Малые населённые пункты Крупского района
Поделись знанием:
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.
Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
Крупский район
| Название | Оригинал | Сельсовет | Статус | Население | Примечание |
|---|---|---|---|---|---|
| Альшаники | Альшанікі | Бобрский | дер. | 1 | |
| Бобр | Бобр | Бобрский | г.п. | 1110 | Упоминается в 16 в. |
| Бобр | Бобр | Бобрский | пос. | 400 | Появился в 1920-е гг. |
| Боровец | Баравец | Бобрский | дер. | 10 | |
| Великий Лес | Вялікі Лес | Бобрский | дер. | 77 | |
| Виктолино | Віктоліна | Бобрский | дер. | 4 | |
| Дворище | Дворышча | Бобрский | дер. | >18 | ? |
| Долгое | Доўгае | Бобрский | дер. | 10 | |
| Еленка | Еленка | Бобрский | дер. | 2 | |
| Ерошовка | Ярашоўка | Бобрский | дер. | 8 | |
| Заболотское | Забалоцкае | Бобрский | дер. | 2 | |
| Замки | Замкі | Бобрский | дер. | 628 | |
| Кленовичи | Кляновічы | Бобрский | дер. | 19 | |
| Колос | Колас | Бобрский | дер. | 11 | Основана как деревня в 1990-е гг. |
| Красновка | Красноўка | Бобрский | дер. | 13 | |
| Куты | Куты | Бобрский | дер. | 4 | |
| Липовец | Ліпавец | Бобрский | дер. | 8 | |
| Мачулище | Мачулішча | Бобрский | дер. | 15 | |
| Мерецкий Двор | Мярэцкі Двор | Бобрский | дер. | 4 | |
| Навесы | Навесы | Бобрский | дер. | 19 | |
| Новоселки | Навасёлкі | Бобрский | дер. | ||
| Осово | Восава | Бобрский | дер. | 6 | |
| Плисса | Пліса | Бобрский | дер. | 67 | |
| Подсосенка | Падсосенка | Бобрский | дер. | 2 | |
| Синиченка | Сінічанка | Бобрский | дер. | 15 | |
| Скаковка | Скакоўка | Бобрский | дер. | 29 | |
| Соколовичи | Сакалавічы | Бобрский | дер. | 84 | |
| Стаи | Стаі | Бобрский | дер. | 3 | |
| Старый Бобр | Стары Бобр | Бобрский | дер. | 28 | |
| Чернявка | Чаряўка | Бобрский | дер. | 2 | |
| Шатьки | Шацькі | Бобрский | дер. | 6 | |
| Актавия | Актавія | Игрушковский | дер. | 4 | |
| Батуры | Батуры | Игрушковский | дер. | 2 | |
| Волковыск | Ваўкавыск | Игрушковский | дер. | 86 | |
| Гута | Гута | Игрушковский | дер. | 34 | |
| Двор Пересика | Двор-Пярэсіка | Игрушковский | дер. | 11 | |
| Дубешня | Дубешня | Игрушковский | дер. | 38 | |
| Игрушка | Ігрушка | Игрушковский | дер. | 349 | |
| Каменка | Каменка | Игрушковский | дер. | 549 | |
| Клади | Кладзі | Игрушковский | дер. | 11 | |
| Королево | Каралёва | Игрушковский | дер. | 25 | |
| Круглица | Кругліца | Игрушковский | дер. | 19 | |
| Ленок | Лянок | Игрушковский | пос. | 453 | |
| Лошанцы | Лашанцы | Игрушковский | дер. | 28 | |
| Лужа | Лужа | Игрушковский | дер. | 3 | |
| Острово | Вострава | Игрушковский | дер. | 19 | |
| Острово | Вострава | Игрушковский | дер. | 64 | |
| Радица | Радзіца | Игрушковский | дер. | 40 | |
| Самоседовка | Самаседаўка | Игрушковский | дер. | 23 | |
| Старая Пересика | Старая Пярэсіка | Игрушковский | дер. | 24 | |
| Староселье | Стараселле | Игрушковский | дер. | 258 | |
| Узнацк | Узнацк | Игрушковский | дер. | 307 | |
| Березовка | Бярозаўка | Крупский | дер. | 39 | |
| Большая Слобода | Вялікая Слабада | Крупский | дер. | 260 | |
| Боровые | Баравыя | Крупский | дер. | 13 | |
| Буда | Буда | Крупский | дер. | 9 | |
| Гапоновичи | Гапонавічы | Крупский | дер. | 295 | |
| Заровье | Зароўе | Крупский | дер. | 58 | |
| Карповка | Карпаўка | Крупский | дер. | 40 | |
| Карпушовка | Карпушоўка | Крупский | дер. | 3 | |
