Маллум, Феликс

Феликс Маллум Félix Malloum
Премьер-министр Чада
15 апреля 1975 — 29 августа 1978
Предшественник:	Франсуа Томбалбай
Преемник:	Хиссен Хабре
Президент Чада
29 августа 1978 — 23 марта 1979
Предшественник:	Франсуа Томбалбай
Преемник:	Гукуни Уэддей
Вероисповедание:	Католицизм
Рождение:	10 сентября 1932(1932-09-10) Сарх
Смерть:	12 июня 2009(2009-06-12) (76 лет) Париж, Франция
Образование:	Военно-морское училище во Фрежюсе, Франция

Феликс Маллум Нгакуту Бей-Нди (фр. Felix Malloum Ngakoutou Bey-Ndi) (13 сентября, по другим данным 10 сентября 1932 года, Форт-Аршамбо (фр. Fort-Archambault), ныне Сарх — 12 июня 2009 года, Париж) — чадский военный и государственный деятель, председатель Высшего военного совета Чада 15 апреля 1975 года — 29 августа 1978 года, Президент Чада 29 августа 1978 года — 23 марта 1979 года. Возглавил военный режим после того, как армия совершила переворот 13 апреля 1975 года в Чаде, и предпринял попытку прекратить гражданскую войну, однако потерпел неудачу и был вынужден покинуть политическую арену.

Биография

Военная карьера и обвинение в заговоре

Феликс Маллум родился 13 сентября 1932 года в городе Форт-Аршамбо (ныне Сарх) на юге французской колонии Чад в семье народности сара. Католик. Получил среднее образование в Браззавиле. В 1950 году, в возрасте 18 лет поступил на службу в вооружённые силы Франции. В 1952 году был направлен на учёбу в военно-морское училище в г. Фрежюс (Франция). После окончания училища в 1953 — 1955 годах служил в составе французских экспедиционных сил в Индокитае. В 1960 году, когда Чад получил независимость, Маллум вернулся на родину и в 1961 году был зачислен младшим лейтенантом в национальную армию. Вступил в правящую Прогрессивную партию Чада. Как профессиональный военный и представитель правящего африканского меньшинства юга страны, он быстро сделал военную карьеру, возглавив военный кабинет Президента Франсуа Томбалбая. В условиях начавшейся гражданской войны в 1971 году в чине полковника он стал начальником генерального штаба армии Чада. Занимался планированием и организацей операций против повстанческого фронта ФРОЛИНА, возглавлявшего борьбу арабского мусульманского населения севера против режима Томбалбая. Осенью 1972 года Томбалбай назначил его главнокомандующим армией Чада и в октябре-декабре того же года чадская армия под руководством Маллума столкнулась с наступлением повстанцев на севере страны. В апреле 1973 года президент Томбалбай передал в состав армии национальную гвардию Чада и «гвардию кочевников», находившиеся ранее в подчинении министерства внутренних дел. Это усилило позиции Маллума, получившего немалую власть в стране. Однако уже 24 июня 1973 года Томбалбай обвинил Маллума в подготовке государственного переворота. В тот же день Маллум был смещен со всех постов, арестован и заключён в тюрьму.

