлась «Новая Зеландия — путь который выбираете Вы», с обещанием щедрой пенсионной схемы, взамен схемы Кёрка и Роулинга основанной на взносах работодателей (которая согласно известному рекламному ролику «Танцующий казак» должна была превратить Новую Зеландию в коммунистическое государство) и взяться исправить «разрушенную экономику» Новой Зеландии. Экономический обозреватель Брайан Гейнор утверждал, что политика Малдуна по отмене сберегательной схемы лейбористов лишила Новую Зеландию шанса перестроить свою экономику.

Лейбористы в ответ начали кампанию «Граждане за Роулинга», которую Малдун назвал «не особо закамуфлированной» атакой на него лично.

Премьер-министр

Заняв пост лидера партии, Малдун оставался ответственным за финансовую политику, поэтому став премьером он также занял пост министра финансов. Малдун заслужил репутацию драчуна и многие политики и журналисты боялись входить с ним в открытую конфронтацию.

Малдун привёл националистов к победе на выборах 1978 и 1981 годов, однако в обоих случаях лейбористы получали всё больше голосов в целом по стране. Падение популярности не заставило Малдуна изменить свою программу, за годы у власти он стал всё более упорным и автократическим.

«Годы Малдуна» отмечены настойчивыми и изобретательными попытками Малдуна поддерживать социальное государство «с пожизненной поддержкой» в Новой Зеландии, ведущее отсчет с 1935 года, в меняющемся мире.

Экономика страны страдала от последствий энергетического кризиса 1973 года, со вступлением Великобритании в ЕЭС Новая Зеландия утратила крупнейший рынок сбыта, в стране свирепствовала инфляция.

В связи с нефтяным кризисом 1970-х годов, Малдун выступал в поддержку создания автомобилей работающих на природном газе или использующих смешанное питание от бензина и газа. Бюджет 1979 года поддерживал создание соответствующих технологий Новая Зеландия стала одной из первых стран в которых получили распространение автомобили с двойным питанием. Однако предположение, что цены на топливо будут оставаться высокими не оправдалось.

В 1980 году имела место неудачная попытка, известная как «заговор полковников», заменить Малдуна на более экономически либерального заместителя Брайана Тэлбойса. Однако Тэлбойс довольно неохотно принимал участие в этом, и Малдун с лёгкостью предотвратил интригу. Других серьёзных вызовов власти Малдуна за году его правления не происходило.

В 1970-е годы Малдун стал Кавалером Почёта, а в 1983 году рыцарем Большого Креста ордена Святого Михаила и Святого Георгия, став лишь вторым Премьер-министром Новой Зеландии (после сэра Кейта Холиока) получившим рыцарское звание во время пребывания у власти.

Стратегия «Смотри шире»

В связи с продолжающимися экономическими проблемами, Малдун попытался контролировать рост заработной платы при помощи компромисса с руководством профсоюзов: сокращение налогов в обмен на отказ от требований дальнейшего повышения оплаты труда. Когда эта стратегия провалилась, в качестве последней меры Малдун полностью заморозил размер заработной платы, цены, процентные ставки и дивиденды по всей стране, чтобы «подсластить пилюлю» одновременно были снижены налоги, что обошлось государству примерно в 1 млрд. новозеландских долларов, и зафиксировало ситуацию в стране в обмен на надежду, что его стратегия «смотри шире (Think Big)», согласно которой правительство прибегло к крупным займам и направило средства в крупномасштабные промышленные проекты, которые принесут плоды для всего общества в виде новых рабочих мест и источников дохода. Этого не произошло: большинство проектов стратегии «смотри шире» принесли минимальную прибыль за время пребывания Малдуна в должности премьера, а многие были затруднены трудовыми спорами. Перед лицом дефицита сбора налогов и недостатка миллиарда долларов в казне, Малдун был вынужден урезать финансирование социальных выплат и сельскохозяйственных субсидий. Помимо всего прочего, замораживание цен и заработной платы, введенное сроком на один год, продолжалось около двух лет. Спустя годы Малдун признал, что замораживание было политической ошибкой.

