Малинин, Александр Фёдорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Фёдорович Малинин
Род деятельности:

педагог

Отец:

Ф. В. Малинин

Дети:

Александр

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Алекса́ндр Фёдорович Мали́нин (29 января (10 февраля) 1835 — 24 февраля (7 марта) 1888) — известный русский педагог. Отец А. А. Малинина.





Биография

Сын штатного смотрителя 3-го московского уездного училища, (позже 2-го городского, у Красных ворот), он родился в здании этого училища и здесь же получил первоначальное образование. Кроме него в семье было ещё три брата и две сестры[1]. Затем обучался во 2-й Московской гимназии, но по смерти отца был переведен пансионером в 1-ю Московскую гимназию, где и окончил курс с золотой медалью (1850). В гимназии Малинин особенно успешно занимался древними языками и потому собирался посвятить себя филологическим занятиям, но под влиянием профессора Перевощикова, поступил на физико-математический факультет Московского университета, на котором в 1854 году окончил курс и был награждён золотой медалью за лучшее сочинение на предложенную факультетом тему. Стремление к филологическим занятиям осталось у Александра Федоровича на всю остальную жизнь и не дало ему сделаться односторонним специалистом. Он всегда интересовался преподаванием классических языков, в совершенстве знал грамматику родного языка и следил за всеми явлениями в этой области[2].

Педагогическая деятельность

Педагогическую деятельность Малинин начал учителем математики и физики в Тверской гимназии, а затем в течение 14 лет (1856—1870) занимал ту же должность в 4-й Московской гимназии. Здесь он скоро приобрёл вполне заслуженную известность лучшего преподавателя по своей специальности и преподавал в разных учебных заведениях (в 1-й Московской Военной гимназии, Межевом институте и проч.) и в частных домах.

После четырнадцатилетней службы в 4-й Московской гимназии А. Ф. Малинин был назначен директором Тульской гимназии (1870), но уже через два года возвратился в Москву, чтобы принять на себя основание и ведение Московского учительского института[3], директором которого он и состоял в течение 16 лет до своей внезапной кончины.

В решении учебно-воспитательных вопросов Малинин руководствовался коллегиальным принципом. Это непосредственно вытекало из его сердечного и чуткого отношения к преподавателям, терпимого отношения к чужим взглядам. Малинин хорошо понимал, что от педагогического такта преподавателя зависит и хорошая дисциплина, и успех в воспитании и обучении. Он сам обладал этим тактом и стремился прививать его преподавателям института.

Учительскому институту Малинин посвятил себя в пору полного расцвета своих сил, приобретя предыдущей деятельностью необходимый в таком серьёзном деле педагогический опыт. Учительский Институт обязан Александру Фёдоровичу не только своим устройством, но и направлением всей своей деятельности. Под его руководством Институт дал более 300 учителей для городских училищ.

Похоронен А. Ф. Малинин был на кладбище Ново-Алексеевского монастыря в Москве[4].

Я. И. Вейнберг в прощальной речи говорил о А. Ф. Малинине:[5]

Нравственная связь, соединявшая воспитанников института с уважаемым и любимым директором не прерывалась и по выходу из заведения. Редкий из бывших воспитанников не просил советов и указаний у Александра Фёдоровича и никому от него не было отказа. Воспитанники Учительского Института … сознавали, что земля скроет от них человека, искренне желавшего им добра; они чувствовали, что лишаются в нем не только начальника, но и друга, который с любовью следил и за институтской их жизнью, и за судьбой их вне заведения.

Другой преподаватель, К. А. Козьмин отмечал, что «он имел то, что было согласно с истыми, основными началами нашего русского духа».

Учебно-литературная деятельность

По отношению к общей постановке учебного дела в России, учебно-литературная деятельность Малинина представляется чуть ли не самой важной и благотворной. Как выдающегося преподавателя и, впоследствии, как директора учительского института, А. Ф. Малинина знала одна Москва и Московский учебный округ, а как автора популярных учебников и руководств, можно без преувеличения сказать, знала вся грамотная Россия. Когда Малинин начинал свою литературную деятельность (1860-е годы), в учебном деле совершался коренной переворот: от сухого догматического преподавания начинали переходить к более живому и приноровлённому к пониманию учащимися изложению. Что касается математики, прежде ограничивались изложением только теории, не всегда во всей своей строгости доступной учащимся, теперь же начали обращать внимание на разъяснение теории и самой по себе, и в приложении к решению различных вопросов. При этом, как и во всяком новом деле, не обошлось без преувеличений и ошибок: на место научных разъяснений часто ставили произвольные личные толкования, придумывали особые способы преподавания и задерживали учащихся на разъяснении вопросов, которые по существу своему разъяснению не подлежали. Значительная доля в этом перевороте принадлежит Александру Федоровичу; но он сумел избежать большей части перечисленных ошибок и увлечений.

