Малороссы

Эта статья — о дореволюционной (само-)идентификации юго-западных восточных славян. О современном народе см. Украинцы.

Малоро́ссы (малоро́сы, малору́сы, малороссийцы, малороссияне, малороссийский народ; также нем. Kleinrussen, англ. Little Russians и др.) — понятие, использовавшееся в отношении юго-западной группы восточных славян проживающих на территории современной Украины и Польши. В качестве их самоидентификации и идентификации извне и пережившее ряд кардинальных трансформаций на протяжении XVIII — начала XX веков.

Считается, что само понятие малоросс, хотя и появилось несколько ранее, получило широкое распространение с начала XVIII века среди населения Гетманщины в составе Российской империи на почве его объединения с великороссами общим монархом и православной верой, без обозначения приоритетов такого объединения в этнической или исторической плоскости. К XIX веку оно трансформировалось в обозначение населения Малороссии, левого берега Днепра без каких либо намёков на этническое или историческое единство с великороссами. Согласно официальной государствообразующей концепции Российской империи, малороссы представляли собой одну из трёх ветвей общерусского народа (наряду с великороссами и белорусами). Во второй половине XIX и начале XX века на фоне своеобразных семантических войн термин "малороссийски (малорусский)" стал употребляться реже а украинские деятели от него отказались полностью. В период советской коренизации понятие «малоросс» утратило легитимность и в широком употреблении повсеместно было заменено понятием украинец.

В дискурсе украинства термин «малоросс» и в наши дни продолжает оставаться политически нагруженным сугубо негативным смыслом.

Происхождение и развитие понятия

Появление термина Малая Русь относится ко временам после монгольского нашествия, когда единая Русь оказалась разделена на Северо-Восточную Русь (Владимиро-Суздальскую, преобразованную позднее в Московскую) и Юго-Западную (Галицко-Волынскую). Византийские церковные и государственные деятели, общавшиеся с раздробленной надвое Русью, стали применять к этим двум частям Руси географические термины классической древности: страна Малая и страна Великая, означавшие то, что Малой землёй (Малая Русь) именуют метрополию того или иного этноса, а Великой (Великая Русь) — земли, на которые из этой метрополии расселился этот народ. Начиная с позднего XV века православные книжники как в Юго-Западной, так и в Северо-Восточной Руси всё чаще употребляли слово Русь в греческой форме «Рос(с)ия». Термин Малая Россия и производный от него этнохороним обрели особое распространение после заключения Брестской унии 1596 года, когда в ходе межконфессиональной борьбы и литературной полемики православные Речи Посполитой начали возрождать идеи о единстве культуры, веры и происхождения «славенороссийского народа». В своём Белоцерковском универсале 1648 года гетман Богдан Хмельницкий обращается к «Малороссиянам». После вхождения Гетманщины в состав Русского царства термины Малороссия и малороссияне/малороссы использовались прежде всего в официальных документах, а также в среде православного духовенства. В простонародном языке самоназванием оставались главным образом слова «русин», «руський», тогда как в великорусских землях жителей среднего Поднепровья в допетровское время продолжали именовать «черкасами».

Согласно предположению А. Котенко, О. Мартынюка и А. Миллера своеобразный момент «седлового времени» для определения «малоросса/Малороссии/русского/России» наступил в начале XVIII века. Появление в русском языке этого понятия на рубеже XVII—XVIII веков связывается исследователями с влиянием исторических процессов, происходивших в это время вокруг Киева. Именно в XVIII веке, пишут авторы, в русский язык постепенно проникают «малороссияне/малоросийцы/малороссиянцы/малороссы» причем определяется ими это понятие как типичное раннемодерное географическое значение жителей, уроженцев данной территории, не имеющее этнической основы. Отмечается бессистемность применения данного термина на протяжении всего XVIII века.

Часть государствообразующего народа Российской империи

См. также: Триединый русский народ

Малороссы официально в рамках Российской империи считались одной из трёх частей государствообразующего общерусского народа. Как правило, в среде дореволюционных историков для обозначения таких составных частей общерусского народа применялся термин «ветка», «ветвь», иногда — «племя». Согласно результатам Всероссийской переписи населения 1897 года малороссы составили 17,8 % населения Российской империи или 22,3 млн человек.

Основное расселение малороссов по губерниям Российской империи представляло такую картину:
Киевская губерния — 2,819 млн. (79 %)
Полтавская губерния — 2,583 млн. (92 %)
Подольская губерния — 2,242 млн. (80 %)
Волынская губерния — 2,019 млн. (70 %)
Харьковская губерния — 2,009 млн. (80 %)
Черниговская губерния — 1,526 млн. (66 %)
Херсонская губерния — 1,462 млн. (53 %)
Екатеринославская губерния — 1,456 млн. (68 %)
Холмская губерния — 446,839 тыс. (50 %)
Кубанская область — 908,818 тыс. (48 %)
Таврическая губерния — 611,121 тыс. (42 %)
Ставропольская губерния — 319,817 тыс. (36 %)
Воронежская губерния — 915,883 тыс. (36 %)
Область Войска Донского — 719,655 тыс. (28 %)
Курская губерния — 527,778 тыс. (22 %)
Гродненская губерния — 362,526 тыс. (22 %)
Бессарабская губерния — 379,698 тыс. (19 %)
Амурская область — 21,096 тыс. (17 %)
Черноморская губерния — 9,252 тыс. (16 %)
Люблинская губерния — 196,476 тыс. (16 %)
Приморская область — 33,326 тыс. (15 %)
Астраханская губерния — 133,115 тыс. (13 %)

