Малинкович, Владимир Дмитриевич

Владимир Дмитриевич Малинкович
Род деятельности:	советник Президента по политическим вопросам, директор украинского отделения Международного института гуманитарно-политических исследований
Дата рождения:	28 августа 1940(1940-08-28) (83 года)
Место рождения:	Сумы
Гражданство:	Украина Украина

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Влади́мир Дми́триевич Малинко́вич (укр. Володи́мир Дми́трович Малинко́вич; род. 28 августа 1940, Сумы) — украинский общественный деятель, политолог, аналитик, правозащитник, участник диссиденского движения, активный член Украинской Хельсинской группы, редактор Радио Свобода; впоследствии политический советник президента Л. Кучмы. По первой профессии — учёный-эндокринолог, кандидат медицинских наук.

Первые десятилетия жизни

Родился 28 августа 1940 в г. Сумы в еврейско-украинской семье. Отец В. Малинковича был военным.

После окончания школы два года работал токарем на киевском заводе «Кинап», затем поступил в Ленинградский университет, на юридический факультет, где вёл активную общественную деятельность. По утверждению самого Владимира Маленковича после 1956 г., разоблачения сталинизма и событий в Венгрии, перестал ориентироваться на «линию партии», а после дела «Синявского-Даниэля» (1965) окончательно «разошёлся с властью».

В 1961 году исключён со второго курса университета, формально за нарушение общественного порядка, фактически за активную студенческую деятельность. Полгода работал, и в 1962 вновь поступает в ВУЗ, Киевский медицинский институт, который закончил в 1967 г.

В том же 1967 году Владимир Малинкович получает повестку о призыве в вооружённые силы в качестве военного врача. Он пишет письмо на имя министра обороны СССР A. Гречко по поводу шестидневной войны, в котором также заявляет о собственном нежелании служить в армии. Однако В. Малинкович был призван в ряды Советской Армии. В 1968 г. перед строем военнослужащих высказал своё отношение к вводу советских войск в Чехословакию. За это месяц находился в особом отделе Киевского военного округа. В 1969 г. В. Малинкович был подвергнут офицерскому суду чести и изгнан из армии.

С 1970, после периода поиска работы, получил должность участкового врача, позже врача-радиолога в Киевском институте эндокринологии. В 1973 году защитил кандидатскую диссертацию.

Диссидентская деятельность

В Киеве В. Малинкович принадлежит к тому же кругу русскоязычной интеллигенции, что и известный писатель Виктор Некрасов. С 1972—1973 у него устанавливаются более тесные контакты и с украинскими «шестидесятниками». С начала 1970-х годов присоединяется к правозащитной деятельности, начинает посылать письма протеста, позже передаёт информацию для диссидентского издания «Хроника текущих событий», распространяет это издание, принимает участие в митингах в Бабьем Яре и около памятника Т. Шевченко.

С 1975 по 1979 годы постоянно преследовался властями: против В. Малинковича устраивались постоянные провокации, ему выносили предупреждения, проводились негласные обыски, его задерживали. В. Малинкович вёл себя очень открыто — выступал на собраниях, по телефону сообщал академику А. Сахарову про аресты и давление на него со стороны представителей власти.

В октябре 1978 вступил в украинскую Хельсинкскую группу. В это время В. Малинкович находился в разработке у сотрудника КГБ В. Радченко, будущего главы СБУ и МВД Украины. Во время одного из собеседований В. Радченко потребовал от В. Малинковича подписать заявление о роспуске украинской Хельсинкской группы; после отказа это сделать В. Малинкович был избит неизвестными. В сентябре 1979 года против диссидента была устроена новая провокация, на него поступило заявление об изнасиловании. В. Радченко поставил ультиматум: либо эмиграция, либо арест; он же угрожал жене В. Малинковича отправить их дочь в детский дом, её саму арестовать. В ночь на 1 января 1980 года Владимир Малинкович с семьёй выехал в ФРГ.

