Маллой, Гарднар

Гарднар Маллой
Место проживания	Майами, США
Завершение карьеры	1971
Рабочая рука	правая
Одиночный разряд
Наивысшая позиция	7 (1952)
Турниры серии Большого шлема
Австралия	1/2 финала (1947)
Франция	1/4 финала (1952-54)
Уимблдон	1/2 финала (1948)
США	финал (1952)
Парный разряд
Турниры серии Большого шлема
Австралия	1/4 финала (1947)
Франция	финал (1950-51)
Уимблдон	победа (1957)
США	победа (1942, 1945-46, 1948)
Завершил выступления

Гарднар Патнам Маллой (англ. Gardnar Putnam Mulloy; род. 22 ноября 1913, Вашингтон) — американский теннисист. За свою карьеру Маллой пять раз выигрывал турниры Большого шлема в мужском парном разряде, в последний раз — в возрасте 43 лет на Уимблдонском турнире. Он также был финалистом чемпионата США в одиночном разряде и трёхкратным обладателем Кубка Дэвиса в составе сборной США. Маллой, выигравший десятки званий чемпиона США на всех видах покрытий среди ветеранов, является членом Международного зала теннисной славы с 1972 года.

Биография

Гарднар Маллой родился в 1913 году в Вашингтоне, но уже в детстве переехал с семьёй в Майами, где прошла вся его дальнейшая жизнь. В молодости он был универсальным атлетом и после поступления в университет Майами представлял сборные вуза по футболу и боксу прежде, чем сосредоточиться на теннисе. Он также был одним из сильнейших прыгунов в воду во Флориде. После нескольких лет выступлений за университетскую команду в качестве игрока он возглавил её как тренер, сумев выбить спортивную стипендию для эквадорца Панчо Сегуры, у которого не было законченного среднего образования.

Когда Маллою, недавно окончившему юридическое образование и занимавшему должность менеджера отделения старших степеней университета Майами, было 26 лет, началась Вторая мировая война. Он попытался пойти добровольцем в авиацию, но его признали слишком старым для этого, и в итоге он оказался на флоте в должности спортивного инструктора. Позже ему удалось попасть в действующие части и в звании лейтенанта получить под своё командование танкодесантный корабль. Вверенный ему экипаж успешно провёл четыре высадки — в Анцио, Салерно, Южной Франции и Северной Африке, а сам он был награждён флотской Похвальной медалью. Окончание военной службы Маллой провёл в показательных выступлениях в госпиталях и на базах, в которых вместе с ним также участвовал 52-летний Билл Тилден.

После войны Маллой вернулся в теннис и продолжал участвовать в соревнованиях на общих началах до 57-летнего возраста, только после этого перейдя в турниры ветеранов. Он был женат в течение 55 лет на Мадлен Чени, после её смерти в 1993 году женившись на Жаклин Майер. Маллой выпустил две автобиографических книги — «Воля к победе» (1959) и «Как это было» (2009). Он также был вместе с Глэдис Хелдман основателем Объединённого теннисного фонда и журнала World Tennis.

В 2013 году Гарднар Маллой стал первым членом Международного зала теннисной славы, отметившим своё столетие. Он не курит, не пьёт, соблюдает диету и рассчитывает дожить до 140 лет.

Игровая карьера

Когда Гарднару Маллою было 11 лет, его отец Робин построил на заднем дворе их дома теннисный корт. С этого времени начались занятия Гарднара теннисом, и впоследствии они с Робином трижды (в 1939, 1941 и 1942 годах) выигрывали чемпионат США для пар, состоящих из отца и сына. В университете Майами Гарднар стоял у истоков создания теннисной сборной, в которой сначала играл, а потом тренировал, сумев привлечь в неё будущих членов Международного зала теннисной славы Бобби Риггса, Джека Креймера и Панчо Сегуру. К началу Второй мировой войны он входил в десятку сильнейших игроков США. Три года подряд, начиная с 1940 года, Маллой играл в финале чемпионата США в мужском парном разряде, завоевав свой первый титул в 1942 году. Сразу после войны, в возрасте 31 года, он продолжил серию финалов, одержав ещё две победы в 1945 и 1946 годах. В финале 1946 года Маллой и Билл Талберт отыграли в финале, тянувшемся пять сетов и 74 гейма, семь матч-болов у своих соперников. Свой четвёртый титул чемпиона США Маллой завоевал двумя годами позже, причём Талберт разделил с ним это звание в третий раз подряд.

