Маленькая мисс Счастье
| Маленькая мисс Счастье | |
| Little Miss Sunshine | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Альберт Бергер |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Fox Searchlight, Big Beach Films, Bona Fide Productions, Deep River Productions, Third Gear Productions |
| Длительность |
101 мин. |
| Бюджет |
8 млн $ |
| Сборы |
100,5 млн $ |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Маленькая мисс Счастье» (англ. Little Miss Sunshine — букв. «Маленькая мисс Солнечное сияние») — комедийная драма известных рекламных и музыкальных клипмейкеров Валери Фарис и Джонатана Дэйтона, ставшая их полнометражным дебютом в кинематографе. Во время премьеры на кинофестивале Сандэнс картина удостоилась стоячей овации от публики. Один из главных зрительских и критических кинохитов 2006 года. Обладатель премии «Оскар» в категориях «лучший оригинальный сценарий» и «лучший актёр второго плана», а также номинант в категориях «лучший фильм» и «лучшая женская роль второго плана».
Сюжет
Семилетняя девочка по имени Олив Гувер — самый маленький и самый неуклюжий член весьма пёстрой семьи Гуверов, состоящей из отца семейства Ричарда, матери Шэрил, брата Олив Дуэйна, дедушки Эдвина и, по случайности, брата Шэрил Фрэнка.
Фильм начинается с приезда Шэрил в больницу, где она забирает своего брата Фрэнка после его неудавшейся попытки самоубийства. Фрэнк сидит в инвалидной коляске, и взгляд его устремлён в никуда; Шэрил обнимает брата сзади и со слезами в голосе говорит, что очень рада его видеть. «Ну хоть кто-то из нас рад», — мрачно отвечает Фрэнк. Также зрителю показывают Ричарда в полупустой аудитории, преподающего свою теорию «девяти шагов успеха». Свою теорию он пытается применить и на своих детях, постоянно рассуждая о неудачниках и победителях. Мы видим и Олив, на перемотке просматривающую эпизод телепередачи, в котором объявляют королеву красоты, и девушка-победительница радостно всплёскивает руками. Олив старательно повторяет её жесты. Дедушка, запершись в комнате, делает себе две героиновые дорожки и вынюхивает их.
Шэрил привозит брата в свой дом. Шэрил заходит в комнату своего сына и сообщает ему, что Фрэнк временно поживёт с ним. Дуэйн отвечает молчанием. Выясняется, что сын девять месяцев назад перестал разговаривать со всеми, занят чтением Фридриха Ницше и аскетичными занятиями спортом. Шэрил тем временем созывает всех на ужин — большое ведёрко жареных куриных ножек, «Спрайт» из пластмассовых стаканов, а на десерт что-то неопределённое в коробке из холодильника. Во время ужина Дедушка начинает ругаться о том, что вчера курица, и сегодня курица. Олив тем временем замечает забинтованные запястья Фрэнка и спрашивает, что произошло. Фрэнк рассказывает свою историю: одно время назад он был ведущим специалистом Америки по Марселю Прусту, однажды влюбился в одного юношу, но тот не ответил ему взаимностью, зато ответил взаимностью сопернику Фрэнка по изучению Пруста. Не сдержавшись, Фрэнк публично довольно резко высказался по этому поводу, из-за чего разом лишился своего статуса в университете.
Ричард тем временем упоминает о некоем сообщении на автоответчике, оставленном их знакомой по местному детскому конкурсу красоты, на котором Олив заняла второе место. Олив с криком несётся к телефону, Шэрил, улыбаясь, за ней. В сообщении женский голос говорит о том, что победительница того конкурса дисквалифицирована из-за приёма таблеток для похудения и что Олив может поехать участвовать в конкурсе «Маленькая мисс Счастье» в Калифорнии в ближайшее воскресенье. Олив издаёт истошный визг и начинает бегать по квартире, собирать вещи в свой рюкзачок. В результате коротких переговоров семья решает ехать в полном составе на своём жёлтом фургончике «Volkswagen T2».
Почти сразу после начала их путешествия в фургоне ломается ручной переключатель коробки передач. Автомеханик советует им останавливаться впредь только на пригорках, чтобы потом, толкая машину, трогаться на ходу. Впоследствии семья не раз будет занята именно такого рода занятием.