Антилопий тур 1981 года

Намерение Малдуна сдержать своё обещание никогда не позволить политике вмешиваться в спорт, привело к его отказу запретить Антилопий тур 1981 года. Антилопами называлась национальная сборная по регби ЮАР эпохи апартеида. Разрешая «тур», Малдун нарушил соглашение Глениглс 1977 года (о проведении согласованной политике в области спорта среди стран Содружества по отношению к ЮАР, подписанное после бойкота Летних Олимпийских игр 1976 в Монреале рядом африканских стран). Однако Малдун заметил, что соглашение Глениглс было исправлено, а в статье в газете The Times, что он не нарушил соглашение поскольку «Новая Зеландия и затем другие страны ясно указали, что они не могут подписывать соглашения ограничивающие свободы своих спортсменов и запрещающие спортивные контакты». «Тур» название под которым он стал известен вызвал массовые демонстрации, создание группы общественного давления Запрета всех расистских туров (Halt All Racist Tours; HART) и прежде невиданный раскол общественного мнения Новой Зеландии. Малдун твёрдо выступал за проведение тура, заявляя, что спорт и политика должны быть отделены друг от друга. Он заявлял, что его отказ запретить проведение тура был антиавторитарным, оставляя за гражданами свободу выбора принимать ли участие в соревнованиях с представителями апартеида. Он также заявлял, что разрешение тура сборной по регби означает поддержку апартеида не более чем соревнование с советской сборной означает поддержку коммунизма. Несмотря на шумиху вокруг «тура» Национальная партия во главе с Малдуном одержала победу на последовавших выборах, прошедших спустя несколько месяцев.

Фолклендская война

В 1982 году правительство Малдуна поддержало Великобританию в Фолклендской войне. Хотя Новая Зеландия не принимала непосредственного участия в конфликте, Малдун распорядился отправить фрегат ВМФ Новой Зеландии Canterbury в Индийский океан в поддержку английским судам, таким образом он мог принять участие в конфликте. Также Новая Зеландия разорвала дипломатические отношения с Аргентиной. В защиту участия в войне Малдун написал статью, опубликованную в газете The Times под заголовком «Почему мы на стороне метрополии». По словам Маргарет Тэтчер, Малдун сказал о своей позиции относительно Фолклендских островов «Жители Фолклендсих островов одна семья», и он напомнил ей, «Не забывайте. Мы в Новой Зеландии остаёмся членами этой же семьи».

Тесные Экономические отношения

Малдун инициировал создание программы свободной торговли с Австралией Тесные экономические отношения (Closer Economic Relations; CER) с целью либерализации торговли, который вступил в действие с 1 января 1982 года. Полностью свободная торговля между двумя странами была достигнута в 1990 году на пять лет раньше срока.

Противоядерная политика и досрочные выборы 1984 года

В конце срока полномочий правительства Малдуна разгорелся конфликт с одним из депутатов от Национальной партии Мэрилин Уоринг, по вопросу противоядерного законодательства, которое давно обсуждалось и поддерживалось оппозицией. В результате Уоринг перешла на сторону оппозиции (что принесло победу лейбористам в этом вопросе). Будучи явно нетрезвым Малдун объявил о проведении внеочередных парламентских выборов 14 июля 1984 года (большинство комментаторов отметили неудачное совпадение с днём взятия Бастилии). Он потерпел тяжёлое поражение от Лейбористской партии переживавшей подъём во главе с Дэвидом Лонги. Лейбористы получили 56 мест в парламенте против 37 у националистов, голоса сторонников которые разделились, в частности в пользу партии Новая Зеландия.

Согласно неизменному правилу новозеландской политики премьер-министр не объявляет досрочных выборов, кроме случаев когда он или она не может далее руководить, или вынужден обратиться к поддержке избирателей по вопросам государственной важности (как это было в 1951 году). Малдун оправдывал проведение досрочных выборов тем, что конфликт с Уоринг затрудняет его властные полномочия. На самом деле было очевидно, что Малдуну сложно проводить финансовые меры при противодействии неолибералов вроде Рут Ричардсон и Дерека Квигли голосующих против соответствующих законопроектов правительства, тем не менее некоторые историки относятся к таким объяснениям критически, поскольку Уоринг заявила, что она не отказывала Малдуну в доверии или поддержке, и не мешала его правлению, поскольку у правительства были конституционные средства управления.