В эмиграции

В годы эмиграции Владимир Малинкович жил в Мюнхене, работал старшим редактором русской службы радио «Свобода» (Мюнхен), руководителем ряда программ («СССР и национальный вопрос», «После империи», «Барометр»), являлся одним из основных политических обозревателей, в 1980—1992 работал главным редактором журнала «Форум» (Мюнхен, издательство «Сучаснисть»). Возглавил европейское представительством Украинской хельсинкской группы, был избран сопредседателем Демократического объединения политэмигрантов из СССР, членом-учредителем Международной хельсинкской ассоциации.

Деятельность после возвращения на Украину

13 декабря 1992 г. Владимир Малинкович вернулся в Киев. Во время кампании по выборам Президента Украины в 1994 был руководителем информационно-аналитического центра при штабе Леонида Кучмы. По утверждению самого Малинковича, ему принадлежит предложение внести в предвыборную программу тезис о придании русскому языку статуса государственного . После победы Л. Кучмы, в июле — августе 1994 года работал советником Президента по политическим вопросам. Когда генерал КГБ (позже — СБУ) В. Радченко был назначен министром внутренних дел Украины, В. Малинкович ушёл из Администрации президента.

В 1995—1997 — директор Института проблем интеграции при Киевском центре политических исследований и конфликтологии.

В 1997 — сопредседатель избирательного блока «СЛОН» (Социально-либеральное объединение), которое выступало за либеральные реформы в экономике, стратегическое партнёрство с Россией и придание русскому языку статуса официального. Практически в самом начале избирательной кампании 1998 года В. Малинкович оставил блок, будучи несогласным по этическим соображениям с внесением некоторых кандидатов в избирательный список блока, и перешёл в Партию регионального возрождения Украины (современное название — Партия регионов Украины). Участвовал в выборах Верховную Раду в Киеве.

В актуальной политической ситуации В. Малинкович придерживается ориентации на «сине-белый» лагерь политических сил, одновременно выступая с критикой Партии регионов и Виктора Януковича . Выступает за создание на Украине «мультикультурного гражданского общества».

Основной деятельностью В. Малинковича в последние годы является политология (и как наука, и прикладная), он активно участвует в работе организаций в поддержку русской культуры на Украине. Является соавтором проекта «Закона о языках», проекта закона о внесении изменений в «Закон о выборах народных депутатов Украины», проекта закона о ратификации Европейской хартии региональных языков и языков меньшинств. Владимир Малинкович является автором трёх книг и многих статей.

С апреля 2001 является председателем Комиссии содействия демократизации и развития гражданского общества при Президенте Украины, работал секретарём Комиссии по подготовке Конституционной реформы.

Владимир Малинкович занимает пост директора украинского отделения Международного института гуманитарно-политических исследований (с сентября 1998 года).

• С 2008 года Владимир Малинкович вновь живет в Германии, в Мюнхене.

Семья

Вдовец.

• Дочь Мария — журналист-политолог
• сын Вадим — юрист

Библиография

Архив ХПГ:

• Хроника текущих событий.— Нью-Йорк: Хроника, 1978, вып. 48.— С. 25.
• ХТС.— Нью-Йорк: Хроника, 1979; вып. 52.— С. 123.
• ХТС.— Нью-Йорк: Хроника, 1980, вип. 53.— С. 69, 70; вып. 54.— С. 41.

Ссылки

• [khpg.org/archive/index.php?id=1113915987 Биография В.Малинковича]
• [www.igpi.ru/info/people/malink/ Биография и статьи]
• [www.radio.org.ua/gst/?eid=425 Аудиоархив выступлений В.Малинковича на Общественном радио]
• [www.analitik.org.ua/author/49c8ddc5cec8c/ Малинкович В. Финансовый кризис или банкротство капитализма?]

Отрывок, характеризующий Малинкович, Владимир Дмитриевич

– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.