Во главе Высшего военного совета

Переворот 13 апреля 1975 года в Чаде, завершившийся падением пятнадцатилетней диктатуры Томбалбая, освободил генерала Феликса Маллума из тюрьмы. Офицеры армии и жандармерии и лидер переворота генерал Ноэль Одингар предложили ему возглавить страну. В тот же день Феликс Маллум в чине бригадного генерала был избран председателем Высшего военного совета (Conseil Supereur Militaire, CSM), который взял на себя управление Республикой Чад. В Совет вошли три генерала, полковник, майор, два капитана и два лейтенанта, представлявшие различные виды вооружённых сил. После его создания радио Нджамены сообщило, что Высший военный совет будет управлять Чадом до сформирования временного правительства. Маллум в своей речи по национальному радио заявил, что Чад будет светским, неприсоединившимся государством, соблюдающим Декларацию прав человека. 14 апреля, на следующий день после переворота, обстановка в Нджамене нормализовалась и Маллум выступил по радио с программной речью. Он призвал население поддержать движение вооружённых сил и совместно начать борьбу за национальное возрождение и развитие. Свержение диктатора Томбалбая он объяснил желанием армии положить конец злоупотреблениям его режима. 15 апреля Феликс Маллум официально стал главой Республики Чад, а генерал Одингар был назначен главнокомандующим вооружёнными силами. Совет назначил четыре комиссии для изучения последствий правления Томбалбая и поиска решения накопившихся проблем. Во главе каждой из комиссий был поставлен армейский офицер. 17 апреля был отменен комендантский час, возобновились авиарейсы из аэропорта Нджамены, в столице вновь заработали учреждения и предприятия. Военные распустили «роты безопасности», сформированные из земляков Томбалбая, запретили повышать цены на товары и приказали всем государственным и партийным деятелям старого режима оставаться на местах, пока армия будет расследовать их прежнюю деятельность. 20 апреля Маллум провел свою первую пресс-конференцию. Одной из главных задачь нового режима он назвал африканизацию кадров, пересмотр соглашений с рядом стран, сформирование временного правительства и осуществление программы национального возрождения. На следующий день на митинге в Нджамене, собранном по призыву Совета, Маллум призвал всех эмигрантов и бойцов повстанческих фронтов вернуться домой и совместно с новой властью участвовать в переустройстве страны.

12 мая генерал Маллум сформировал временное правительство, в котором занял также посты министра обороны и министра по делам ветеранов войны. Министром иностранных дел был назначен майор Вадаль Абделькадер Камуге. Декретом Высшего военного совета была провозглашена полная свобода религии и возвобновлена деятельность всех религиозных организаций и миссий, упраздненных Томбалбаем в период его «ухода влево». Уже через месяц начинается реформа армии, ведущие лидеры режима совершают поездки в Ливию и Судан в поисках поддержки, принимается решение о выводе из страны французского воинского контингента, запрещаются незаконные забастовки. Военным удается на некоторое время разрядить обстановку, однако при этом всякая оппозиция, как и при Томбалбае, жестоко подавляется. В марте 1976 года чадские студенты захватывает посольство Чада в Париже, протестуя против политики репрессий. В то же время курс на национальное примирение и уступка с вводом французских войск уже не оправдываются: когда Нджамену посещает Премьер-министр Франции Жак Ширак, Маллум настаивает на возобновлении военного сотрудничества.

13 апреля 1976 года в Нджамене было организовано празднование годовщины переворота, во время которого заговорщики забросали гранатами трибуну на которой находились Феликс Маллум и члены Высшего военного совета. Погибли два человека, 72 получили ранения. Маллум остался невредимым, был ранен один из членов Совета

В мае 1976 года Маллум становится также председателем Национального комитета обороны Чада, а в июне проводит реорганизацию своего правительства. Он также продолжает попытки решить конфликт с ФРОЛИНА не только военными средствами. Власти проводят национальную конференцию имамов, надеясь найти контакт с мусульманским населением севера, а заместитель Маллума по Высшему военному совету полковник Нганинар едет на переговоры в Ливию. Сам Маллум в августе 1976 года посещает Судан, где договаривается с президентом Джафаром Нимейри не поддерживать антиправительственную деятельность друг против друга и не давать оппозиционным группировкам создавать базы на сопредельной с Чадом территории. В январе 1977 года Маллум посещает Египет и заручается поддержкой этой влиятельной арабской страны. Однако с Ливией руководителям Чада договориться не удается.

Положение внутри страны продолжает ухудшаться, недовольство разрушением экономики, войной и репрессиями охватывает уже все население страны. Высший военный совет вводит цензуру и создает Суд государственной безопасности. Ночью с 31 марта на 1 апреля 1977 года группа военных начала вооружённое выступление в Нджамене, пытаясь сместить генерала Маллума. Однако восставшие не нашли поддержки всей армии и потерпели поражение. Руководители заговора были расстреляны.

