Малиновский, Павел Петрович (психиатр)
Поделись знанием:
На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
| Павел Петрович Малиновский | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Дата смерти: | |
| Научная сфера: | |
| Альма-матер: | |
Павел Петрович Малиновский (1818 — 1868) — российский врач-психиатр, основоположник научной психиатрии в России[1].
Содержание
Биография
О жизни Малиновского известно мало. В 1840 году он окончил Московскую медико-хирургическую академию. Работал в Преображенской психиатрической больнице в Москве, заведовал психиатрическим отделением Обуховской больницы в Петербурге. В 1853—1855 годах служил военным врачом. Публиковался в «Иллюстрации», «Военно-медицинском журнале», «Морском сборнике». Автор книг «Записки доктора» и «Помешательство».
Сочинения
- Малиновский П. П. [archive.org/details/Zapiski.doktora.1846 Записки доктора]. СПб., 1846.
- Малиновский П. П. [archive.org/details/Pomeshatelstvo.opisannoe.tak.kak.ono.javljaetsja.vrachu.v.praktike.1847.PDF Помешательство, описанное так, как оно является врачу в практике]. СПб., 1847.
- Малиновский П. П. [archive.org/details/Pomeshatelstvo.1855 Помешательство]. [2-е изд.] СПб., 1855.
Напишите отзыв о статье "Малиновский, Павел Петрович (психиатр)"
Примечания
- ↑ БСЭ, с. 149.
Литература
|
Павел Малиновский в Викитеке? |
|---|
- Кербиков О. В. П. П. Малиновский (к оценке некоторых периодов истории психиатрии). Невропатология и психиатрия. 1951. № 3. С. 44—56.
- Юдин Т. И. Очерки истории отечественной психиатрии. М., 1951.
- Малиновский, Павел Петрович // Большая советская энциклопедия. М., 1949—1948. Т. 26. 1954. С. 149.
- Малиновский Павел Петрович // Большая медицинская энциклопедия. М., 1974—1988. Т. 13. 1980. С. 374—375.
- Буянов М. И. П. П. Малиновский — выдающийся русский психиатр // Фельдшер и акушерка. 1987. № 5. С. 42—44.
Отрывок, характеризующий Малиновский, Павел Петрович (психиатр)
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
