Малая Русь

Малая Русь

Малая Русь. 1347.

Малая Русь. XVII в.

Малая Русь. 1649—1667.

Малая Русь. После 1667.

Малороссия. XIX в.

Малая Русь, Малая Россия, Малороссия (калька со ср.-греч. Μικρὰ Ῥωσ(σ)ία, лат. Russia/Ruthenia minor, фр. la Petite Russie, нем. Kleinrussland) — историческое название ряда регионов на территории восточной Европы, преимущественно современной Украины. Появилось в начале XIV века как византийское церковно-административное определение Галицко-Волынского княжества. С XVI века название всех русских земель в составе Речи Посполитой (позже из них выделили Белую Русь). С XVII века Малороссия — одно из официальных названий Гетманщины. В дальнейшем использовалось для обозначения исторического региона Российской империи и Малороссийской губернии. После Октябрьской революции термин оказался фактически под запретом.

Галицко-Волынское княжество

Впервые термин «Малая Россия» встречается в начале XIV века в Византии для определения современных западноукраинских земель в церковно-административной практике. Галицкая митрополия, созданная в 1303 году, охватывала шесть епархий: галицкую, перемышльскую, владимиро-волынскую, холмскую, луцкую и туровскую (то есть, также часть территории современной Белоруссии), которые в византийских источниках получили название Малая Русь (греч. Μικρά Ῥωσία — Mikrá Rhōsía) в противоположность Великой Руси (Μεγάλη Ῥωσία — Megálē Rhōsía), под которой с 1354 понималась территория 19 епархий под властью киевского митрополита, резиденция («седалище») которого находилась в 1299—1300 годах во Владимире-на-Клязьме, а в период с 1325 по 1461 год в Москве.

Князь Галицкий и Волынский, король Руси Юрий II Болеслав в грамоте к великому магистру Немецкого ордена Дитриху, от 20 октября 1335 года называл себя «dux totius Rusiæ Minoris» («князь всея Малыя Руси»), хотя и он, и его предшественники именовали себя «Rex Russiæ» («Король Руссии»), «Dux totius terræ Russiæ» («Князь всея земли Русской»), «Dux et Dominus Russiæ» («Князь и Господарь Руси»).

В конечном итоге названия «Великая Русь» и «Малая Русь» вышли на официальный уровень — константинопольский патриарх учредил (1361) две митрополии, одну — в «Малой Руси» («Микра Росиа»), с центром в Новгородке и Галиче, другую в «Великой Руси», с центром в Киеве.

Польского короля Казимира Великого (1310−1370) называли «королём Ляхии и Малой Руси», так как он распространил свою власть на значительную часть владений Юрия-Болеслава.

Согласно схеме Михаила Грушевского «Малая Русь» — это Галицко-Волынское княжество, а с его гибелью, вхождением его земель в состав Польши и Великого княжества Литовского, данное название «выходит из употребления». По версии Олега Трубачёва, название «малая» возникло как противопоставление уже устоявшемуся названию «Великая Русь», которое относилось к более северным землям и означало «внешняя», «новая» Русь.

Однако, для жителей Речи Посполитой и Королевства Польского подобные языковые конструкции были далеко не новостью, так, по крайней мере, с 1411 года известна Малая Польша (Малопольша), а с 1257 — Великая Польша (Великопольша).

Русские земли Речи Посполитой, Гетманщина

Приблизительно с начала XVII века термин обретает новое значение, начиная употребляться для обозначения Поднепровья.

Особенно часто эти названия стали появляться в текстах православных публицистов, например, у Ивана Вишенского в сочинениях постоянно используются для различения Руси вообще термины Великая и Малая Русь: «абовем ныне християне Малое Русии» («Книжка», около 1600), «если не хочеш плодоносия спасителнаго языка словенскаго от Великой России доведоватися, доступи в Киеве в монастырь Печерский» («Зачапка», около 1608). А митрополит Мир Ликийских Матфей пишет Львовскому братству, что ему даны патриархом Константинопольским полномочия «относительно церковных дел в Малой России и в Московском царстве» (1606 год). Иов Борецкий, Исайя Копинский и Захария Копыстенский также постоянно используют понятие Малой России в своих полемических сочинениях, направленных против Брестской унии. Понятие «Малой Руси» на грани XV— XVI веков охватывало не только современные украинские земли, но и белорусские и, частично, литовские, то есть всю территорию киевской митрополии. Одно из своих посланий Иван Вишенский адресовал «христианам Малой России — братству Львовскому и Виленскому» Захария Копыстенский в «Палинодии» писал «Россия Малая, то есть Киев и Литва».

В 1619 году Памво Берында напечатал в типографии Киево-Печерской лавры книгу «Анфологион», в которой употребляется название «Россия Малая».

