Малый Трёхсвятительский переулок
Поделись знанием:
Координаты: 55°45′16″ с. ш. 37°38′43″ в. д. / 55.75444° с. ш. 37.64528° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.75444&mlon=37.64528&zoom=12 (O)] (Я)Малый Трёхсвятительский переулокМалый Трёхсвятительский переулок
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
| Малый Трёхсвятительский переулок Москва | |
 | |
| Общая информация | |
|---|---|
| Страна | |
| Город | |
| Округ | |
| Район | |
| Протяжённость |
0,3 км |
| Ближайшие станции метро | |
| Почтовый индекс |
101000 |
| Номера телефонов |
+7(495) XXX---- |
| [www.openstreetmap.org/?lat=55.75444&lon=37.64528&zoom=15&layers=M на OpenStreetMap] | |
| [maps.yandex.ru/?ll=37.64528%2C55.75444&spn=0.15381%2C0.080341&z=16&l=map на Яндекс.Картах] | |
Малый Трёхсвяти́тельский переу́лок (1924—1993 — Малый Вузовский) — переулок в Центральном административном округе города Москвы. Проходит от Подкопаевского переулка до Покровского бульвара, лежит между Подколокольным переулком и Большим Трёхсвятительским переулком, параллельно последнему. Нумерация домов ведётся от Подкопаевского переулка. Вниз, к Хитровской площади, к Подколокольному переулку спускается Хитровский переулок.
Содержание
Происхождение названия
Название XVII—XVIII веков, дано по находящейся по соседству церкви. Хотя главный престол храма посвящён Живоначальной Троице, он получил известность в Москве по приделу во имя трёх святителей: Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста.
История
В 1924 году переулок был переименован в Малый Вузовский на основании того, что в одном из соседних переулков тогда открылось новое высшее учебное заведение. В 1994 году переулку возвращено историческое название.
Примечательные здания и сооружения
По нечётной стороне:
- № 3. Бывшее здание Евангелическо-реформатской церкви. В настоящее время в здании находится Центральная церковь евангельских христиан-баптистов, а также община церкви адвентистов седьмого дня.
По чётной стороне:
- № 8 (угол Хитровского переулка, д. 2). Дом Остермана. Ценный объект культурного наследия регионального значения.[1] — бывшая усадьба графа Остермана (XVIII век) — бывший Мясницкий полицейский дом (XIX в). В этом доме провёл свои детские годы русский поэт Ф. И. Тютчев.
- № 10/16 — Доходный дом (1894, архитектор В. В. Барков)
- Храм Трёх Святителей, что на Кулишках — здесь был крещён великий русский композитор Александр Николаевич Скрябин, в ней же крестили сестру Ф. И. Тютчева, а также отпевали его малолетнего брата (в обоих случаях несовершеннолетний будущий поэт был восприемником).[feb-web.ru/feb/tyutchev/lt-abc/lt1/lt1-0173.htm?cmd=0&url=/hl/tyutchev?url=Feb/tyutchev/lt-abc/lt1/lt1-0173.htm&mime=text/html&reqtext=%28%28div%23class%3D%22text%22+%5B%CE%F1%F2%E5%F0%EC%E0%ED%5D%29+%7C+%28div%23class%3D%22footnotes%22+%5B%CE%F1%F2%E5%F0%EC%E0%ED%5D%29%29&text=%28%28div%23class%3D%22text%22+%5B%CE%F1%F2%E5%F0%EC%E0%ED%5D%29+%7C+%28div%23class%3D%22footnotes%22+%5B%CE%F1%F2%E5%F0%EC%E0%ED%5D%29%29&charset=windows-1251&hldoclist=http%3A//localhost%3A90/tyutchev%3Findexname%3Dtyutchev%26febroot%3D%252Ffeb%252F%26tree%3D1%26srchtp%3D0%26text%3D%2528%2528div%2523class%253D%2522text%2522%2B%255B%25CE%25F1%25F2%25E5%25F0%25EC%25E0%25ED%255D%2529%2B%257C%2B%2528div%2523class%253D%2522footnotes%2522%2B%255B%25CE%25F1%25F2%25E5%25F0%25EC%25E0%25ED%255D%2529%2529%26lex%3D%25CE%25F1%25F2%25E5%25F0%25EC%25E0%25ED%26aut%3D%26tit%3D%26dat%3D%26srchzn%3D0%26how%3Dauthorx%26numdoc%3D25] Здесь же венчался архитектор Петр Барановский; отпевали А. С. Карзинкина.
Транспорт
Трамваем А, 3 или 39 от метро Чистые пруды, Тургеневская.
Напишите отзыв о статье "Малый Трёхсвятительский переулок"
Ссылки
- [www.pravoslavie.ru/jurnal/030211121509 История храма Трёх Святителей]
Примечания
- ↑ [www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/3526924/ Распоряжение Правительства Москвы от 15 июля 2009]
См. также
Отрывок, характеризующий Малый Трёхсвятительский переулок
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
