Малёванцы

Малёванцы — группа духовных христиан, течение в баптизме, возникшее в Российской империи в конце 80-х годов XIX века и распространённое, в основном, в Киевской, Херсонской и Минской губерниях. Течение вышло из штундо-баптизма, однако, несмотря на свой рационалистический характер, приобрело чёткие мистические черты, и в этом отношении приближается к хлыстам. Получило своё название по имени основателя и главы Кондратия Алексеевича Малёванного.

История

Возникновение вероучения

В 80-х годах XIX века в Киевской губернии достаточно широко распространился баптизм, привнесённый немецкими колонистами.

В 1884 году Кондратий Алексеевич Малёванный, биографию жизни которого можно проследить по публикациям журналиста киевской газеты «Киевская мысль» (1913 год) П. И. Кореневского, неграмотный мещанин-колесник города Тараща, Киевской губернии, уходит из православия и, при большом стечении народа, в присутствии урядника и властей, крестится по баптистскому обряду в пруде около села Кердань, Таращанского уезда. Этот человек якобы появился на земле спасти людей от Страшного суда, которого каждый должен ждать со дня на день.

Однако через некоторое время, в конце 80-х годов, в таращанскую тюрьму переводят несколько сектантов из села Скибина, находящегося в 30-ти верстах от города Таращи, которых начинают посещать единомышленники, останавливающиеся у Малёванного. На свидания с товарищами сектанты часто берут с собой и Малёванного, вечерами ведут с ним долгие религиозные беседы и дискуссии.

Через несколько месяцев пребывания в тюрьме, глава этого сектантского движения, Венедикт Душенковский, ссылается в Елисаветпольскую губернию, а вскоре следует высылка и остальных сектантов. Однако семя религиозного сомнения уже брошено в душу Малёванного и, после прекращения общения с сектантами, он самостоятельно принимается за изучение Библии.

Малёванный выбирает из числа единоверцев-баптистов четырёх наиболее подходящих по настроению собеседников и вместе с ними приступает к совместному изучению Библии. Через некоторое время он приходит к выводам, что Иисус Христос является не человеком, а всего лишь прообразом или синонимом истины или правды, описываемые в Библии события лишь притча или предсказание, а жизнь Христа ещё впереди.

Распространение и развитие

Придя к таким выводам Кондратий Малёванный в мае-июне 1890 года начинает проповедовать своё новое учение.

Павел Иванович Бирюков, исследователь сектантских течений и биограф Толстого, в своей статье «Малёванцы. История одной секты», вышедшей в 1905 году в Женеве, приводит отрывок из письма к нему одной из последовательниц Малеванного, рассказывающей о начале проповеди:

…И баптисты стали его ненавидеть и даже хотели отлучить от церкви его, потому что он их обличал за их неправильные поступки, тогда мученик Малеванный объяснил их церкви, что кто хочет, братья и сёстры, пусть идут с ним славить Господа Славы. Тогда на это предложение согласилось ещё четыре семейства, и так продолжалось месяцев пять или шесть, они отдельно от баптистов славили Господа Славы, и в октябре месяце 1890г. мученику Кондратию Дух свидетельствовал пробыть в посте и молитве. Тогда он объявил это своей церкви, тем, которые были присоединены к нему славить Господа, тогда братья и сёстры тоже пожелали с ним пребыть в посте и молитве и пребыли они день и ночь, и на другой день в половине дня, когда они молились и стояли на коленях, явилась слава Господня, и мученик Кондратий проговорил на ином наречии, и с великим восторгом вострепетала его плоть, и он запел громким голосом псалом... и так громко пропел, что все соседи сбежались и недоумевали, что бы это значило, потому что день это был праздничный, и когда окончилось моленье, тогда одна сестра Мария, в восторженном Духе пала к ногам мученика и смело говорила: «истинно ты Христос, Спаситель мира». И он тогда смиренно своими руками поднимал её с полу и говорил слова: «не делай сего, а поклонись и воздай славу Господу, сотворившему небо и землю». А она ещё более и более продолжала кричать: «истинно ты Спаситель мира, Христос Иисус!». Тогда брат Савелий в великом восторге и в Духе вострепетал и тоже говорил: «истинно ты Спаситель мира, Христос!». Тогда и все остальные, сколько их было в собрании, братья и сёстры, возрадовались Духом и славили Господа и говорили: «истинно ты Спаситель мира Христос Иисус!».