Это деление восприняли и популяризировали официальные круги Русского государства. Начиная с середины XVII века название Малая Русь употреблялось в церковной переписке Киева с Москвой. В хрониках и на географических картах почти до конца XVII века западноукраинские земли именуются Русь (Russia), Русская земля (Ziemia Ruska) или Красная Русь (Russia Rubra). Контарини называет Нижней Россией земли, где находятся города Луцк, Житомир, Белгород (ныне с. Белогородка в 10 км от Киева) и Киев.

После Переяславского договора 1654 года русский царь изменил свой титул на «Всея Великія и Малыя Россіи», куда со временем прибавили добавку «Белыя». С того времени название Малая Россия (Малая Русь) также начала распространяться в правительственной переписке, хрониках и литературе, в частности, употребляется Богданом Хмельницким: «…Самой столицы Киева, також части сие Малые Руси нашия», Иваном Сирко. Настоятель Киево-Печерского монастыря Иннокентий Гизель в «Киевском синопсисе» (1674) сформулировал понимание русского народа как триединого народа в составе великорусов, малорусов и белорусов, а государственной власти Русского государства во всех трёх частях — Великой, Малой и Белой Руси — единственно законная, так как московские князья, а потом цари, ведут свой род от Александра Невского, который «бысть князь Киевский из земли Российския, Александр Ярославич Невский». Термин «Малороссийскія украйна» появился в 1677 году и затем укоренился в гетманской канцелярии и летописании. Термины «Малороссия» и «Малая Россия» употребляются в летописи Самуила Величко, хронографе по списку Л. Боболинского, «Скарбнице» Ивана Галятовского (1676).

Однако, на географических картах XVIII века, изданных Российской Академией наук в 1736—1738 гг., и в Атласе Российском 1745 г. название Малая Россия не встречается.

Малороссийская идентичность

В XVII веке на землях Гетманщины появилась «малороссийская идентичность» — представление о том, что проживающие тут «малороссы» являются, как и «великороссы», местными ответвлениями единого общерусского народа и в Российском государстве под управлением самодержавного монарха имеют равные национальные и социальные права и возможности. При этом малороссийский компонент свободно и на равных правах входил в комплексные, многослойные имперские, всероссийские, а затем и советские структуры. С учётом того, что национальное самосознание восточных славян развивалось достаточно медленно и сложно, малороссийская национальная идея формировалась и развивалась параллельно украинской и сугубо российской национальной идеям, с которыми входила в противоречие — для первой она была слишком «пророссийской», для второй — слишком «западнической».

Малороссийская национальная идея вполне вписывалась в общеимперскую и советскую культурно-этническую концепцию.

Малороссия как историческая область Российской империи

После ликвидации Гетманщины в 1764 году из части Левобережной Украины была создана Малороссийская губерния с административным центром в городе Глухове. В 1775 году Малороссийская и Киевская губернии были объединены, губернский центр перенесён в Киев. В 1781 году Малороссийская губерния была разделена на три наместничества (губернии) — Черниговское, Новгород-Северское и Киевское. В 1796 году Малороссийская губерния была воссоздана, губернским центром был назначен Чернигов, после чего её в 1802 году разделили снова на две губернии: Полтавскую и Черниговскую. В 1802 году в составе этих губерний учреждено Малороссийское генерал-губернаторство. В 1835 году к нему присоединена Харьковская губерния. Резиденцией генерал-губернатора до 1837 года была Полтава, с 1837 года — Харьков. Упразднено в 1856 году.

Названия Малороссия, малороссийский, малороссияне употреблялись относительно всего юго-западного края на протяжении XIX и начала XX века.

Название Малороссия до 1917 года полуофициально использовалось для собирательного обозначения Волынской, Киевской, Подольской, Харьковской, Полтавской и Черниговской губерний. Именно так, матерью и «Малороссией», Левобережную Украину назвал Григорий Сковорода, а Слободскую Украину — своей родною тёткой, что указывало на отсутствие в термине «Малороссия» уничижительного оттенка. Тарас Шевченко в своём личном дневнике, написанном на русском языке (в 1857—1858 гг.), использует 17 раз слова «Малороссия/малороссийский» и только 4 раза «Украина» (при этом он не использует прилагательное «украинский» вообще); одновременно в письмах единомышленникам-украинофилам — 17 раз «Украина» и 5 раз «Малороссия/малороссийский», а в своей поэзии употребляет только термин «Украина». В своей прозе, написанной на русском языке, Шевченко использует слова Малороссия, малороссийский язык, малороссийский акцент, малороссияне.

Культурная и историческая специфика Малороссии, равно как региональный патриотизм малороссов, были вполне приемлемы в глазах сторонников концепции большой русской нации до тех пор, пока не входили с этой концепцией в противоречие. Более того, в первой половине XIX века малорусская специфика вызывала живой интерес в Петербурге и Москве как более красочный, романтичный вариант русскости.