Одно из наиболее авторитетных энциклопедических изданий Российской империи, Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона (том 18А, 1896 год), описывал малороссов следующим образом:

Малороссы (в антр. отнош.), или южно-русы, — одна из трех русских народностей, превышающая, по численности, в 4 раза белорусов и уступающая в 2 ⅓ раза великорусам. Некоторые видят в М. потомков древних полян, угличей, тивердов, древлян и других южно-русских племен; но, по-видимому, большинство этих племен исчезло ещё в начале русской истории, подвергшись разорению и смешению с тюркскими кочевниками (половцами и др.), а затем страна была опустошена монгольско-татарским нашествием, причем все оставшееся население бежало на запад. Здесь, в Галиции и на Волыни, и сложилась, по-видимому, малорусская народность (Малая Россия), выступающая уже отчетливо, с особенностями своего языка, в XIV в. отсюда она заселила, мало-помалу, все Приднепровье, дав начало различным украинским говорам.

В Российской империи было принято выделять антропологические и физические и бытовые отличия малоросов от других русских народностей. Русским антропологом Дмитрием Анучиным отмечалось, что особенностями малоросов является их более высокий средний рост (на 1-4 см выше, чем белорусы и великороссы), высокий процент темноволосых людей (60-70 %), темноглазых (хотя встречается и достаточное число голубоглазых), длина ног (особенно бедер). «Не подлежит сомнению, что малороссы должны были воспринять в себя немало крови древних тюркских народов южной России — во всяком случай более, чем великорусы, которые зато ассимилировали многие финские народности. Антропологическое различие проявляется, отчасти, и в темпераменте, и в характере, на которые, впрочем, могли ещё иметь влияние окружающая природа и весь ход истории, иной, чем на севере. Как бы то ни было, малоросы отличаются от великорусов многими чертами своего умственного и нравственного склада, своим отношением к религии, к женщине, к семье, к собственности и т. д.» — писалось о малороссах в словаре Брокгауза и Эфрона.

Трудно переоценить важность изучения этнографической истории народов России. Видное место в ней занимает труд действительного члена Русского географического общества Густава-Теодора Паули (1817—1867), немца по происхождению, известного в России под именем Федор Христианович. В фундаментальном сводном труде по этнографии всех народов России, включая малороссов, созданном на уникальных коллекциях Географического общества и изданным в 1862 году под заглавием «Description ethnographique des Peuples de la Russie» («Этнографическое описание народов России») Паули писал:

Нынешние малороссы происходят от туземного населения, они сохранили древнюю веру своих предков, и до отделения Малороссии от России жили вместе с русскими — единоверной и братской нацией. Малороссы суть, так сказать, народ древнейших времен, предающийся мечтаниям о прошлом и отрицающий настоящее вместе с нынешним прогрессом. Вместе с тем, земли, которые они населяют, удачно расположенные на юге, несомненно сохранили несметные богатства, которые в будущем приведут малороссов к процветанию. Малороссы остались свободными от внешних влияний и сохранили чистоту нации.

— Густав-Теодор Паули, русский этнограф

Господствующие в официальной среде Российской империи подходы к рассмотрению племенного единства великороссов, малороссов и белорусов исключали какие-либо представления малороссов как инородцев. Малороссы не считались инородцами в Российской империи, и исключались из таких трактовок даже радикальными правыми националистическими организациями, такими, как Союз русского народа Алексанра Дубровина. В ряде организаций подобного характера, как, например, Киевский клуб русских националистов, малороссы занимали большинство должностей и находились на главенствующих ролях.

Совмещение с понятием украинец и потеря легитимности

См. также: Украинцы

Как пишут исследователи А. Котенко, О. Мартынюк и А. Миллер, для части группы, члены которой идентифицировали себя малороссами, начинает утрачиваться легитимность этого понятия, и оно начинает заменяться понятием украинец. Одновременно с тем, подобная смена привела к сопротивлению (порой весьма ожесточенному) той части группы, для которой малоросс оставался легитимным понятием самоидентификации, а также «со стороны официальных властей империи и русского общественного мнения». Е. Фомина полагает, что «украинский вопрос», как противовес «общерусскому проекту», согласно которому восточные славяне в совокупности составляли единую русскую нацию, встал во второй половине XIX века в результате развития украинофильства и оформления его политической программы эмансипации от общерусской народности.

Несмотря на то, что малороссийская идентичность ещё в 1917—1921 годах продолжала оставаться господствующей, с распадом Российской империи официальный статус малороссов потерял легитимность.