Валютный курс и конституционный кризис

Последним конфликтом произошедшим во время подготовки к выборам и смене правительства: в начале 1984 года Роберт Дин, будущий заместитель управляющего Резервного Банка Новой Зеландии озаботился тем, что новозеландский доллар (который имел фиксированный курс к доллару США), стал значительно переоценен и стал уязвим для валютных спекуляций на рынке в случае «политических изменений». Это усугубилось слхами в СМИ, вызванными утечкой информации о том, что будущая администрация лейбористов планирует значительно девальвировать новозеландский доллар после прихода к власти. Резервный Банк рекомендовал Малдуну девальвировать доллар. Малдун игнорировал этот совет полагая, что это нанесёт ущерб бедным новозеландцам в середине срока, и в июне 1984 года он объявил внеочередные выборы, что вызвало как и предполагалось, немедленное падение доллара.

После выборов конфликт вокруг курса доллара вызвал конституционный кризис: Малдун отказывался выполнять инструкции будущего правительства, тем самым усугубив валютный кризис. Однако в конце концов он был вынужден уступить давлению со стороны руководства собственной партии.

После девяти лет правления полномочия Малдуна истекли. После очередных выборов к власти пришло 4-е лейбористское правительство, состоящее из неолибералов, которые неожиданно стали проводить ряд радикальных рыночных реформ получивших название (по имени лейбористского министра финансов Роджера Дугласа) «роджерномики», и которая была продолжена в 1990-94 годах следующим националистским правительством под именем (по имени националистского министра финансов Рут Ричардсон) «рутаназия». Этот курс коренным образом отличался от государственного вмешательства в экономику при Малдуне.

Последние годы

Вскоре после выборов Малдуна сменил на посту лидера Национальной партии его заместитель Джим МакЛэй. МакЛэй занимал этот пост два года подвергаясь конкуренции со стороны Малдуна и других. В 1986 году его сместил собственный заместитель (креатура Малдуна), Джим Болджер, занимавший во второй половине срока Малдуна пост министра труда. Болджер назначил Малдуна официальным представителем министерства иностранных дел сталкивая его непосредственно с Дэвидом Лонги.

Малдун оставался депутатом парламента от коруга Тамаки почти до самой своей смерти. Он застал неолиберальные реформы 4-го лейбористского правительства, известными как «роджерномика», и к своему ужасу — такую же политику националистского правительства (во главе с собственным соратником Болджером, после убедительной победы 1990 года). Совесть Малдуна не позволяла его голосовать с лейбористами против предлагаемых правительством Болджера сокращения социальных пособий и он предпочитал воздерживаться.

Малдун также выступал против легализации гомосексуальных отношений, приобсуждении предложенного лейбористами закона о реформировании законодательства относительно гомосексуалистов в 1985 году, тем не менее в 1986 году закон был принят.

Хотя он оставался очень популярен у части общества, в частности среди пожилых людей, он быстро сошёл с политической сцены. Его биограф Барри Густавсон, который называл себя скорее противником Малдуна, пишет, что он оставался активным парламентарием от округа Тамаки, немедленно реагируя на проблемы всех слоёв населения. Он продолжал писать в международные экономические журналы, заявляя что безработица выросшая в результате рыночных реформ нанесла больше ущерба, чем полученные выгоды, точка зрения ставшая популярной ко времени 5-го лейбористского правительства в 1999 году.

Малдун ненадолго занялся работой в театре приняв участие в постановке новозеландской версии мюзикла The Rocky Horror Show в Оклендском театре Её Величества (который был снесён вскоре после завершения постановки), читая текст от автора. Он также принял участие в телерекламе Panasonic, телесериалах для детей Terry and the Gunrunners (в роли Арноса Грова) и Friday Frights (в роли хозяина); он также вёл радиошоу под названием Lilies and Other Things, названном так в честь его любимого цветка, на Radio Pacific.

В эфире этого шоу 17 ноября 1991 года, Малдун объявил о своём уходе из парламента; официально это произошло 17 декабря. На мероприятии посвященном его уходу была показана видеозаписи обращений Рональда Рейгана (заметившим, что он только начинал в разгар эпохи Малдуна) и Маргарет Тэтчер. Вскоре он серьёзно заболел и скончался в госпитале 5 августа 1992 года в возрасте 70-ти лет.

Он похоронен на кладбище Пурева, Мидоубэнк, Окленд.

