Малетин, Николай Павлович
Поделись знанием:
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
| Малетин, Николай Павлович | |
 Н. П. Малетин (фото 2015 года) | |
| Научная сфера: | |
|---|---|
| Место работы: | |
| Учёная степень: | |
| Альма-матер: |
МГИМО |
| Награды и премии: |
|
Николай Павлович Малетин (родился 28 ноября 1937 года, Ярославль) — советский и российский востоковед, специалист в области международных отношений. Доктор исторических наук (1980 год), профессор кафедры востоковедения МГИМО МИД Российской Федерации (1983 год). Автор многочисленных научных работ, в частности, по вопросам внешней политики стран Юго-Восточной Азии, проблематике АСЕАН. Заслуженный деятель науки Российской Федерации (2002 год).
Содержание
Биография
В 1960 году поступил на факультет международных отношений МГИМО МИД СССР. Региональная специализация — страны Юго-Восточной Азии, иностранные языки — индонезийский и английский[1].
После окончания института в 1965 году поступил в аспирантуру МГИМО, привлекался к экспертной и переводческой работе в Международном отделе ЦК КПСС, Исполкоме Союза обществ Красного Креста и Красного Полумесяца (1965—66 годы), Посольстве СССР в Республике Индонезии (1966—69 годы)[1][2].
С 1969 года на преподавательской работе в МГИМО. В 1969—1973 годах — преподаватель, старший преподаватель, заместитель декана факультета Международных отношений, ученый секретарь Диссертационного совета по историческим наукам. В 1969 году защитил кандидатскую, в 1980 году — докторскую диссертацию (исторические науки). В 1974 году Н. П. Малетину присвоено учёное звание доцента, в 1983 году — профессора[1].
Преподавательская и научная работа
В 1970-е — 1990-е годы читал курсы лекций по истории международных отношений, а также истории внешней политики СССР и России. С 1990-х годов ведёт спецкурсы по внешней политике стран Юго-Восточной Азии, а по проблематике АСЕАН, многостороннего сотрудничества и интеграции в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Привлекается к работе в других вузах и научно-исследовательских институтов. В частности, с 1999 года руководит проектом Института востоковедения РАН «Юго-Восточная Азия: Актуальные проблемы развития»[1].
Под научным руководством Н. П. Малетина диссертации на соискание ученых степеней кандидата исторических наук и кандидата политических наук защитило не менее 16 человек, в том числе 7 иностранных аспирантов и соискателей[3].
Почётные звания
Имеет почётные звания «Заслуженный деятель науки Российской Федерации»[4] и «Отличник высшей школы»[2].
Публикации
Н. П. Малетин является автором многочисленных научных монографий, учебных пособий и статей (ряд работ выпущен под псевдонимом Н. П. Волжин[2]). Основная проблематика исследований — внешняя политика стран Юго-Восточной Азии, становление и развитие Ассоциации стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН). Общий объём публикаций на 2011 год составляет более 150 печатных листов. Кроме того, участвовал в редактировании книг и сборников общим объёмом около 250 печатных листов[1].
Монографии
- «Внешняя политика Индонезии 1959—1972 годов». М. 1973 г. 11 печатных листов;
- «Сукарно: политическая биография». В соавторстве с М. С. Капицей, 1980 г., 18 печатных листов;
- "Индонезия — внешняя политика «нового порядка». Под псевдонимом «Волжин Н. П.» М., 1985 г. 10 печатных листов;
- «Внешняя политика Филиппин». В соавторстве с И. Б. Борисовой, М., 1988 г., 11 печатных листов;
- «Вьетнам в системе международных отношений Азии». В соавторстве с Чан Куоком, МГИМО, 1995 г. 7 печатных листов[1].
Учебные пособия
- «Внешняя политика Индонезии 1945—1959 г.г.». МГИМО, 1975 г., 5 печатных листов;
- «Ассоциация стран Юго-Восточной Азии — АСЕАН». МГИМО, 1980 г. 5 печатных листов;
- "Внешняя политика Индонезии 1965—1979 г.г. МГИМО, 1981 5 печатных листов;
- «АСЕАН в системе международных отношений». МГИМО, 1982 г. 5 печатных листов;
- «Внешняя политика Филиппин». МГИМО, 1983 г., 5 печатных листов;
- «Внешняя политика Таиланда». МГИМО, 1983 г., 5 печатных листов;
- «Внешняя политика Бирмы». МГИМО, 1988 г., 5 печатных листов;
- «АСЕАН: три десятилетия (1967—1997) — три политики». МГИМО, 1997 г., 5 печатных листов;
- «АСЕАН: три десятилетия внешней политики (1967—1997)». МГИМО, 1999 г., 13 печатных листов;
- «СССР/Российская Федерация — АСЕАН». М., 2003 г., 8,3 печатных листа;
- Внешняя политика Камбоджи. 1953—1998 г.г., М., 14 печатных листов[1].
Участие в редакции книги и сборников
- Райков Ю. А. «Внешняя политика Филиппин на рубеже XXI века». МГИМО (У). М., 2001 г., 15 печатных листов;
- «Юго-Восточная Азии. Актуальные проблемы развития». Совместно с Мосяковым Д. В. и Иоанесян С. И., ИВ РАН, 2000 г. (14 печатных листов), 2001 г. (16 печатных листов), 2002 г. (18 печатных листов), 2003 г. (16 печатных листов) 2004 г.(18 печатных листов);
- «Азиатско-Тихоокеанский регион и Центральная Азия: контуры безопасности». Совместно с Воскресенским А. Д., МГИМО (У), М., 2001 г., 17,5 печатных листов;
- «Восток-Запад. Региональные подсистемы и региональные проблемы международных отношений». Совместно с Воскресенским А. Д., М., РОССПЭН, 2002, 34 печатных листа;
- «АСЕАН и ведущие страны АТР: Проблемы и перспективы». М., 2002 г. 20 печатных листов;
- Ли Куан Ю. «Из третьего мира в первый». МГИМО (У), 2004 г., 40 печатных листов[1].
Напишите отзыв о статье "Малетин, Николай Павлович"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.mgimo.ru/users/document1854.phtml Малетин Николай Павлович]. МГИМО. — Информационный портал МГИМО. Проверено 22 декабря 2011. [www.webcitation.org/6AU4Z0P2W Архивировано из первоисточника 7 сентября 2012].
- ↑ 1 2 3 [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/77203/%D0%9C%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D1%82%D0%B8%D0%BD Малетин, Николай Павлович]. Проверено 22 декабря 2011. [www.webcitation.org/6AU4aJbRL Архивировано из первоисточника 7 сентября 2012].
- ↑ МГИМО — Университет, 2004, pp. 179.
- ↑ [www.pravoteka.ru/pst/1043/521099.html Указ Президента РФ от 14 ноября 2002 г. N 1327 «О награждении государственными наградами Российской Федерации сотрудников Министерства иностранных дел Российской Федерации»]. Проверено 22 декабря 2011. [www.webcitation.org/6AU4bCQWA Архивировано из первоисточника 7 сентября 2012].
Литература
- МГИМО — Университет: Традиции и современность. 1944—2004 / Торкунов А. В. (общая редакция). — М.: ОАО «Московские учебники и Картолитография», 2004. — С. 178—179.
Ссылки
- [vestnik.mgimo.ru/sites/default/files/pdf/041_zolotoy_fond_09_maletinnp.pdf Заслуженный деятель науки] (краткая автобиография)
Отрывок, характеризующий Малетин, Николай Павлович
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