Вместе с тем, имел место ряд актов ожесточенного сопротивления оспариванию легитимности понятия малороссы, к которым может быть отнесена деятельность Киевского клуба русских националистов, в частности одного из его лидеров, малоросса Анатолия Савенко (автора брошюры «Украинцы или малороссы?»), Василия Шульгина, а также ряда представителей консервативной малороссийской интеллигенции, в частности Тимофея Флоринского, Андрея Стороженко и ряда других политических, общественных и культурных деятелей бывшей Российской империи. Политическая ситуация для сторонников сохранения малороссийской идентичности складывалась неблагоприятно, большинство активных представителей которой в ходе Революции и Гражданской войны на территории Украины примкнуло к Белому движению и оказалось в эмиграции, остальная часть приняла условия победившей советской стороны, которая не признавала легитимности понятия малороссы.

Согласно свидетельствам А. Миллера, в ходе Всесоюзной переписи 1926 года переписчикам было дано указание не записывать опрашиваемых малороссами, а только украинцами либо русскими. В советский период, в условиях появления Украинской советской социалистической республики (УССР), и развернутых в её пределах политики коренизации партийного аппарата и украинизации, понятие малоросс оказалось в числе запрещённых и неиспользуемых в официальной терминологии и постепенно оказалось утрачено, а в качестве господствующего представления проживающего в УССР населения утвердилось понятие украинец.

В современном мире

В настоящее время в русском языке понятие малоросс часто рассматривается как устаревшее определение украинца. В украинском языке четкое определение понятия малоросс (укр. малорос) отсутствует, и не просматривается в дореволюционных вариантах языка (в частности, его нет в двух наиболее полных и авторитетных дореволюционных словарях украинского языка — «Словаря українськoї мови» Бориса Гринченко и «Малорусько-німецького словаря» Евгения Желеховского). Согласно выводам советских лингвистов, это слово проникло в украинский язык из русского и «представляет собой в современном украинском языке своеобразный экзотизм, отражающий действительность дореволюционной России, в частности, бытовавшие в официальном употреблении этнонимы».

Современные дискурсы

См. также: Малороссийская идентичность

Многими современными исследователями признается, что неоднозначность понятийной ситуации вокруг категории малоросс создает необычайное напряжение и динамику при попытке научного исследования данного понятия. Существование понятия малоросс в пространстве и времени, в которых стратегии идентификации являются полем ожесточенной борьбы в сложных структурах взаимодействия, превращает его в проблему многих параллельных дискурсов идентичности. При этом выделяются такие основные дискурсы, как «внутренний» дискурс (вопрос малороссийской идентичности), русский или великорусский, украинский (наиболее ожесточенный по отношению к понятию), польский и другие.

Литература

Современная

• Котенко А. Л., Мартынюк О. В., Миллер А. И. [magazines.russ.ru/nlo/2011/108/ko3.html "Малоросс": эволюция понятия до Первой мировой войны] // Новое литературное обозрение : журнал ВАК РФ. — 2011. — Вып. 2 (108). — С. 9-27. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0869-6365&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0869-6365].
• Марчуков, А. В. Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время. — М., 2011. — 294 с.: илл. — ISBN 978-5-91887-017-4 [www.iarex.ru/books/book63.pdf PDF]
• Kamusella Tomasz. [research-repository.st-andrews.ac.uk/bitstream/10023/3244/1/KamusellaRusskiiRossiiskiiAug2011Corrctd.pdf The Change of the Name of the Russian Language in Russian from Rossiiskii to Russkii: Did Politics Have Anything to Do with It?] (англ.) // ACTA SLAVICA IAPONICA : International and Interdisciplinary Journal of the Study of Russia, Eastern Europe, the Caucasus, and Central Asia.. — Hokkaido: Slavic Research Center, Hokkaido University, 2012. — Fasc. 32. — P. 73-97.

XIX-начало XX века

• Бантыш-Каменский Д. Н. История Малой России. М.: Тип. Семена Селивановского, 1830. [starkniga.narod.ru/Bantish/3.html Источники][www.runivers.ru/lib/book4342/ Текст]
• Березин Н. [dlib.rsl.ru/viewer/01003732093#?page=5 Украина : Малороссы, их страна, быт и прошлое]. — Санкт–Петербург: тип. Спб. АО "Слово", 1907. — 128 с.
• Миллер Г. Ф. О малороссийском народе и запорожцах // Миллер Г. Ф. Исторические сочинения о Малороссии и малороссиянах Г. Ф. Миллера, бывшего историографа российского, писанные на русском и немецком языках и хранящиеся в Московском Главном архиве Министерства иностранных дел. М., 1846.
• Паули Густав-Теодор. Этнографическое описание народов России / Description ethnographique des peuples de la Russie. СПб.: Тип. Ф. Беллизард, 1862. — 310 с. [www.runivers.ru/lib/book3305/16792/ Руниверс]

Отрывок, характеризующий Малороссы

– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.