Малдыбаев, Абдылас Малдыбаевич

Малдыбаев Абдылас
Основная информация
Дата рождения	24 июня (7 июля) 1906(1906-07-07)
Место рождения	с. Карабулак, Верненский уезд, Семиреченская область, Российская империя
Дата смерти	1 июня 1978(1978-06-01) (71 год)
Место смерти	Фрунзе, Киргизская ССР, СССР
Страна	Российская империя Российская империя СССР СССР
Профессии	композитор, камерный певец, оперный певец, актёр, кинокомпозитор, педагог
Награды

Абдылас Малдыбаевич Малдыбаев (кирг. Абдылас Малдыбаев; 1906—1978) — советский киргизский композитор, оперный певец (тенор), актёр, педагог, общественный деятель. Народный артист СССР (1939).

Биография

Родился 24 июня (7 июля) 1906 года, (по другим источникам — 7 июня) в селе Карабулак, (ныне — в Кеминском районе, Чуйская область, Киргизия) в семье дехканина.

В 1922 году сочинил на собственные стихи свою первую песню «Акинай», ставшей популярной среди народа.

В 1923 году поступил в Казахско-Киргизский институт просвещения в Алма-Ате. Через год перевелся в только что открывшийся первый Киргизский педагогический техникум во Фрунзе (ныне Киргизский национальный университет имени Жусупа Баласагына), который окончил в 1929 году. Во время учёбы участвовал в художественной самодетеяльности, пел в хоре, выступал в драматических спектаклях, к которым сам сочинял музыку.

Его первыми учителями стали русские музыканты Д. Ковалев, П. Шубин, а также собиратель кыргызского фольклора А. Затаевич.

В 1929—1930 годах — заведующий учебной частью и преподаватель Киргизской музыкально-драматической студии. Одновременно участвовал в музыкальном оформлении спектаклей, выступал как актёр.

В 1930—1933 годах — директор Киргизского музыкального техникума во Фрунзе.

В 1933—1936 годах — артист Киргизского государственного театра (создан на базе Киргизской музыкально-драматической студии), выступал в драматических спектаклях как актёр и как певец. С 1936 по 1962 год — солист Киргизского музыкально-драматического театра (создан на базе Киргизского государственного театра) (с 1942 года — Киргизский театр оперы и балета, ныне — Национальный академический театр оперы и балета им. А. Малдыбаева).

В 1942 году был первым исполнителем партии Ленского в опере «Евгений Онегин» П. Чайковского на киргизской сцене.

Занимался концертно-исполнительской деятельностью и одновременно композицией.

В 1940 году начал учёбу в национальной студии Московской консерватории, но на период войны обучение прерывал. Восстановился в консерватории в 1947 году и окончил специальный курс в 1950 году (класс композиции Г. И. Литинского, затем В. Г. Фере).

В 1953—1954 годах — директор Фрунзенского музыкально-хореографического училища им. М. Куренкеева.

Малдыбаев — автор музыки (совместно с композиторами В. А. Власовым и В. Г. Фере) Государственного гимна Киргизской ССР (1946).

С 1939 года — председатель организационного комитета, с 1948 по 1968 год — председатель правления Союза композиторов Киргизской ССР. С 1948 года — член правления и секретарь Союза композиторов СССР и член Комитета по Государственным премиям СССР при СМ СССР. С 1951 года — член Республиканского отделения Советского комитета защиты мира.

Депутат Верховного Совета СССР 1-го созыва, депутат Верховного Совета Киргизского ССР 2—4-го созывов.

Скончался 1 июня 1978 года во Фрунзе (ныне Бишкек). Похоронен на Ала-Арчинском кладбище.