С 1946 года Маллой также выступал за сборную США в Кубке Дэвиса, за время выступлений выиграв все три одиночных встречи и 8 из 11 парных. С его помощью американская сборная вернула себе этот трофей в 1946 году, а затем в 1948 и 1949 годах успешно его защищала в раунде вызова против австралийцев, уступив пальму первенства в 1950 году. В послевоенные годы Маллой начал выступать в теннисных турнирах на других континентах, в 1947 году дойдя до полуфинала чемпионата Австралии, на следующий год — до полуфинала Уимблдонского турнира, а в 1950 и 1951 годах дважды подряд став финалистом чемпионата Франции в мужских парах.

В 1952 году Маллой, которому было тогда почти 39 лет, дошёл до финала чемпионата США в одиночном разряде, проиграв там австралийцу Фрэнку Седжмену. Это позволило ему впервые в карьере возглавить национальный теннисный рейтинг, публикуемый Ассоциацией тенниса Соединённых Штатов (USTA). В паре с Талбертом он также возглавил парный рейтинг USTA. В мировом теннисном рейтинге, публикуемом газетой Daily Telegraph, он был поставлен на седьмое место. Через пять лет 43-летний Маллой в паре с 33-летним Баджем Патти выиграл Уимблдонский турнир в мужских парах. Они стали самыми возрастными победителями этого турнира после Первой мировой войны. На чемпионате США Патти и Маллой дошли до финала, став самой возрастной парой в истории чемпионата, которой удалось это сделать, но проиграли более молодым Эшли Куперу и Нилу Фрейзеру. В том же году Маллой в последний раз сыграл за сборную США, по сей день оставаясь самым возрастным игроком в её истории. В истории Уимблдона Маллой оставался самым старым чемпионом до 2003 года, когда Мартина Навратилова выиграла соревнования в миксте в возрасте 46 лет, и остаётся самым возрастным чемпионом-мужчиной.

Маллой продолжал выступать в турнирах Большого шлема до 1971 года, когда ему уже исполнилось 57 лет, ещё застав первые годы Открытой эры, когда к участию в этих турнирах были допущены теннисисты-профессионалы. После этого он посвятил себя участию в соревнованиях ветеранов. Он играл в чемпионатах США на всех видах кортов (травяных, грунтовых, открытых хардовых и крытых) и после своего 90-летия, в общей сложности за карьеру выиграв 129 титулов в различных возрастных категориях.

В 1972 году имя Гарднара Маллоя было включено в списки Национального (позже Международного) зала теннисной славы. В общей сложности он является членом девяти разных залов славы. В 1996 году Международная федерация тенниса (ITF) назвала в честь Маллоя турнир ветеранов в возрасте старше 80 лет в знак признания его заслуг в ранний период развития ветеранского тенниса, а в 2013 году в его честь был назван отрезок шоссе в Майами.