Это не единственное происшествие с семьёй Гуверов по ходу их поездки на конкурс «Маленькая мисс Счастье». В одном из придорожных кафе Шэрил разрешает всем сделать заказ в пределах 4 долларов, и Олив заказывает себе мороженое с вафлями. Ричард говорит дочери, что жир, содержащийся в мороженом, теперь будет накапливаться в её теле, а королевы красоты не бывают толстыми. Поддержку Олив находит у Дедушки, который заявляет, что она красавица, и он любит её только поэтому, а «вовсе не из-за её ума и доброй души». Олив плачет и говорит, что боится разочаровать папу, который ненавидит неудачников. Тем временем, остановившись в мотеле на ночлег, Ричард узнаёт, что его книга не будет опубликована из-за того, что она никому не нужна. Он решительно едет к своему партнёру, который лишь подтверждает ему, что из «девяти шагов успеха» ничего не получится. Ранним утром в комнату родителей входит заспанная Олив и говорит им, что Дедушка не хочет просыпаться.
В больнице, куда они отвозят Дедушку, Шэрил плачет и говорит детям, что семья должна быть вместе в такую трудную минуту. Дуэйн пишет в блокноте записку Олив, чтобы та обняла маму. Доктор сообщает семье, что спасти Дедушку не удалось. После решения во что бы то ни стало успеть выступить на конкурсе, потому что дедушка хотел этого, а также короткой перепалки с дамой, занимающейся оформлением тел умерших, семья вытаскивает и прячет тело Дедушки в багажнике фургона и уезжает.
По дороге от больницы у фургона вдруг ломается сигнал, и гудок начинает беспричинно и бессистемно издавать очень смешные звуки. Это привлекает внимание офицера дорожной полиции, который останавливает фургон, и замечая странное поведение Ричарда, требует от него открыть багажник, в котором лежит тело. Ричард открывает багажник, и оттуда выпадают брошенные поверх Дедушки порножурналы, купленные Фрэнком по дедушкиной же просьбе — несколько деду, а один гей-журнал — для Фрэнка. Не обращая внимания на тело, полицейский начинает похотливо листать журналы. Гей-журнал отправляется Ричарду, остальные он забирает с собой и уезжает.
Тем временем Олив тестирует зрение Дуэйна. Зрение оказывается стопроцентным, однако когда доходит до теста на дальтонизм, обнаруживается, что он не различает цвета. Фрэнк заявляет ему, что он может распрощаться с карьерой лётчика. Дуэйн, словно в приступе тошноты зажав рот, выскакивает из фургона и кричит громкое «FUCK!», а затем с рыданиями выкрикивает оскорбления выстроившейся на обочине семье. Матери не удаётся уладить ссору, и к Дуэйну, отказывающемуся продолжить путь и усевшемуся на земле, отправляется Олив, которая ласково обнимает его, на что брат, успокоившись, встаёт и говорит, что нужно ехать дальше, иначе они не успеют.
Свернув не на ту развязку, семья едва успевает к завершению регистрации участниц конкурса. Дама-регистратор сперва отказывает им, но Ричард становится перед ней на колени, и сотрудник-компьютерщик, завидев это, говорит, что ему несложно внести Олив в компьютерную базу. После этого Олив видит Мисс Калифорнию, подписывающую всем желающим свои фотографии. Олив подходит и спрашивает, любит ли Королева красоты мороженое. Та отвечает, что да, особенно вишнёво-шоколадное. Вдохновлённая, Олив уходит готовиться с матерью за кулисы. Все остальные конкурсантки оказываются густо накрашенными девочками, похожими на кукол в помпезных дорогих платьях. Олив тут словно «белая ворона», она надевает спортивные штаны на липучках, длинный красный галстук под несоразмерным жилетом и чёрный котелок, для конкурса талантов.
C начала выступления Ричард обнаруживает, что Олив совершенно не вписывается в картину конкурса своей естественностью и наивностью. Он вместе с сыном и Фрэнком, которые тоже в ужасе от происходящего, пытается отговорить Шэрил выпускать дочку на сцену на всеобщее посмешище. Мать решает, что Олив должна осуществить свою и дедушкину мечту.
