Мальорка (королевство)

Королевство Мальорка
кат. Regne de Mallorca исп. Reino de Mallorca
Королевство
← 1231 — 1344 (1707) →
Флаг Герб
Столица	Перпиньян
Язык(и)	Каталанский
Религия	Католичество
Площадь	4992 км2
Население	50000 (1239 год)
Форма правления	Монархия
Династия	Барселонский дом, Мальоркская ветвь
Сюзерен	Королевство Арагон
История
-  1231	Завоевание Мальорки Хайме I Завоевателем
-  1276	Выделение Мальорки в вассальное королевство
-  1344	Присоединение королевства к Арагону
-  1403	Смерть Изабеллы, последней представительницы династии
-  1616	Мальорка вместе с Арагоном становится частью королевства Испания
-  1716	Мальорка преобразована в провинцию Балеарские острова

К:Появились в 1231 годуК:Исчезли в 1344 году

Короле́вство Мальо́рка или Майо́рка (кат. Regne de Mallorca, исп. Reino de Mallorca, фр. Royaume de Majorque) — средневековое королевство, вассальное королевству Арагон, созданное королём Арагона Хайме I Завоевателем после завоевания Балеарских островов в ходе Реконкисты в северо-западном Средиземноморье. Столицей государства был Перпиньян в области Руссильон.

Образование королевства

Мальорка была отвоёвана Хайме I у Альмохадов в 1229—1232 годах. Ещё не до конца овладев островом, Хайме в 1231 году провозгласил Мальорку королевством, состоящим в унии с Арагоном. Тогда же он передал права сеньора острова Мальорки своему кузену, португальскому инфанту Педру в обмен на графство Урхель. В 1235 году арагонцами были завоёваны острова Ивиса (Ибица) и Форментера, присоединённые к Мальорке. В 1244 году Педру поменял права сеньора Мальорки на владения в Валенсии, но в 1254 году он вновь получил Мальорку. Педру умер в 1256 году, после чего Мальорка вновь вернулась под прямое управление короля Хайме.

В 1260 году умер старший сын короля Хайме I, Альфонсо. В 1262 году Хайме написал завещание, по которому после его смерти королевский домен должен быть разделён между его сыновьями. Педро должен был получить Арагонское королевство, куда входили собственно Арагон, Валенсия и Барселона. А для другого сына, Хайме (1243—1311), отец реструктурировал королевство Мальорка, коему теперь был дан вассальный статус. Кроме Балеарских островов в него вошли каталонские графства Руссильон и Сердань, а также владения в Окситании — сеньория Монпелье, виконство Карла в Оверни и баронство Омела около Монпелье. Наследство Хайме II было небольшим и слабым, но существенным, поскольку молодое королевство располагалось в средиземноморском стратегическом анклаве между двумя большими королевствами — Францией и Арагоном, которые постоянно воевали. Осознавая хрупкость королевства Мальорка, Хайме I планировал завоевание Сардинии, чтобы присоединить и её к новому королевству. Также он вёл переговоры о браке сына Хайме с Беатрисой, дочерью графа Амадея V Савойского, но эти планы не были реализованы.

Правление Хайме II

Хайме II получил королевство после смерти отца в 1276 году. Столицей королевства стал Перпиньян в Руссильоне.

Став королём, Хайме отказался платить дань старшему брату, Педро III, королю Арагона. Занятый разными внутренними проблемами королевства, он только в 1279 году урегулировал отношения с Арагоном признав себя вассалом Педро. В том же году монархи в Перпиньяне заключили договор, по которому возрождался политический и экономический контроль королей Арагона над Мальоркой, восстановив объединённую юрисдикцию Арагонской короны. Это соглашение должно было обусловить прочную связь между королевствами.

После завоевания в 1281 году королём Педро III Арагонским Сицилии, принадлежавшей Карлу I Анжуйскому, папа римский Мартин IV отлучил Педро от церкви, что автоматически делало его изгоем среди европейских монархов и освобождало его подданных от присяги. Хайме решил воспользоваться этим, чтобы выйти из подчинения Арагону. В 1283 году он признал французского короля Филиппа III Смелого сеньором графства Монпелье, а также разрешил французским армии и флоту свободный проход через Руссильон.