| Крупский | Крупскі | Крупский | пос. | 1152 | |
| Лазовка | Лазоўка | Крупский | дер. | 9 | |
| Лебедево | Лебедзева | Крупский | дер. | 58 | |
| Ливаново | Ліванова | Крупский | дер. | 28 | |
| Ляды | Ляды | Крупский | дер. | 8 | |
| Майск | Майск | Крупский | дер. | 362 | До 1964 Панское |
| Малая Слобода | Малая Слабада | Крупский | дер. | 48 | |
| Масленка | Маслёнка | Крупский | дер. | 105 | |
| Новая Жизнь | Новае Жыццё | Крупский | пос. | 12 | |
| Новая Крупка | Новая Крупка | Крупский | дер. | 115 | |
| Новохросты | Навахросты (Паўлаў Барок) |
Крупский | дер. | 120 | |
| Осиновка | Асінаўка | Крупский | дер. | 42 | |
| Ротань | Ротань | Крупский | дер. | 209 | |
| Селицкое | Сяліцкае | Крупский | дер. | 27 | |
| Скородица | Скарадзіца | Крупский | дер. | 1 | |
| Студенка | Студзёнка | Крупский | дер. | 0 | В 1998 было 5 жителей. |
| Усохи | Усохі | Крупский | дер. | 3 | |
| Устиновка | Усцінаўка | Крупский | дер. | 1 | |
| Худовцы | Худаўцы | Крупский | дер. | 388 | |
| Шейка | Шэйка | Крупский | дер. | 67 | |
| Бобрик | Бобрык | Октябрьский | дер. | 31 | |
| Большой Каменец | Вялікі Камянец | Октябрьский | дер. | 49 | |
| Высокое | Высокае | Октябрьский | дер. | 3 | |
| Гузовино | Гузовіна | Октябрьский | дер. | 49 | |
| Деньгубка | Дзяньгубка | Октябрьский | дер. | 1 | |
| Докучино | Дакучына | Октябрьский | дер. | 50 | |
| Дубровка | Дуброўка | Октябрьский | дер. | 215 | |
| Дубы | Дубы | Октябрьский | дер. | 51 | |
| Журавы | Журавы | Октябрьский | дер. | 115 | |
| Заборочье | Забарочча | Октябрьский | дер. | 2 | |
| Заборье | Забор'е | Октябрьский | дер. | 2 | |
| Запутки | Запуткі | Октябрьский | дер. | 20 | |
| Киевец | Кіявец | Октябрьский | дер. | 144 | |
| Кирова | Кірава | Октябрьский | пос. | 2 | До 1918 Рыковка |
| Клубыничи | Клубынічы | Октябрьский | дер. | 24 | |
| Колодница | Калодніца | Октябрьский | аг. | 239 | |
| Колыбаново | Калыбанава | Октябрьский | дер. | 4 | |
| Косеничи | Касянічы | Октябрьский | дер. | 185 | |
| Красновинка | Краснавінка | Октябрьский | дер. | 2 | |
| Кутовец | Кутавец | Октябрьский | дер. | 1 | |
| Логи | Лагі | Октябрьский | дер. | 29 | |
| Ломское | Ламское | Октябрьский | дер. | 32 | |
| Лутище | Луцішча | Октябрьский | дер. | 14 | |
| Лютые | Лютыя | Октябрьский | дер. | 58 | |
| Малиновка | Малинаўка | Октябрьский | дер. | 7 | |
| Малые Хольневичи | Малыя Хальнявічы | Октябрьский | дер. | 26 | |
| Обчуга | Абчуга | Октябрьский | дер. | 180 | |
| Октябрь | Кастрычнік | Октябрьский | дер. | 9 | До 1918 белор. Ламское |
| Осечено | Асечана | Октябрьский | дер. | 30 | |
| Островки | Астроўкі | Октябрьский | дер. | 11 | |
| Прошика | Прошыка | Октябрьский | дер. | 133 | |
| Прудины | Прудзіны (Прудзінская Слабада) |
Октябрьский | дер. | 26 | |
| Слобода | Слабада | Октябрьский | дер. | 137 | |
| Смородинка | Смародзінка | Октябрьский | дер. | 67 | |
| Сторожище | Старожышча | Октябрьский | дер. | 7 | |
| Топорище | Тапарышча | Октябрьский | дер. | 14 | |
| Хаританцы | Харытанцы | Октябрьский | дер. | 31 | |
| Хватынка | Хватынка | Октябрьский | дер. | 12 | |
| Худово | Худава | Октябрьский | дер. | 18 | |
| Череевка | Чараёўка | Октябрьский | дер. | 1 | |
| Шарнево | Шарнева | Октябрьский | дер. | 6 | |
| Шарнево | Шарнева | Октябрьский | пос. | 8 | |