Выступление девочки ввергает всех присутствующих в ступор. Олив под музыку Super Freak (более известную по семплу U Can’t Touch This рэп-исполнителя M. C. Hammer) начинает двигаться как учил её дедушка, затем срывает с себя всю одежду, кроме купальника, и пускается в дикий беспорядочный пляс. Заметно, что Мисс Калифорния рада видеть такое выступление, как и множество сотрудников за сценой, однако состоящая из родителей остальных девочек аудитория в шоке. Леди, сидевшая на регистрации, пытается убрать Олив со сцены, то же пытается сделать и ведущий. Ему мешает Ричард, который выскакивает на сцену, чтобы сказать дочери, что она должна сойти со сцены — однако вместо этого сам начинает глупо танцевать в поддержку Олив. Вслед за ним на сцену выскакивают Дуэйн и Фрэнк, а потом и Шэрил, и впятером семья устраивает на сцене настоящий погром.
Разумеется, они ничего не выигрывают. Полицейские отпускают их под условием, что они никогда не примут участия в конкурсах на территории штата Калифорния. «Я думаю, мы переживём это», — заявляет Фрэнк. Семья уезжает с парковки отеля, предварительно сбив шлагбаум на глазах у ошеломлённой леди-регистраторши.
Персонажи фильма
- Олив Гувер в исполнении Эбигейл Бреслин — семилетняя девочка, влюблённая в конкурсы красоты и всё, что с ними связано. Настоящий центр притяжения семьи Гуверов, вечная примирительница всех и вся, любознательная и добрая.
- Шэрил Гувер в исполнении Тони Коллетт — мать семьи Гуверов, нередко не сдерживающая себя в эмоциях и вообще, кажется, находящаяся на грани срыва женщина. Часто и много курит.
- Ричард Гувер в исполнении Грега Киннера — отец семейства, повёрнутый на разработанной им же самим теории успеха, которая, по несчастью, почему-то не срабатывает с ним самим. Однако своими мыслями по поводу успешности и неудач он постоянно делится с детьми, чем лишь воспитывает в них неуверенность.
- Дуэйн Гувер в исполнении Пола Дано — 15-летний сын Шэрил от первого брака, замкнутый подросток, якобы ненавидящий даже свою семью. Читает Ницше, мечтает стать лётчиком. Дал обет молчания.
- Дедушка в исполнении Алана Аркина — отец Ричарда, страдает болтливостью и пристрастием к кокаину. При всём этом бесконечно любит Олив и помогает ей с движениями к грядущему конкурсу «Маленькая мисс Счастье». В конце первой половины фильма умирает, после чего мы случайно узнаём его имя — Эдвин Гувер.
- Фрэнк в исполнении Стива Кэрелла — брат Шэрил, гомосексуал. Литературовед, лучший специалист США по Прусту. Пытался покончить с собой из-за череды неудач в работе и личной жизни. Находит отдушину в общении с не менее проблемными родственниками.
Награды и номинации
- 2006 — приз зрительских симпатий на кинофестивале в Сан-Себастьяне (Валери Фарис, Джонатан Дэйтон)
- 2006 — приз зрительских симпатий на Стокгольмском кинофестивале (Валери Фарис, Джонатан Дэйтон)
- 2006 — три приза кинофестиваля в Токио: приз зрительских симпатий (Валери Фарис, Джонатан Дэйтон), лучший режиссёр (Валери Фарис, Джонатан Дэйтон) и лучшая актриса (Эбигейл Бреслин)
- 2007 — две премии Оскар: лучший оригинальный сценарий (Майкл Арндт) и лучшая мужская роль второго плана (Алан Аркин); а также две номинации: лучший фильм (Дэвид Френдли, Питер Сараф, Марк Тёртлтауб) и лучшая женская роль второго плана (Эбигейл Бреслин)
- 2007 — две премии BAFTA: лучший оригинальный сценарий (Майкл Арндт) и лучшая мужская роль второго плана (Алан Аркин); а также 4 номинации: лучший фильм (Дэвид Френдли, Альберт Бергер, Рон Йеркса), лучшая режиссура (Валери Фарис, Джонатан Дэйтон), лучшая женская роль второго плана (Эбигейл Бреслин и Тони Коллетт)
- 2007 — 4 премии «Независимый дух»: лучший фильм (Дэвид Френдли, Питер Сараф, Марк Тёртлтауб, Альберт Бергер, Рон Йеркса), лучшая режиссура (Валери Фарис, Джонатан Дэйтон), лучший первый сценарий (Майкл Арндт), лучшая мужская роль второго плана (Алан Аркин); а также номинация за лучшую мужскую роль второго плана (Пол Дано)
- 2007 — премия «Сезар» за лучший иностранный фильм (Валери Фарис, Джонатан Дэйтон)
- 2007 — премия Гильдии киноактеров США за лучший актерский состав, а также номинации за лучшую мужскую (Алан Аркин) и женскую (Эбигейл Бреслин) роли второго плана
- 2007 — премия Гильдии сценаристов США за лучший оригинальный сценарий (Майкл Арндт)
- 2007 — премия «Молодой актёр» лучшей молодой актрисе не старше 10 лет (Эбигейл Бреслин)
- 2007 — премия GLAAD Media Awards за лучший фильм
- 2007 — две номинации на премию «Золотой глобус»: лучший фильм — комедия или мюзикл, лучшая женская роль в комедии или мюзикле (Тони Коллетт)
- 2007 — номинация на премию «Давид ди Донателло» за лучший иностранный фильм (Валери Фарис, Джонатан Дэйтон)
- 2007 — номинация на премию Гильдии режиссёров США (Валери Фарис, Джонатан Дэйтон)
- 2007 — номинация на премию «Гремми» за лучший саундтрек-компиляцию (Майкл Данна, DeVotchKa)
- Кинофестиваль в Сиднее (2006 год, Приз зрителей мира)
Интересные факты