В мае 1284 года папа Мартин объявил о низложении Педро III и предоставил арагонскую корону Карлу Валуа, второму сыну Филиппа III Французского. Поскольку Педро III не собирался подчиняться вердикту папы и не отказывался от арагонской и сицилийской корон, Мартин IV объявил против короля крестовый поход. Армия Филиппа III и Карла Валуа, пройдя Руссильон и перевалив Пиренеи, вторглась в Каталонию. В 1285 году французы после долгой осады взяли Жерону — первый крупный город Каталонии. Здесь папский легат короновал Карла Валуа в качестве короля Арагона. Поскольку далеко не все вассалы поддержали Педро III, его положение было критическим. Но вскоре ход войны изменился: сицилийский флот под командованием Рожера де Лориа разбил французов, что лишило Филиппа III возможности получать подкрепления и продовольствие из Франции, а в лагере самой французской армии началась эпидемия дизентерии. Французы просили у Педро III перемирия, чтобы иметь возможности отступить за Пиренеи. Но Педро III отказал в перемирии и устроил врагам засаду у перевала Паниссар (Panissars), в которой французы были разбиты. 5 октября 1285 года Филипп III умер в Перпиньяне, его сын Филипп IV Красивый предпочел прекратить боевые действия. Теперь уже Педро перешёл Пиренеи и занял Руссильон, а Хайме вновь признал себя вассалом Арагона и, боясь брата, бежал под защиту французов в Нарбонну, - однако, его дети попали в руки Педро. Педро начал подготовку к экспедиции на Мальорку, но во время её подготовки умер.

Намеченный поход осуществил старший сын Педро, Альфонсо III Арагонский. В 1285 году он захватил Мальорку, а в 1286 году — Ивису. Кроме того, в 1287 году он окончательно отвоевал у арабов последний из Балеарских остров — Менорку. Балеарские острова пребывали под контролем Альфонсо вплоть до его смерти в 1291 году. Под управлением Хайме оставались только Руссильон, Сердань и Монпелье.

Новый король Арагона, Хайме II Справедливый, признал решение папы римского Бонифация VIII о возвращении Балеарских островов Хайме II Мальоркскому (договор в Анагни, 1285 год). Также по договору он освободил содержавшихся под стражей детей Хайме Мальоркского. В 1298 году Хайме II Арагонский добился того, чтобы Хайме II Мальоркский признал себя вассалом короля Арагона.

За время своего правления Хайме II Мальоркский постарался укрепить своё королевство. Он провёл политику сельскохозяйственной колонизации, создал денежную систему, наладил производство тканей. Он начал строительство дворцов и замков. В Перпиньяне Хайме построил построил королевский дворец, а в Пальме-де-Мальорка — дворец Альмудену.

Правление Санчо I Тихого

После смерти Хайме II ему наследовал второй сын, Санчо II Тихий (1277—1324). Он стал наследником престола в 1299 году, когда его старший брат Хайме стал францисканцем и отрёкся от прав на трон. В 1302 году он женился на Марии, дочери короля Неаполя Карла II, что укрепило недавно заключённый мир между Анжуйским и Арагонским домами. Первую половину своего правления он продолжал политику отца, укрепляя стабильность королевства. Однако он столкнулся с трудностями из-за требований города Пальма-де-Мальорка о большей автономии.

После упразднения ордена Тамплиеров Санчо присоединил их владения в королевстве. Однако он не преследовал тамплиеров, живших в его землях. Санчо также постарался обуздать оппозиционных аристократов Руссильона, восставших против его отца во время крестового похода на Арагон. Так, в 1321 году он лишил большей части владений виконта Кастельну Жаспе V. При этом аристократия, поддержавшая отца, смогла увеличить свои владения за счёт попавших в опалу.

Начиная с 1315 года Санчо, не имевший детей, столкнулся с претензиями короля Арагона Хайме II, желавшего после смерти Санчо присоединить Мальорку к Арагону. В своём завещании Санчо признал наследником своего племянника Хайме. Это завещание было признано королём Арагона в обмен на выплату большого долга, который Санчо приобрёл во время вторжения в Сардинию, что погрузило королевство в серьёзный финансовый кризис.