В 1891 году Малёванный объявил, что в него вселился Святой Дух, и объявил себя Христом. Сергей Васильевич Булгаков, автор «Справочника по ересям, сектам и расколам» (изд. 1913, переиздан в 2004 году), утверждал, что каждый последователь Кондрата считался святым и живым воплощением Святого Писания. Последователи на молебнах входили в транс, при этом частым было явление, когда мужчины молились в женских одеждах, а женщины голыми. Они всегда мылись только в холодной воде на природе. Владимир Михайлович Бехтерев, выдающийся русский медик-психиатр, в своей книге «Внушение и его роль в общественной жизни» (глава «Эпидемия малёванщины»), указывает на то, что одним из главных особенностей малеванского движения являлось присутствие у людей галлюцинаций.

Варвара Ивановна Ясевич-Бородаевская так описывает это в своей книге «Борьба за веру», вышедшей в Санкт-Петербурге в 1912 году:

«Все приподнятые размышления, толки и беседы с единомышленниками, которые начинают указывать на Кондрата Малеванного, как избранника Божия, нервируют и доводят его до галлюцинаций: то ему начинает казаться, что он видит развёрстое небо, слышит оттуда призывающий голос; то ему кажется, что он отделяется от земли и окружающие его, как мне рассказывала жена Малеванного, видят то же самое; далее начался экстаз со всевозможными его проявлениями, и этому экстазу поддаётся также вся окружающая среда: среди радостных возгласов, слёз отчаяния, раздаётся импровизированная молитва в виде проповеди, возвещающая о наступлении на земле Царствия Божия. Малеванного признают «первенцем-спасителем», а его ближайшие собеседники объявляются евангелистами нового учения, получающего наименование «малеванщины». В доме Малеванного создаётся фантастическая обстановка: самого Кондратия одевают в светлую одежду, стены и пол жилища покрывают приносимыми дарами: плахтами, кусками холста и бархата. Потрясённый и взволнованный слухами о появлении в городе Тараще Божия «первенца», народ начинает массами сюда стекаться, послушать новоявленного проповедника и спасителя. Охваченные религиозным энтузиазмом, уверовавшие приближаются к хате своего «первенца» сначала на коленях, вознося молитвы к Богу, а, переступив порог, падают к ногам Малеванного, горько проливая слёзы, молитвенно воздевая руки и изливая ему свои сомнения и горести. Весь в светлом, с глубокой скорбью во взоре, новоявленный пророк встречает всех приветливо и ласково. Воздевая руки к небу, он со страстью говорит о зле, царящем на земле и охватившем весь род людской; указывает на необходимость возродиться к новой жизни путём самоусовершенствования, любви к ближнему, добрыми делами, стремлением к истине, исканием её. Своей страстной речью Малеванный гипнотизировал толпу, внушая ей те же чувства и мысли, которые воодушевляли и его. Тут же в экстазе он провозглашает себя избранником, «первенцем» Божиим на земле. Но, говоря о наступлении Царствия Божия, Малеванный вместе с тем предсказывает и о предстоящих своих страданиях»...

После этих событий у дома Малёванного, в котором кроме него проживала также его жена и шестеро детей, начинают собираться толпы сельчан, пришедших посмотреть на «Спасителя», молва о котором с необыкновенной быстротой облетела близлежащие сёла и местечки.

Арест основателя

Через некоторое время Кондратий Малёванный был арестован, после чего в апреле 1893 года его отвезли в Киев, в Кирилловский дом умалишённых, где психиатром Иваном Алексеевичем Сикорским (отцом известного авиатора Игоря Сикорского), он был признан душевнобольным, и 14 сентября того же года, для исключения общения со своими последователями, был переведён в Казанский дом умалишённых, где содержался до августа 1905 года.

После помещения Малёванного в больницу для умалишённых во главе сектантов становится крестьянин Сквирского уезда Иван Лысенко, в свою очередь объявивший себя Христом, Сыном Божиим, а Малёванного — Богом-Отцом, явившимся во плоти.

После выхода из больницы вернулся в Таращу, где проживал до своей смерти 21 февраля 1913 года.

После смерти оставил автобиографию «История жизни К. Малёванного», а также многочисленные «Послания». Так как сам Кондратий Малёванный был неграмотен, тексты за него записывал его зять, также член секты.

От смерти Малёванного до наших дней

После заключения Малёванного в дом для умалишённых течение малёванцев продолжало распространяться в Киевской, а также в Херсонской и Минской губерниях, перекинулось в Сибирь и даже дошло до Иркутской губернии .

Малёванцы (толстовцы-малёванцы), живущие в окрестностях Киева, оставались верны воззрениям основателя течения и после его смерти. В 60-е годы 20 века малёванцы массово подвергались ссылкам и гонениям за отрицание государства. Молодёжь попадала в тюрьмы за отказ брать в руки оружие. В настоящее время течение имеет некоторое количество последователей в Украине (Киевская и Житомирская области), а также в России (Тульская область).