| Шарпиловка | Шарпілаўка | Октябрьский | дер. | 5 | |
| Шкорневка | Шкорнеўка | Октябрьский | дер. | 6 | |
| Язбы | Язбы | Октябрьский | дер. | 16 | |
| Язбы | Язбы | Октябрьский | пос. | 22 | |
| Березка | Бярозка | Ухвальский | дер. | 13 | |
| Большое Городно | Вялікае Горадна | Ухвальский | дер. | 136 | |
| Большой Вязок | Вялікі Вазок | Ухвальский | дер. | 38 | |
| Выдрица | Выдрыца | Ухвальский | дер. | 148 | |
| Гумны | Гумны | Ухвальский | дер. | 77 | |
| Дубовое | Дубавое | Ухвальский | дер. | 13 | |
| Еджар | Яджар | Ухвальский | дер. | 21 | |
| Забеньково | Забянькова | Ухвальский | дер. | 34 | |
| Заболотье | Забалоцце | Ухвальский | дер. | 46 | |
| Захаровка | Захараўка | Ухвальский | дер. | 30 | |
| Знаменская | Знаменская | Ухвальский | дер. | 42 | До 1964 белор. Гібайлавічы |
| Красный Пахарь | Чырвоны Пахар | Ухвальский | дер. | 4 | |
| Купленка | Купленка | Ухвальский | дер. | 26 | |
| Ложки | Лажкі | Ухвальский | дер. | 13 | |
| Малое Городно | Малое Городно | Ухвальский | дер. | 28 | |
| Малый Вязок | Малы Вязок | Ухвальский | дер. | 24 | |
| Матошка | Матошка | Ухвальский | дер. | 31 | |
| Можаны | Мажаны | Ухвальский | дер. | 6 | Известен с 1639 г. как дер. в Борисовском старостве. |
| Мощаница | Машчаніца | Ухвальский | дер. | 19 | |
| Николаевка | Мікалаеўка | Ухвальский | дер. | 52 | |
| Новая Нива | Новая Ніва | Ухвальский | дер. | 14 | |
| Новая Слобода | Новая Слабада | Ухвальский | дер. | 14 | |
| Новые Пышачи | Новыя Пышачы | Ухвальский | дер. | 26 | |
| Новый Сокол | Новы Сокал | Ухвальский | дер. | 39 | |
| Новый Шлях | Новы Шлях | Ухвальский | дер. | 4 | |
| Папарное | Папарнае | Ухвальский | дер. | 19 | |
| Прудок | Прудок | Ухвальский | дер. | 9 | |
| Прусовщина | Прусаўшчына | Ухвальский | дер. | 8 | |
| Свиридовка | Свірыдаўка | Ухвальский | дер. | 16 | |
| Селище | Селішча | Ухвальский | дер. | 31 | |
| Сомры | Сомры | Ухвальский | дер. | 18 | |
| Старая Слобода | Старая Слабада | Ухвальский | дер. | 163 | |
| Старые Денисовичи | Старыя Дзяніскавічы | Ухвальский | дер. | 26 | |
| Старые Пышачи | Старыя Пышачы | Ухвальский | дер. | 32 | |
| Старый Сокол | Стары Сокал | Ухвальский | дер. | 39 | |
| Трудовик | Трудавік | Ухвальский | дер. | 8 | Известен с 1918 г. как посёлок. |
| Узнаж | Узнаж | Ухвальский | дер. | 1 | |
| Ухвала | Ухвала | Ухвальский | дер. | 868 | |
| Черноосово | Чарнавосава | Ухвальский | дер. | 7 | |
| Шинки | Шынкі | Ухвальский | дер. | 39 | |
| Бабарика | Бабарыка | Холопеничский | дер. | 7 | |
| Барсуки | Барсукі | Холопеничский | дер. | 28 | |
| Большие Хольневичи | Вялікія Хальнявічы | Холопеничский | дер. | 32 | |
| Белые Борки | Белыя Баркі (Белаборкі) |
Холопеничский | дер. | 81 | До 2010 г. Борки |
| Борки | Баркі | Холопеничский | дер. | 81 | |
| Буда | Буда | Холопеничский | дер. | 8 | |
| Версанка | Версанка (Падузнацк) |
Холопеничский | дер. | 26 | |
| Вершовка | Вершаўка (Вяршоўка[1]?) |
Холопеничский | дер. | 3 | |
| Веселово | Весялова | Холопеничский | дер. | 15 | |
| Гальки | Галькі | Холопеничский | дер. | 158 | |
| Ганковка | Ганькаўка | Холопеничский | дер. | 31 | |
| Глиновка | Глінаўка | Холопеничский | дер. | 10 | |
| Гольсберг | Гользберг | Холопеничский | дер. | 47 | |
| Городище | Гарадзішча | Холопеничский | дер. | 39 | |
| Грицковичи | Грыцкавічы | Холопеничский | дер. | 157 | |