Семья

• Жена — Батина
• Дочь — Толкун, пианистка, музыкальный педагог
• Сын — Болот, дирижёр, музыкальный педагог, создатель и руководитель первого кыргызского джаза, первой кыргызской эстрады, первой кыргызской сатирической бригады «Мыскыл жана тамаша»
• Дочь — Жылдыз, профессор, единственная женщина среди членов Союза композиторов Кыргызстана

Творчество

Партии

• «Евгений Онегин» П. Чайковского — Ленский
• «Ажал ордуна» («Не смерть, а жизнь») В. Власова, В. Фере, А. Малдыбаева — Бектур
• «Айчурек» («Лунная красавица») В. Власова, В. Фере, А. Малдыбаева — Кульчоро
• «Токтогул» В. Власова, В. Фере, А. Малдыбаева — Керимбай
• «Манас» В. Власова, В. Фере, А. Малдыбаева — Сыргак
• «Аршин мал алан» У. Гаджибекова — Аскер
• «Айдар и Айша» А. Аманбаева и С. Германова — Тельтай
• «Кыз-Жибек» Е. Брусиловского — Тулеген
• «Кокуль» М. Раухвергера — Кокуль

Основные сочинения

В творческом наследии композитора около 300 различных произведений, в том числе свыше 200 песен и хоров. Сыграл большую роль в создании и развитии киргизской советской песни, явившись основоположником новых для Киргизии жанров, как песни-гимны, песни-марши, романсы и детские песни, хоры, кантаты, оратории.

Совместно с композиторами В. А. Власовым и В. Г. Фере участвовал в создании первых киргизских музыкальных драм, опер, балетов, других произведений:

Музыкальные драмы:

• «Алтын кыз» (1937)
• «Ажал ордуна» («Не смерть, а жизнь») (по пьесе Дж. Турусбекова, 1938)

Оперы:

• «Айчурек» («Лунная красавица») (1939)
• «Патриоты» (1941)
• «За счастье народа» (1941)
• «Манас» (1946)
• «На берегах Иссык-Куля» (1951)
• «Токтогул» (1958)

Кантаты:

• «Счастье» (сл. В. Винникова и К. Маликова, 1941)
• Торжественная юбилейная кантата (сл. К. Маликова, 1946)
• «В родном колхозе» (сл. Н. Грибачева, 1946)
• «Привет Москве» (сл. К. Маликова, 1951)
• «Сто лет вместе» (сл. А. Токтомушев, 1963)
• «Мой народ поет о Ленине» (сл. Токтогула, 1964)
• «Ленин, ты дал нам свободу и счастье» (сл. Токтогула, 1965)
• «Ленину слава» (1966)
• «Великие 40 лет» (Киргизы — счастливый народ, сл. А. Белекова, 1966)
• «Где вы, три соловья?» (сл. А. Токтомушев, 1975)

Оратории:

• «Искатели счастья» (сл. Ж. Турусбеков, 1947)
• «Сказание о счастье» (сл. В. Винникова, 1949)
• «Свадебные вечера» (сл. собственные и A. Белекова, 1970)
• «Свадьба в колхозе» (1970)

Для валторны и фортепиано:

• пьесы

Сочинения, созданные в соавторстве с другими композиторами:

• музыкальная комедия «Ким кантти» («Кто как поступил») (совм. с М. Абдраевым, А. Аманбаевым и А. Тулеевым, 1943)
• музыкальная драма «Токтогул» (1-й вариант, совм. с А. Веприком, 1939; 2-й вариант, совм. с М. Абдраевым, 1956)

Для солистов, хора и симфонического оркестра:

• кантаты: «Партии нашей слава» (совм. с С. Ряузовым, сл. А. Токомбаева, 1954), «Сто лет нашей дружбе» (совм. с М.Абдраевым, 1963)
• вокально-симфоническая поэма «Слава тебе, партия» (совм. с М. Абдраевым, сл. А. Токомбаева, 1961)
• оратория «Сын киргиза» (совм. с М. Абдраевым, сл. С. Шимеева, 1967)
• праздничная ода «Вековая дружба»

Для симфонического оркестра:

• Праздничные кюи (совм. с М. Абдраевым, 1958)
• симфоническая сюита «Праздник в колхозе» (совм М. Абдраевым, 1955)
• танец «На пастбище» (совм. с Н. Давлесовым, 1959)

Собственные сочинения:

Для струнного квартета:

• Танцевальная миниатюра (1954)

Для голоса и фортепиано:

• романсы, баллады (ок. 50), в том числе «Акинай» (сл. собств., 1922), «Зарема» (сл. А. Пушкина, 1937), «Клятва перед проводами» (сл. Д. Бокомбаева, 1941), «Прости» (сл. А. Токомбаева, 1944), «Каркунэ чаккан за манна» (Наша эпоха) (исп. Махмутова), «Матери, оставшейся в Турции» (сл. Б. Сарногоева, 1952), «Услышу ли твой голос» (сл. М. Лермонтова, 1964), «Он — Ленин» (сл. А. Токомбаева, 1969), «Мать-Родина» (сл. А. Токомбаева, 1971), «Плач вьетнамской женщины-партизанки» (сл. А. Белекова, 1971), «Не смотри на меня, не смотри…» (сл. А. Токтомушева, 1974), «Тельман» (сл. А. Токомбаева, 1975)

Хоры:

• (свыше 40), в том числе «Мы ленинцы» (сл. К. Джантошева, 1925), «Мечта» (сл. Д. Турусбекова, 1930), «Забойщики» (сл. Д. Бокомбаева, 1932), «Великий марш» (сл. М. Элебаева, 1941), «Вот это знамя» (сл. А. Токомбаева, 1953), Марш энергетиков (сл. А. Белекова, 1965), Родиная моя (сл. А. Токтомушева, 1976)

Песни:

• (свыше 150), в том числе «Сегодняшний день» (сл. А. Токомбаева, 1932), «Эй, в красных платках» (сл. Д. Турусбекова, 1932), «Слушай, мир» (сл. Д. Турусбекова, 1933), «Вот так» (детская, сл. собственные, 1935), «Пойдем в школу» (детская, сл. К. Маликова, 1936), «Цветущая эпоха» (сл. Д. Бокомбаева, 1939), «Жизнь» (сл. Токтогула, 1939), «Алымкан» (сл. Токтогула, 1940), «Партия с нами» (детская, сл. А. Токомбаева, 1943), «Отец Ленин» (детская, сл. Ш. Бейшеналиева, 1952), «Партбилет» (сл. А. Токтомушева, 1953), «Книга» (детская, сл. А. Токомбаева, 1957), «Дурдана» (сл. А. Токомбаева, 1959), «Муравей» (детская, сл. А. Осмонова, 1960), Посадим сад (дет., сл. А. Осмонова, 1960), Музыка (сл. А. Осмонова, 1973), «Биз ленинчил» («Мы ленинцы»), «Кызыл-Туу» («Красная знамя»), «Эски койчунун зары», «Таңкы коштошуу»

Другое:

• песни-гимны: «Киргизстан», «Партия», «Земля отцов», «Партбилет»
• песни-марши: «Красные всадники», «Марш труда»
• записи киргизских народных мелодий (свыше 1000)
• музыка к драматическим спектаклям, в том числе: «Жапалак Жатпасов» Р. Шукурбекова (в соавторстве с П. Шубиным, 1932), «Карачач» К. Джантошева (в соавторстве с П. Шубиным, 1933), «Ажал ордуна» Ж. Турусбекова (в соавторстве с Д. Ковалевым, 1934), кинофильмам

Композиторская фильмография

• 1954 — «В долине Сусамыра» (документальный)
• 1958 — «Далеко в горах» (совм. с А. Амонбаевым)
• 1959 — «Токтогул»

Малдыбаев — составитель хрестоматии по пению для общеобразовательных школ.

Награды и звания

• Заслуженный деятель искусств Киргизской ССР (1937)
• Народный артист СССР (1939)
• Государственная премия Киргизской ССР имени Токтогула Сатылганова (1970)
• Орден Ленина (1939)
• Три ордена Трудового Красного Знамени (1946, 1951, 1958)
• Орден «Знак Почёта» (1966)
• Орден Октябрьской Революции (1976)
• Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1945)
• Медаль «За трудовое отличие» (1964).

Память

• Имя А. Малдыбаева с 1978 года носит Кыргызский национальный академический театр оперы и балета
• С 11 апреля 1994 года на территории Киргизии введена в обращение банкнота номиналом 1 сом с изображением А. Малдыбаева
• В честь А. Малдыбаева названа улица в Бишкеке.

Ссылки

• Малдыбаев Абдылас (1906) // Вокально-энциклопедический словарь: Биобиблиография : в 5 т. / М. С. Агин. — М., 1991-1994.
• [fund.patent.kg/informacionnye-resursy/kompozitory/mk/maldybaev-abdylas-maldybaevich.html Малдыбаев Абдылас Малдыбаевич]

Отрывок, характеризующий Малдыбаев, Абдылас Малдыбаевич

– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.