- Премьерный показ фильма в России прошёл 26 октября в Москве в рамках кинофестиваля «Америка в лицах». 14 декабря фильм был выпущен в ограниченный прокат, в трёх кинотеатрах Москвы, в силу этого фильму удалось собрать в России всего 27 тысяч долларов. Мировые же сборы картины превысили 91 миллион долларов.
- Для актрисы, исполнявшей роль Олив, был сделан специальный корсет-подкладка, чтобы сделать её живот более круглым, а фигуру — неуклюжей.
- Предпроизводство картины заняло более пяти лет. Режиссёры долго не могли найти финансирование, отчего проект был заморожен (так называемый статус turnaround). За это время автор сценария Майкл Арндт написал восемь совершенно различных концовок к фильму.
- Дальтонизм не всегда является препятствием для пути в авиацию, так как есть несколько разных типов цветовой слепоты. К тому же, в сумерках у дальтоников часто наблюдается более острое зрение чем у обычных людей (из-за преобладания в сетчатке глаза светочувствительных палочек в ущерб чувствительным к цвету колбочкам), что особенно ценилось в авиации — например, во время Второй мировой войны предпочтение отдавалось штурманам, обладающих дальтонизмом. Для современных пилотов, которым приходится иметь дело в кабине самолёта и на взлётно-посадочной полосе с лампочками определённых цветов необходимо проходить медицинское освидетельствование для выявления признаков недопустимых типов цветовой слепоты.
- На съёмках фильма было использовано пять жёлтых микроавтобусов марки Volkswagen.
- В сцене в автосервисе на заднем плане звучит русский шансон, песня в исполнении Михаила Шуфутинского «Поехали, извозчик, на Арбат».
Напишите отзыв о статье "Маленькая мисс Счастье"
Ссылки
- [www.foxsearchlight.com/littlemisssunshine/ Официальный сайт фильма]
- «Маленькая мисс Счастье» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v335018 Маленькая мисс Счастье] (англ.) на сайте allmovie
- [www.msnbc.msn.com/id/16530697/ Интервью с Аланом Аркином на сайте MSNBC]
- [www.exler.ru/films/24-05-2007.htm Рецензия на фильм от Алекса Экслера]
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Маленькая мисс СчастьеДва человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело. Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор. Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу. Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее. Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера. На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера. – Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами. Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую. Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения. Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму. Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления. Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его. Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них. Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами. – Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь. После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви. Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны. С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти. Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися. – И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана. Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя. Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера. Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него. – А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом. – Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то. – Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке. – Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие! Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть. – Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру. – Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то. Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого. – Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати. – Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались? – Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер. – Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего? – Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя. – Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек. – А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку. – Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве. – Ты кто же, солдат? – Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали. – Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер. – Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро. – Как, как это ты сказал? – спросил Пьер. – Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери. – Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить… – Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер. – Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе. Навигация | |||||||||||