Гражданская война — катастрофа 1978 года

В марте 1977 года Суд государственной безопасности Чада начинает рассматривать дела руководителей и участников повстанческого движения на севере Чада. Процессы продолжаются больше трех месяцев, выносятся заочные приговоры, в том числе и смертные. Этим закрывается путь к примирению с ФРОЛИНА и не вошедшими в него повстанческими группами. Маллум делает ставку на военное подавление вооружённой оппозиции с помощью Франции и Египта. В Париж для переговоров о расширении военной помощи направляется министр иностранных дел Камуге, а из Египта в Чад для ознакомления с обстановкой прибывает вице-президент Египта маршал авиации Хосни Мубарак. После этого в Нджамену начинается переброска из Египта и Судана военных советников и вооружений. Но в июле 1977 года силы ФРОЛИНА при поддержке Ливии начинают успешное наступление на севере Чада и занимают город Бардаи. Одновременно Ливия выдвигает территориальные претензии к Чаду, заявляя о возврате так называемой «полосы Аузу». В ответ Высший военный совет декретом ограничивает права ливийских граждан в Чаде, закрывает ливийский культурный центр и прекращает деятельность совместных компаний. Организация африканского единства рассматривает вопрос о «ливийской агрессии против Чада». В Египте и Судане начинается антиливийская компания, несколько дней на ливийско-египетской границе идут бои. Но Египет и поддержавший его Судан оказываются неудачными союзниками — осенью президент Египта Анвар Садат начинает переговоры с Израилем и обе страны становятся изгоями в арабском мире. Теперь арабские страны оказываются на стороне Ливии и ФРОЛИНА. Режим Маллума остается у власти только при поддержке Франции. Однако участие французской армии в этом конфликте не находит широкой поддержки в самой Франции и подрывает её мировой престиж. Маллуму снова приходится искать все новые и новые компромиссы с ФРОЛИНА. В январе 1978 года в Судане начинается первый тур переговоров Высшего военного совета и ФРОЛИНА, который ставит непременным условием перемирия вывод из Чада французских войск. Маллум не может согласиться на такой шаг, так как он будет означать падение его режима. 23 и 24 февраля в городе Себха (Ливия) о судьбе Чада ведут переговоры руководители Ливии, Чада, Судана и Нигера. Но и после этого силы ФРОЛИНА продолжают наступление на Нджамену. Ожесточенные бои с участием военно-воздушных сил Франции идут в Северном, Западном и Центрально-восточном Чаде. Даже на традиционно верном правительству юге страны проходят антифранцузские выступления.

27 марта 1978 года при посредничестве Ливии, Судана и Нигера власти Чада подписывают перемирие с ФРОЛИНА, но и оно постоянно нарушается. Чад оказывается расколотым на две почти равные части — в северной господствуют силы Фронта национального освобождения, в южной — регулярная армия Чада, верная Маллуму. Маллум в поисков путей решения конфликта за короткий срок посещает Ливию, Судан, Нигер, Габон, Камерун и Нигерию. В июле в Ливии начинается третий тур переговоров с ФРОЛИНА, а в августе Маллуму удается найти компромисс с одной из группировок фронта.

Президентство и короткий мир

В августе 1978 года на соглашение с режимом Высшего военного совета согласился пойти председатель Совета командования Вооруженных сил севера (FAN, ФАН) Хиссен Хабре. За полгода до этого Вооруженные силы Севера откололись от ФРОЛИНА, так как Хабре был не согласен с тем, что главой ФРОЛИНА стал Гукуни Уэддей. Теперь он воспользовался критическим положением правительства в Нджамене, чтобы получить реальную власть. Трехсторонняя смешанная военно-политическая комиссия представителей Высшего военного совета, совета командования ФАН и Судана разработала «Фундаментальную хартию», которую подписали все заинтересованные стороны. Высший военный совет был распущен, часть его функций перешла к вновь созданному Комитету обороны и безопасности, который уже не был высшим органом государственной власти. Одновременно Хабре распустил совет командования ФАН, а Вооруженные силы севера были включены в состав регулярной армии Чада и вошли в столицу.

29 августа 1978 года генерал Феликс Маллум на торжественной церемонии в Нджамене принес присягу как Президент Республики Чад. В соответствии с хартией он назначил Хиссена Хабре премьер-министром страны и поручил ему формирование правительства. В своей речи он сказал, что оно должно заложить основы динамичного развития Чада и способствовать достижению национального примирения.

Феликс Маллум назвал заключение Фундаментальной хартии началом возврата к нормальной конституционной жизни, однако компромисс был достигнут лишь с частью повстанческих сил. Основные силы ФРОЛИНА и новые вооружённые организации, которых теперь насчитывалось больше 10, продолжили боевые действия против правительственной армии и к началу 1979 года расширили сферу своего влияния. Кратким оказался и союз с Хиссеном Хабре. В феврале 1979 года премьер-министр, видя ослабление режима в Нджамене, поднял мятеж против Маллума. В ожесточенных боях сил ФАН и регулярной армии ни одна из сторон не смогла одержать верх, и Маллум снова пошёл на переговоры.