Вероучение и религиозная деятельность

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Основные положения религиозного учения малёванцев:

• Всё содержание Нового Завета есть не что иное, как ряд притч.
• Жизнь Иисуса Христа, о котором говорится в Евангелии, ещё впереди.
• Библейским пророчествам ещё предстоит сбыться.
• Иисус, о котором говорится в евангелических притчах, не человек, а образ или синоним «правды» и «истины».
• Христос, т.е «правда», был и до Авраама, и во время Моисея, что подтверждается Евангелием, в котором Спаситель говорит: «Истинно, истинно говорю вам: и прежде, нежели был Авраам, Я есмь». Затем он говорил, что и в послании к Тимофею, в 6-й главе сказано, что Его «никто из человеков не видел и видеть не может», следовательно, Христос, о котором говорится в Евангелии, есть лишь притча о правде, восприятием которой и должно подготовить себя к принятию предсказанного Ветхим Заветом Спасителя.

Кроме того малёванцы, прежде всего, отрицали все обряды православной церкви и все таинства (крещение и причащение), чем отличались не только от трёх главных христианских ветвей, но и от многих других сект или течений, например от баптизма. Отрицание всякой обязательной обрядности, подразумевало полную «беспоповщину», а также отсутствие праздников и храмов.

Не признавали креста, как символа.

Сводили всё богослужение к молитвословию и пению духовных виршей.

Признавали мораль христианского учения в полном объёме и без оговорок. Две основных заповеди Христа о любви к Богу и ближнему проходят через всё их учение насквозь, от первого до последнего слова его проповеди.

Запрещали употребление в пищу мяса, табакокурение, употребление алкоголя.

Культ малёванцев во многом напоминал культ христоверов (хлыстов). Богослужения у малёванцев, как и у хлыстов, совершались в форме радений. Они строго соблюдали посты, во время радений пели, говорили на неизвестных языках. Последователи Малёванного объявили его Христом.

Для малёванцев были характерны эсхатологические воззрения. Они нетерпеливо ожидали второго пришествия и считали себя подготовленными к встрече этого момента. Проповедуя пассивный анархизм, малёванцы тем не менее иногда переходили к активным действиям.

Выступали с критикой социального неравенства среди баптистов, формализации обрядов. Проповедовали скорое наступление «конца света».

Верили, что страшный суд, который придёт в самое ближайшее время, будет твориться не на небесах, а на земле. После страшного суда все порядки будут изменены и все люди станут свободными. Мир освободится от насилия, неправды и зла, наступит пора истинного блаженства, а на земле всё будет делиться по справедливости среди равных между собой людей.

Вера в близость страшного суда, а за ним и новой жизни, поддерживала в малёванцах постоянное праздничное настроение и потребность общения. Они не хотели изнурять себя трудом и отказывались работать у помещиков, мотивируя своё поведение словами: «довольно поработали на попов, не хотим работать и на панов».

Выступали за возрождение традиции духовных христиан (христоверов-(хлыстов) и духоборов), подчёркивали приоритет «святого духа» и стремились поколебать авторитет Библии в умах своих последователей.

Не признавали никаких гражданских законов, мотивируя словами «закон поработил нас полиции, попам и помещикам».

Признавая себя святым, каждый малёванец считал себя живым храмом (что внутри человека совершается, то и есть служба Богу).

Заповеди Библии для малёванцев представлялись излишними, поскольку каждый верующий рассматривался как «живое писание», являясь его воплощением.

Малёванцы и известные люди

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

После возвращения в Россию в 1905 году, у малёванцев некоторое время жил Иван Михайлович Трегубов, автор ряда статей по российскому сектантству.

В защиту малёванцев выступал Павел Иванович Бирюков — русский публицист и общественный деятель, известный как крупнейший биограф, друг и последователь Л. Н. Толстого.

См. также

• Хлысты
• Шалопуты
• Скопцы
• Молокане
• Духоборы
• Штунда

Ссылки

• [mirslovarei.ком/content_fil/MALEVANCY-MALEVANSHHINA-3053.html «Мир словарей»] — коллекция словарей и энциклопедий.
• [www.etnolog.ru/religion.php?id=204 Малёванцы] //Etnolog.ru
• [slovari.yandex.ru/~книги/История%20Отечества/малеванцы/ Малёванцы](недоступная ссылка с 11-05-2013 (4000 дней)) "Энциклопедический словарь «История Отечества с древнейших времен до наших дней»
• Малеванщина // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Малёванцы

Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.


Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.