Учебно-литературную деятельность Александр Фёдорович начал «Руководством Тригонометрии», за ним следовали «Руководство Арифметики» и «Собрание арифметических задач», составленная в сотрудничестве с К. П. Бурениным, а затем постепенно появились книги А. Ф. Малинина почти по всем отраслям физико-математических наук, преподающихся в гимназиях и других учебных заведениях. Всего Малинин, один и в сотрудничестве с другими лицами (в том числе Ф. И. Егоровым) — составил 15 учебных книг, из которых «Физика для гимназий» была премирована Министерством Народного Просвещения.

Отличительная особенность книг А. Ф. Малинина — соединение учебника со специально и очень удачно подобранными задачами и упражнениями. Для преподавателей его книги были важны в том отношении, что заключали в себе много практических указаний для самого ведения уроков и что многие страницы из его учебников почти непосредственно могли быть переложены в урок. Распространение книг, составленных А. Ф. Малининым, очень скоро достигло громадных, небывалых для тех лет, размеров: например, «Собрание арифметических задач» ещё при его жизни разошлось в 18 изданиях, в числе 645 тысяч экземпляров, «Руководство арифметики» — в 15 изданиях, в числе 537 тысяч экземпляров[6]. Общий тираж его публикаций составил около 1.6 миллиона экземпляров[7].

Многие книги А. Ф. Малинина пользовались успехом в течение 20 и более лет, и распространение их с годами не уменьшалось, а скорее росло, тогда как книги других авторов, появившиеся одновременно и имевшие успех, скоро вышли из употребления. Факт этот объясняется тем обстоятельством, что Малинин постоянно работал над своими книгами, изменял и улучшал их с каждым новым изданием, следя за всеми изменениями в направлении преподавания и в научных взглядах.

Публикации

  • «Руководство прямолинейной тригонометрии» (М. : тип. Лазарев. ин-та (А. Мамонтов), 1864; 12-е изд. — 1891);
  • «Собрание физических задач» (М.: бр. Салаевы, 1866; 3 изд. — 1879; впоследствии это «Собрание» стало входить в книгу «Руководство к физике»);
  • «Собрание арифметических задач» (М.: бр. Салаевы, 1866; 15-е изд. — 1888);
  • «Руководство арифметики» (М.: бр. Салаевы, 1866; 16-е изд. — 1888);
  • «Руководство космографии и физической географии для гимназий» (М.: бр. Салаевы, 1867; 8-е изд. — 1888);
  • «Руководство физики для гимназий» (М.: бр. Салаевы, 1868; [dlib.rsl.ru/viewer/01003581692#?page=1 9-е изд. 1894]);
  • «Курс физики для женских учебных заведений» (М.: бр. Салаевы, 1869; 6-е изд. 1888; 9-е изд. 1897)
  • «Руководство алгебры и собрание алгебраических задач» (М.; 1870; 8-е изд. 1890);
  • «Задачи для умственных вычислений» (сост. по Церингеру, М., 1871; 3-е изд. 1885);
  • «Курс наглядной геометрии и собрание геометрических задач для уездных училищ » (М.: бр. Салаевы, 1873; 8 изд. 1888);
  • «Курс математической и физической географии для женских учебных заведений» (М.: бр. Салаевы, 1874; 3-е изд. 1889);
  • «Начальные основания физики для городских училищ и учительских семинарий» (М., 1875; 5-е изд. 1891);
  • «Руководство геометрии и собрание геометрических задач для гимназий, реальных училищ и учительских институтов» (М.: бр. Салаевы, 1878; 2-е изд. 1886);[8]
  • «Курс геометрии для женских учебных заведений и для учительских семинарий» (М.: насл. бр. Салаевых, 1879; 2-е изд. 1891);[8]
  • «Курс алгебры и собрание алгебраических задач для женских учебных заведений» (М.: насл. бр. Салаевых, 1881).

Напишите отзыв о статье "Малинин, Александр Фёдорович"

Примечания

  1. Саввина О. А., 2013, с. 89.
  2. Некролог, 1888, с. 204.
  3. Не путать с Педагогическим университетом. Учительский институт в Москве был открыт на Б. Полянке, 60 в 1870—1871 годах.
  4. Саввина О. А., 2013, с. 90—91.
  5. Некролог, 1888, с. 206.
  6. Малинина, 1949.
  7. Некролог, 1888, с. 205.
  8. 1 2 В соавторстве с Ф. И. Егоровым — см. Колягин Ю.М. Дмитрий Федорович Егоров. Путь ученого и христианина. — М.: ПСТГУ, 2010. — С. 16. — 302 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-7429-0611-7.

Литература

  • [vofem.ru/ru/getpdf/1888/4/9/45/ Александръ θедоровичъ Малининъ (некрологъ)] // В.О.Ф.Э.М.. — 1888. — № 9. — С. 203—207.
  • Малинина В.П. [www.mathedu.ru/biography/malinin.doc Александр Фёдорович Малинин] // Математика в школе. — 1949. — № 1. — С. 44—45.
  • Малинин, Александр Федорович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Саввина О. А. [www.mosjour.ru/index.php?id=1662 Последний путь христианина] // Московский журнал. — 2013. — № 1. — С. 88—92. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0868—7110&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0868—7110].


Отрывок, характеризующий Малинин, Александр Фёдорович

Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.