Конец политической карьеры и эмиграция

В марте 1979 года в нигерийском городе Кано была созвана Конференция по вопросам национального примирения в Чаде, в которой приняли участие уже четыре враждующие чадские стороны, а также Нигерия, Ливия, Камерун, Нигер и Судан. Было принято решение, что стоящие во главе страны лидеры воюющих группировок — Феликс Маллум и Хиссен Хабре — должны покинуть свои государственные посты. 16 марта Конференция завершилась подписанием соглашения о прекращении огня и передаче власти новому временному правительству. Подписи под соглашением со стороны Чада поставили президент Феликс Маллум, премьер-министр Хиссен Хабре, лидер Народных вооружённых сил Гукуни Уэддей и лидер Народного движения за освобождение Чада Г. Абдеррахман.

23 марта 1979 года генерал Феликс Маллум в соответствии с решениями конференции в Кано подал в отставку с поста Президента Республики Чад. С ним ушёл в отставку и Хиссен Хабре. Власть была передана Временному государственному совету во главе с Гукуни Уэддеем, а через пять дней подразделения воюющих армий начали покидать Нджамену.

Феликс Маллум покинул Чад и отправился в эмиграцию в Нигерию. Он больше не возвращался к политической жизни и не участвовал в событиях гражданской войны, которая продолжалась в Чаде многие годы. Маллум прожил в Нигерии 23 года, пока в марте 2002 год Президент Чада Идрис Деби не разрешил ему вернуться. Одновременно Деби произвел Маллума в дивизионные генералы.

Возвращение и смерть

Феликс Маллум вернулся на родину как частное лицо 31 мая 2002 года, в возрасте 71-го года по настоятельным просьбам чадской Лиги защиты прав человека, которая утверждала, что в Нигерии Маллуму грозят преследования. Власти устроили ему торжественную встречу, в которой участвовали Министр иностранных дел Мохамет Салех Аннадиф и Министр внутренних дел Абдерахман Мусса, его родственники и бывшие товарищи по оружию. Как бывшему Президенту страны Маллуму была назначена пенсия в 3 миллиона африканских франков (4570 евро) в месяц, предоставлена резиденция и два автомобиля с водителями, а также медицинское обслуживание за счёт государства.

В начале июня 2009 года с связи с ухудшением состояния здоровья Маллум был переправлен из Нджамены в Париж.

Феликс Маллум скончался 12 июня 2009 года в 13.30 в американском госпитале в Нейи (Париж, Франция) от сердечной недостаточности. Декретом Идриса Деби в Чаде был объявлен 10-дневный национальный траур (13-22 июня) во время которого все государственные флаги должны быть приспущены, а праздничные мероприятия запрещены

Тело Маллума было доставлено в Нджамену и захоронено там 24 июня 2009 года после краткой церемонии с исполнением национального гимна. Несмотря на то, похороны были отсрочены из-за визита Идриса Деби в Габон, никто из высших руководителей Чада на церемонии не выступил. Прощальную речь произнес министр обороны Вадаль Абделькадер Камуге

Литература

• Африка. Энциклопедический словарь. / т.2 — Москва, 1987 — С.136
• Ежегодник БСЭ. 1976 / М. 1976 — С. 609 (биографическая справка)
• Феликс Маллум. Биографическая справка. / «Новое время»,// — 1975
• Ежегодник БСЭ. 1976 / М.1976 — С. 417—418
• Ежегодник БСЭ. 1977 / М.1977 — С. 397—398
• Ежегодник БСЭ. 1978 / М.1978 — С. 388
• Ежегодник БСЭ. 1979 / М. 1979 — С. 360
• Ежегодник БСЭ. 1980 / М.1980 — С. 372
• «Правда», «Известия» 1975, 1977, 1978, 1979 годы

Ссылки

• www.afrique-express.com/archive/CENTRALE/tchad/tchadbios/251felixmalloun.htm
• www.time.com/time/magazine/article/0,9171,920163,00.html?iid=digg_share

Отрывок, характеризующий Маллум, Феликс

– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.