Присоединение королевства к Арагону

Хайме III Смелый (1315—1349) был сыном инфанта Фернандо (1278—1316), князя Ахейского с 1314 года. После гибели отца Хайме унаследовал права на княжество Ахейское. После смерти короля Санчо Хайме унаследовал его королевство. Регентом при малолетнем короле стал младший брат Санчо, Филипп. Однако он, будучи духовным лицом, не пользовался поддержкой аристократии. На опекунство высказал претензии граф Гастон II де Фуа, двоюродный брат Филиппа и Санчо, которого поддержали бывшие советники Санчо. Эта запутанная ситуация была решена только после того, как Хайме III стал совершеннолетним.

Хайме был вынужден проводить политику, навязываемую ему Арагоном. Ему навязали участие в войне с Генуей (1329—1336), которая привела к потере многих экономических рынков для королевства. Для того, чтобы компенсировать финансовые потери, Хайме был вынужден поднять налоги. Кроме того новый король Арагона Педро IV в 1341 году разорвал отношения с Мальоркой. В мае 1343 года Педро вторгся на Балеарские острова и завоевал их, разбив армию Хайме около Санта-Понсы. В 1344 году Педро захватил Руссильон и Сердань, присоединив большую часть королевства к Арагону. В руках Хайме остались только французские владения. Но в 1349 году он продал их королю Франции Филиппу VI, чтобы набрать армию, с которой он вторгся на Мальорку. 25 октября 1349 года в битве при Льюкмажоре Хайме был разбит и погиб, а его малолетние дети, Хайме IV (1337—1375) и Изабелла (1337—1403), были увезены в плен в Барселону. Мальорка окончательно вошла в состав Арагона, а затем в состав Испанского королевства.

Хайме IV носил титул короля Мальорки, однако никакой возможности вернуть королевство у него не было. Он сумел завоевать часть Ахейского княжества, права на которую унаследовал через свою бабушку, Изабеллу де Сабран. Умер Хайме бездетным в 1375 году. Его сестра, Изабелла, вышла замуж за маркиза Джованни II Монферратского, передав Монферратскому дому права на Мальоркское королевство.

В 1716 году специальным декретом Мальорка была провозглашена частью испанской провинции Балеарские острова.

Королевский дворец Альмудена в городе Пальма		Капелла королевского дворца в Перпиньяне		Собор в Пальме — усыпальница королевской династии

Список королей Мальорки

• 1231—1276: Хайме I Завоеватель (1208—1276), король Арагона, граф Барселоны и сеньор Монпелье с 1213, король Мальорки с 1231, Валенсии с 1238, граф Урхеля 1231—1236
• 1276—1311: Хайме II (1243—1311), король Мальорки, граф Руссильона и Сердани, сеньор Монпелье
• 1311—1324: Санчо I Тихий (1277—1324), король Мальорки, граф Руссильона и Сердани, сеньор Монпелье
• 1324—1344: Хайме III Смелый (1315—1349), король Мальорки, граф Руссильона и Сердани, сеньор Монпелье, князь Ахейский с 1316

Титулярные короли Мальорки

• 1344—1349: Хайме III
• 1349—1375: Хайме IV (1337—1375), титулярный король Мальорки, князь Ахейский
• 1375—1403: Изабелла (1337—1403), титулярная королева Мальорки

Литература

• A Mediterranean emporium — The Catalan kingdom of Majorca, by David Abulafia, ISBN 0-521-89405-0
• Хроника Карденьи I. Хроника Карденьи II. Анналы Толедо I. Анналы Толедо II. Анналы Толедо III. / под ред. С.А. Куприенко. — К.: Blok.NOT, 2011. — 101 с.

Ссылки

• [www.homar.org/genealog/iv_europa_i/ibe16c.htm Genealogía, Reyes y Reinos: Reino de Mallorca] (исп.)
• [usuarios.lycos.es/guerradesucesion/pagina2.htm La Conquista de Mallorca en mapas y cuadros] (исп.)
• [web.archive.org/web/20060822072327/es.geocities.com/asteroide936/regnemallorques.html Reino de Mallorca (Islas Baleares)](недоступная ссылка — история, копия) (исп.)

Список монархов христианских королевств Иберийского полуострова, от Реконкисты до наших дней
Португалия	Испания
	Корона Кастилии				Наварра	Корона Арагона
	Галисия	Астурия	Леон	Кастилия		Арагон	Барселона	Валенсия	Мальорка

Отрывок, характеризующий Мальорка (королевство)

– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.