Финалы турниров Большого шлема за карьеру

Одиночный разряд (0-1)

Результат	Год	Турнир	Соперник в финале	Счёт в финале
Поражение	1952	Чемпионат США	Фрэнк Седжмен	1-6, 2-6, 3-6

Парный разряд (5-9)

Результат	Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
Поражение	1940	Чемпионат США	Уэйн Сабин	Джек Креймер Тед Шрёдер	7-6, 4-6, 2-6
Поражение	1941	Чемпионат США (2)	Генри Прусофф	Джек Креймер Тед Шрёдер	4-6, 6-8, 7-9
Победа	1942	Чемпионат США	Билл Талберт	Сидней Вуд Тед Шрёдер	9-7, 7-5, 6-1
Победа	1945	Чемпионат США (2)	Билл Талберт	Джек Туэро Боб Фалкенбург	12-10, 8-10, 12-10, 6-2
Победа	1946	Чемпионат США (3)	Билл Талберт	Фрэнк Гернси Дон Макнил	3-6, 6-4, 2-6, 6-3, 20-18
Поражение	1948	Уимблдонский турнир	Том Браун	Джон Бромвич Фрэнк Седжмен	7-5 5-7, 5-7, 7-9
Победа	1948	Чемпионат США (4)	Билл Талберт	Фрэнк Паркер Тед Шрёдер	1-6, 9-7, 6-3, 3-6, 9-7
Поражение	1949	Уимблдонский турнир (2)	Тед Шрёдер	Панчо Гонсалес Фрэнк Паркер	4-6, 4-6, 2-6
Поражение	1950	Чемпионат Франции	Дик Савитт	Кен Макгрегор Фрэнк Седжмен	2-6, 6-2, 7-9, 5-7
Поражение	1950	Чемпионат США (3)	Билл Талберт	Джон Бромвич Фрэнк Седжмен	5-7, 6-8, 6-3, 1-6
Поражение	1951	Чемпионат Франции (2)	Дик Савитт	Кен Макгрегор Фрэнк Седжмен	3-6, 4-6, 4-6
Поражение	1953	Чемпионат США (4)	Билл Талберт	Мервин Роуз Рекс Хартвиг	4-6, 6-4, 4-6, 2-6
Победа	1957	Уимблдонский турнир	Бадж Патти	Нил Фрейзер Лью Хоуд	8-10, 6-4, 6-4, 6-4
Поражение	1957	Чемпионат США (5)	Бадж Патти	Эшли Купер Нил Фрейзер	6-4, 3-6, 7-9, 3-6

Парный разряд (0-1)

Результат	Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
Поражение	1956	Уимблдонский турнир	Алтея Гибсон	Ширли Фрай Вик Сейксас	6-2, 2-6, 5-7

Финалы Кубка Дэвиса за карьеру

Результат	Год	Место проведения	Команда США	Соперники в финале	Счёт
Победа	1946	Мельбурн, Австралия	Дж. Креймер, Г. Маллой, Т. Шрёдер	Австралия: Дж. Бромвич, А. Квист, Д. Пейлс	5-0
Победа	1948	Нью-Йорк, США	Г. Маллой, Ф. Паркер, Б. Талберт, Т. Шрёдер	Австралия: А. Квист, К. Лонг, Б. Сидуэлл	5-0
Победа	1949	Нью-Йорк	Р. Гонсалес, Г. Маллой, Б. Талберт, Т. Шрёдер	Австралия: Дж. Бромвич, Ф. Седжмен, Б. Сидуэлл	5-0
Поражение	1950	Нью-Йорк	Т. Браун, Г. Маллой, Т. Шрёдер	Австралия: Дж. Бромвич, К. Макгрегор, Ф. Седжмен	1-4
Поражение	1953	Мельбурн, Австралия	Не участвовал	Австралия	2-3

Литература

• Gardnar Mulloy // Bud Collins' Tennis Encyclopedia / Bud Collins & Zander Hollander (Eds.). — Visible Ink Press, 1997. — P. 483—484. — ISBN 1-57859-007-8.

Ссылки

• [www.tennisfame.com/hall-of-famers/gardnar-mulloy Гарднар Маллой] на сайте Международного зала теннисной славы  (англ.)
• [www.tennisarchives.com/player.php?playerid=1612 Результаты в одиночном разряде] в базе данных Tennis Archives  (англ.)
• [www.daviscup.com/en/players/player.aspx?id= Профиль на сайте Кубка Дэвиса] (англ.)

Отрывок, характеризующий Маллой, Гарднар

Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…