Украинский историк Михаил Максимович в своей работе 1868 года опровергал миф, сформировавшийся в польской историографии: приписывание Русскому государству внедрения названия «Малороссия» после 1654 г., деления русского народа на «Русь, рутенов и московитов». Украинские историки Николай Костомаров, Дмитрий Багалей, Владимир Антонович признавали, что «Малороссия» или «Южная Русь» во времена борьбы Русского государства и Речи Посполитой являлось этнонимом для «малороссийской/южнорусской» народности, а «Украина» использовалась как топоним, обозначавший окраинные земли обоих государств.

Термин Малороссия в Российской империи

Под именем Малороссии разумеются обыкновенно нынешняя Черниговская и Полтавская губернии, но в историческом смысле понятие Малороссии гораздо шире; она обнимала собою, сверх того, теперешний Юго-Западный край (то есть губернии Киевскую, Подольскую и Волынскую), заходя порой и в теперешнюю Галицию, Бессарабию, Херсонщину. Рекой Днепром Малороссия делилась на правобережную и левобережную. На указанной территории в удельно-вечевой период существовали княжества Чернигово-Северское, Переяславское, Киевское, Волынское, Подольская земля, отчасти княжества Галицкое и Туровское. Татарское нашествие разорило и обессилило территорию позднейшей Малороссии. Количество населения уменьшилось до того, что Погодин выставил гипотезу, будто бы всё оно ушло куда-то на север, а на место его явилось новое население из-за Карпат. Но М. А. Максимович в своей статье «О мнимом запустении Украины в нашествие Батыево и населении её новопришлым народом» («Сочинения», том I), а вслед за ним В. Б. Антонович в статье «Киев, его судьба и значение с XIV по XVI столетие» («Монографии», I) рядом фактов доказали, что полного запустения малорусской территории после татарского нашествия не было, что население её никуда не уходило и никакой народ в южную Русь не переселялся, хотя частичной колонизации отрицать нельзя. После Батыева нашествия, когда власть русских князей на юге ослабела, южная Русь подпала под власть Литвы (см. Литовско-русское государство), а когда Литва по Люблинской унии 1569 года окончательно соединилась с Польшей — то под власть Польши. При литовских князьях возникло казачество, с появлением которого и начинается политическая жизнь малорусского народа.

— Россия. История: Малороссия // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон. 1890—1907.

На протяжении всего периода вхождения территории современной Украины в состав Российской империи термин Малороссия в широком смысле использовался в качестве синонима Украины, как в обиходе, так и на официальном уровнях. В этом случае термин Малороссия мог распространяться как на земли среднего Поднепровья, так и Слободской Украины. В узком же смысле термин Малороссия продолжал использоваться в отношении земель Левобережной Гетманщины.

При этом уже во второй половине XIX века название Украина становится более широко используемым в обиходе, частной и общественной жизни и практически полностью вытесняет все другие обозначения (в том числе и термин «Малороссия»).

Украина после 1917 года

После 1917 года исторический названия «Малороссия», «Малая Россия» и производные от него слова были практически выведены из историографического употребления в УССР, РСФСР и СССР при проведении большевистской украинизации 20-х годов под руководством Л. М. Кагановича.

В советское время вплоть до 1980-х годов термин «Малороссия» носил практически негативный оттенок.

В украинской исторической литературе периода УССР термин «Малороссия» также использовался довольно редко.

Термин Малороссия на Украине

Как в советской, так и в независимой Украине термин «Малороссия» в историографии используется редко. В качестве исторических обозначений обычно используются исторические названия регионов Украины (Полтавщина, Черниговщина и т. д.). Допускается, однако, использование термина «Малороссия» как упоминание прошлых административно-территориальных единиц, например в статьях и монографиях о Малороссийской губернии, Малороссийском генерал-губернаторстве и т. д.

См. также

• Малороссийская губерния
• Великороссия
• Малая Россия или Украина?
• Малая Польша
• Малая Армения

Ссылки

• [mnib.malorus.org/ Малорусская Народная Историческая Библиотечка]
• [www.edrus.org/content/view/76/56/ Р. Храпачевский. Русь, Малая Русь и Украина]
• [runivers.ru/lib/book4480/ Миллер Г. Ф. Исторические сочинения о Малороссии и малороссиянах, Москва, 1846 г.] на сайте Руниверс
• Бантыш-Каменский, Дмитрий Николаевич, [new.runivers.ru/lib/book3546/18607/ История Малой России от водворения Славян в сей стране до уничтожения Гетманства, 1903] на сайте «Руниверс»
• Бантыш-Каменский, Дмитрий Николаевич, [new.runivers.ru/lib/book4342/ История Малой России, в 3 т., 1830] на сайте «Руниверс»
• Ригельман, Александр Иванович, [new.runivers.ru/lib/book4494/53816/ Летописное повествование о Малой России и её народе и казаках вообще] на сайте «Руниверс»

Отрывок, характеризующий Малая Русь

– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.