Наследие

Малдун остаётся одной из наиболее сложных, интересных и неоднозначных фигур в истории Новой Зеландии. Он разделил людей на тех кто его любит и тех кто его ненавидит, лишь выросшие после его ухода с поста премьера смогли оставаться нейтральными. Для его врагов «Поросёнок» Малдун премьер-диктатор, который почти разрушил общество и экономику страны своими амбициями.

Для его сторонников, которых называли «Мафия Роба (Rob’s Mob)» Малдун это образец новозеландского национального характера, стоявший на стороне «простого мужика» (как он сам себя называл) и международного деятеля. По иронии судьбы он стал покровителем банды маори «Чёрная сила» для которой он создал рабочие места и программы по уходу за женщинами и детьми связанными с бандой. Участники банды выразили ему своё уважение, исполнив два традиционных танца хака на его похоронах в 1992 году.

Историки Густавсон и Брайан Истон критикуют Малдуна: согласно им, он проводил совершенно неприемлемую политику. Некоторые заявляют, что он несёт ответственность за болезненные рыночные реформы 1984—1993 годов, поскольку за длительное время пребывания у власти он форсировал неизбежные реформы слишком быстро и жёстко. Однако не все согласны с такой точкой зрения, многие полагают, что рыночные реформаторы 80-90-х годов использовали критику Малдуна для оправдяния своих радикальных программ.

Став премьером, Малдун заявил, что он надеется оставить Новую Зеландию «не хуже, чем я получил её». Он был наиболее влиятельной фигурой в новозеландской политике в течение десятилетия и продолжает влиять на действия правительства по сей день. Густавсон оставил ему следующую эпитафию: «К 1992 году Новая Зеландия не стала тем чего хотел Малдун и многие другие новозеландцы, но он был не готов принять всю вину на себя. Малдун умер нераскаявшимся и остался при убеждении, что его путь, пусть и несовершенный, был самым лучшим.»

Тея Малдун

В 1951 году Малдун женился на Тее Дэёл Флайгер. У них было трое детей, которые пережили его. В 1993 году леди Малдун было пожаловано звание Дамы-командора Ордена Британской империи и орден "За службу королеве" в 1984 году. Тея Малдун скончалась 24 февраля 2015 года.