| Дудари | Дудары | Холопеничский | дер. | 17 | |
| Дудинка | Дудзінка | Холопеничский | дер. | 24 | |
| Заросли | Зараслі Зораслі[2] |
Холопеничский | дер. | 1 | |
| Калиновка | Калінаўка | Холопеничский | дер. | 1 | |
| Клишино | Клішына | Холопеничский | дер. | 47 | |
| Красновка | Краснаўка | Холопеничский | дер. | 31 | |
| Лисичино | Лісічына | Холопеничский | дер. | 69 | |
| Малый Каменец | Малы Камянец | Холопеничский | дер. | 4 | |
| Мачулище | Мачулішча | Холопеничский | дер. | 64 | |
| Мелешковичи | Мялешкавічы | Холопеничский | дер. | 12 | |
| Мхерино-1 | Мхерына-1 | Холопеничский | дер. | 44 | |
| Мхерино-2 | Мхерына-2 | Холопеничский | дер. | 13 | |
| Посёмковичи | Пасёмкавічы | Холопеничский | дер. | 12 | До 1958 г. белор. Гавенавічы. |
| Подалец | Падалец | Холопеничский | дер. | 8 | |
| Подберезье | Падбярэззе | Холопеничский | дер. | 11 | |
| Прудец | Прудзец | Холопеничский | дер. | 57 | |
| Слобода | Слабада | Холопеничский | дер. | 525 | |
| Струга | Струга | Холопеничский | дер. | 8 | |
| Хольневичи | Хальневічы | Холопеничский | дер. | 24 | |
| Шамки | Шамкі | Холопеничский | дер. | 9 | |
| Якимовка | Якімаўка | Холопеничский | дер. | 175 | |
| Яновщина | Янаўшчына | Холопеничский | дер. | 84 | |
| Белое | Белае | Хотюховский | дер. | 32 | |
| Большие Жаберичи | Вялікія Жаберычы | Хотюховский | дер. | 60 | |
| Большое Осово | Вялікае Восава | Хотюховский | дер. | 128 | |
| Борок | Барок | Хотюховский | дер. | 3 | |
| Брище | Брышча | Хотюховский | дер. | 2 | |
| Докудово | Дакудава | Хотюховский | дер. | 339 | |
| Заполье | Заполле | Хотюховский | дер. | 14 | |
| Запрудье | Запруддзе | Хотюховский | дер. | 59 | |
| Игрище | Ігрышча | Хотюховский | дер. | 36 | |
| Клен | Клён | Хотюховский | дер. | 46 | |
| Козубец | Казубец | Хотюховский | дер. | 20 | |
| Колос | Колас | Хотюховский | дер. | 101 | До 1962 белор. Каўпыніца |
| Кристоповщина | Крыстопаўшчына | Хотюховский | дер. | 13 | |
| Малое Осово | Малое Осово | Хотюховский | дер. | 1 | |
| Малое Хотюхово | Малае Хацюхова | Хотюховский | дер. | 28 | |
| Малые Жаберичи | Малыя Жаберычы | Хотюховский | дер. | 96 | |
| Нача | Нача | Хотюховский | дер. | 564 | |
| Неверовщина | Нявераўшчына | Хотюховский | дер. | 10 | |
| Новые Денисовичи | Новыя Дзяніскавічы | Хотюховский | дер. | 244 | |
| Новые Щавры | Новыя Шчаўры | Хотюховский | дер. | 45 | |
| Осовец | Асавец | Хотюховский | дер. | 42 | |
| Осово | Восава | Хотюховский | дер. | 47 | |
| Плавущее Галое | Плавучае Галае | Хотюховский | дер. | 75 | |
| Подберезье | Падбярэззе | Хотюховский | дер. | 33 | |
| Прикленок | Прыклёнак | Хотюховский | дер. | 22 | |
| Приямино | Прыяміна | Хотюховский | дер. | 20 | |
| Старые Щавры | Старыя Шчаўры | Хотюховский | дер. | 172 | |
| Хотюхово | Хацюхова | Хотюховский | аг. | 501 | |
| Шияловка | Шыялоўка | Хотюховский | дер. | 10 |
Напишите отзыв о статье "Малые населённые пункты Крупского района"
Примечания
- ↑ Бялова, 2011, с. 365.
- ↑ Бялова, 2011, с. 383.
Литература
- Мінская вобласць. Кн. 2 // Гарады і вёскі Беларусі: энцыклапедыя / Рэдкал.: Т. У. Бялова (дырэктар) [і інш.]. — Мн.: Беларус. Энцыкл. імя П.Броўкі, 2011. — Т. 8.
Отрывок, характеризующий Малые населённые пункты Крупского района
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.
Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