Интересные факты

• Когда его спросили о росте эмиграции из Новой Зеландии в Австралию, Малдун ответил, что эти мигранты «повышают среднее значение IQ в обеих странах». Видимо эта фраза была взята из статьи Тома Скотта опубликованной в журнале New Zealand Listener несколькими месяцами ранее. Однако происхождение фразы ещё глубже от американского юмориста и актёра Уилла Роджерса.
• В апреле 1980 года, столкнувшись с попытками отменить 40 % налог с продаж для записей музыки в Новой Зеландии, Малдун отказался снижать налог заметив, что «50 к одному, что в этой стране продаются записи не Кири Те Канава, а этих ужасных поп-групп, и я не собираюсь отменять налог из-за них». Это замечание было сделано спустя пару дней после следующего высказывания: «Если вы используете слово 'культурный' в его нормальном значении, я не думаю, что Split Enz и Mi-Sex являются культурными». Несколько новозеландских групп ответили Малдуну, в том числе Mi-Sex, которые пригласили его на концерт в Веллингтоне (который он посетил), и группа The Knobz записавшая песню «Culture?» пародирующую Малдуна и его произношение.
• В 1979 году ввел спорный 20 % налог на лодки и прицепы. Вместо дополнительного дохода для казны этот налог почти уничтожил индустрию производства лодок и прицепов, в том числе Cavalier Yachts (затем ставшего крупнейшим производителем яхт в Азии и Океании), поскольку заказчики не могли выплачивать новый налог и отзывали свои заказы. Несмотря на то, что новый налог очевидно имел действие противоположное ожидаемому, Малдун отказывался отменить его, поскольку признание ошибки может быть рассмотрено как победа оппозиции. Этот налог вызывал появление популярной наклейки на автомобили «Я бы поплавал на яхте, но я голосовал за националистов». Правительство Лонги отменило этот налог в своем первом бюджете.
• Малдун также был известен множеством галстуков, которые он носил (в отличие от следующего премьера-лейбориста Дэвида Лонги, который не считал необходимым надевать галстук в парламенте). Некоторые из его галстуков были выставлены на продажу после его смерти.
• В своей книге «Мой путь», вышедшей в 1980 году, Малдун писал: «Вскоре после того, как я пришёл в парламент, мне стало ясно, что у меня слишком много друзей. Оказалось, что мне нужны какие-нибудь враги».
• Согласно утверждению Хью Темплтона в его книге «Все достопочтенные люди», страница 85, Малдун блестяще выступал перед руководством после дела Мойла и заявил: «Вспомните, что парламент это глубоко лично. Его неписанное правило гласит, что если кто-то пинает тебя, пинай в ответ».
• В 1995 году актёр Иэн Мун исполнил роль сэра Роберта Малдуна в телевизионном мини-сериале Fallout, посвященном концу срока националистического правительства Малдуна.
• О Малдуне было снято два документальных фильма Magic Kiwis: Muldoon и The Grim Face of Power, продюсером обоих стал Нейл Робертс.
• Поворот горной дороги Химутака, входящей в состав State Highway 2, был назван в честь бывшего премьер-министра. Угол Малдуна — это третий с конца правый поворот в северном направлении перед перевалом, расположенный на 931,5 км и примечателен фактом, что грузовики пересекают центральную линию, и два грузовика не могут одновременно проехать через этот поворот в противоположных направлениях. Говорят, что поворот получил своё имя из-за бюджетов Малдуна, узких и (если ехать на север) правых. По состоянию на ноябрь 2009 года проводятся работы, чтобы сделать поворот более безопасным^{[обновить данные]}.
• 30 июня 1984 года, отвечая на вопрос газеты NZ Listener, что сделало его успешным лидером, Малдун сказал: «Я могу быстро работать с бумагами, быстрее всех в этом здании. Я очень быстро читаю, и знаю как быстро понять суть документа».
• Во время его работы на посту министра финансов Национальное радио Новой Зеландии запретило шуточную песню «Spotty Muldoon (Пёстрый Малдун)» Питера Кука и Дадли Мура, опасаясь вызвать его раздражение, хотя песня была написана несколько лет назад, и была не о нём (Пёстрый Малдун — это выдуманный персонаж, созданный Куком), и вряд ли бы была выбрана кем-либо из ведущих.
• Холм разделяющий Орева Бич и Хэтфилдс бич часто называют «Холм Малдуна». В течение нескольких десятков лет семья Малдуна владела загородным домом, расположенным рядом с шоссе State Highway One, и часто проводила здесь летние каникулы.

Дополнительные источники

• Clark, Margaret. (ed.) Muldoon Revisited. Palmerston North: Dunmore Press, ISBN 0-86469-465-2 (2004). [Протоколы конференции посвященной Малдуну в Университете Виктории в Веллингтоне в 2002 году.]
• Gustafson, Barry, His Way, a biography of Robert Muldoon, Auckland University Press, 2000, ISBN 1-86940-236-7
• Боб Джонс. Memories of Muldoon. Christchurch: Canterbury University Press, ISBN 0-908812-69-8 (1997).
• Moon, Paul. Muldoon: A Study in Public Leadership, Wellington, Pacific Press, 1999, ISBN 0-9583418-7-7
• Muldoon, R. D. [Автобиорграфические записки Малдуна, наряду с неизбежным самооправданием, содержат откровенные высказывания и мечты относительно Новой Зеландии.]
  • The Rise and Fall of a Young Turk. Wellington: A.H. & A.W. Reed, ISBN 978-0589008734 (1974).
  • Muldoon. Wellington: Reed, ISBN 0-589-01087-5 (1977).
  • My Way. Wellington: Reed, ISBN 0-589-01385-8 (1981).
  • The New Zealand Economy: A Personal View. Auckland: Endeavour Press, ISBN 0-86481-105-5 (1985).
  • Number 38. Auckland: Reed Methuen, ISBN 0-474-00220-9 (1986).
• Russell, Marcia. Revolution:New Zealand from Fortress to Free Market en:Hodder Moa Beckett, 1996
• Zavos, Spiro. The Real Muldoon. Wellington: Fourth Estate Books (1978).

Ссылки

• [www.primeminister.govt.nz/oldpms/1975muldoon.html Биография] сэра Роберта Малдуна с официального сайта Премьер-министра Новой Зеландии.
• [www.techhistory.co.nz/ThinkBig/Petrochemical%20Decisions.htm Положения политики «Смотри шире».]

Отрывок, характеризующий Малдун, Роберт

Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.