Мальтус, Томас

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Томас Мальтус

То́мас Ро́берт Ма́льтус (англ. Thomas Robert Malthus, своё среднее имя он обычно опускал; 17661834) — английский священник и учёный, демограф и экономист, автор теории, согласно которой неконтролируемый рост народонаселения должен привести к голоду на Земле.





Биография

Томас Мальтус родился 13 февраля 1766 года в имении Рукери («Грачевник»), Доркинг (английское графство Суррей), близ города Гилдфорд, в состоятельной дворянской семье. Отец учёного, Дэниел Мальтус, был последователем Давида Юма и Жан-Жака Руссо (с обоими он был лично знаком).

В 1784 году Томас поступил в колледж Иисуса Кембриджского университета, где изучал математику, риторику, латынь и греческий язык. После окончания колледжа в 1788 году был посвящён в духовный сан англиканской церкви, что в те времена не требовало даже формальной веры в Бога, и получил место второго священника в сельском приходе. В 1793 году стал преподавателем колледжа Иисуса и оставался им до своей женитьбы (условием членства в колледже было безбрачие). В 1796 стал священником в городке Олбери (Суррей), в Англии тех лет это означало всего лишь государственную должность со скромной зарплатой и не особо обременительными обязанностями.

В 1804 году Мальтус женился — в этом браке родилось трое детей. В 1805 году получил кафедру профессора истории и политической экономии в колледже Ост-Индской компании, также исполнял в колледже обязанности священника.

На протяжении всей своей жизни Мальтус жил очень скромно, чтобы не сказать бедно, но последовательно и принципиально отказывался как от высоких государственных должностей, которые ему предлагало правительство, так и от церковной карьеры, считая главным делом своей жизни научную работу.

Мальтус скоропостижно скончался 23 декабря 1834 года от болезни сердца и был похоронен в аббатстве города Бат.

Научная деятельность

В 1798 году он опубликовал свою книгу Essay on the Principle of PopulationОчерк о законе народонаселения»).

Основные последующие сочинения:

  • «Observations on the Effects of the Corn Laws» (1814) — в защиту хлебных законов;
  • «An Inquiry into the Nature and Progress of Rent» (1814) — теория земельной ренты в основных чертах сходная с позднее развитой теорией Давида Рикардо;
  • «Принципы политической экономии» (1820) — в основном содержит полемику с Рикардо и Сэем, доказывается возможность общего перепроизводства товаров и даётся объяснение промышленным кризисам.

Мальтус был избран одновременно членом Королевского общества и членом Французской Академии (честь, которой удостаивались немногие учёные), стал основателем Клуба Политической Экономии и одним из основателей Лондонского статистического общества.

Теория народонаселения

Положения теории

Три основных тезиса «Очерка о законе народонаселения»:

  • Из-за биологической способности человека к продолжению рода, его физические способности используются для увеличения своих продовольственных ресурсов.
  • Народонаселение строго ограничено средствами существования.
  • Рост народонаселения может быть остановлен лишь встречными причинами, которые сводятся к нравственному воздержанию или несчастьям (войны, эпидемии, голод).

Также Мальтус приходит к выводу, что народонаселение растёт в геометрической прогрессии, а средства существования — в арифметической.

Минусы теории с современной точки зрения:

  • Мальтус использовал некорректную миграционную статистику (не учитывает эмигрантов).
  • Мальтус не принимает во внимание механизмы саморегуляции численности человечества, приводящие к демографическому переходу. Однако во времена Мальтуса это явление наблюдалось только в крупных городах, в которых проживало меньшинство населения, тогда как в настоящее время оно охватило целые континенты (в том числе все без исключения развитые страны).
  • Закон убывающего плодородия почвы. Мальтус считал, что ни накопление капитала, ни научно-технический прогресс не компенсируют ограниченность природных ресурсов.

Вместе с тем, теория Мальтуса достаточно корректно описывает закономерности экономико-демографической динамики доиндустриальных обществ.

Последователи и развитие

Идеи Мальтуса оказали мощное позитивное воздействие на развитие биологии[1][2], во-первых, через их влияние на Дарвина, а, во-вторых, через развитие на их основе математических моделей популяционной биологии, начиная с логистической модели Ферхюльста.

Применительно к человеческому обществу мнение Мальтуса о том, что сокращение численности населения ведёт к увеличению среднего дохода на душу населения, повлекло за собой формирование в 1920-x теории оптимальной численности населения, при котором доход на душу населения максимален. Однако в настоящее время теория малоприменима в решении реальных социально-экономических задач, но хороша в аналитике, так как позволяет судить о недо- или перенаселении.

Сдерживание роста населения объяснялось естественными препятствиями (война, голод, мор), высокой смертностью; превентивным фактором (аборт, детская смертность), уменьшением темпов рождаемости. Проявление «нищеты и порока» «Моральные ограничения» — увеличение возраста вступления в брак, строгие сексуальные воздержания до брака. Однако сам Мальтус, как и остальные люди эпохи, считал меры по ограничению рождаемости делом крайне греховным. (несколько десятилетий после, мальтузианцы, выступали за ограничение рождаемости, оправдываясь его теорией). Но в первой четверти XX века, «принцип перенаселения» Мальтуса, уступил место «недонаселённости» Кейнса. После Второй Мировой войны теория Мальтуса вновь стала популярной в развивающихся странах.

Идеи Мальтуса получили развитие в неомальтузианстве. Они были частично использованы Карлом Хаусхофером в его работах по геополитике и теории «жизненного пространства».

В культуре

Мальтузианству, самому Мальтусу и пищевым проблемам посвящена песня The Great Cull рок-группы Killing Joke, вышедшая в составе их альбома Absolute Dissent.

См. также

Напишите отзыв о статье "Мальтус, Томас"

Примечания

  1. Irmi Seidl, Clem A Tisdell. [www.sciencedirect.com/science/article/pii/S0921800999000634 Carrying capacity reconsidered: from Malthus’ population theory to cultural carrying capacity] // Ecological Economics. — 1999. — Vol. 31, no. 3. — С. 395–408.</span>
  2. Dov Ospovat. Darwin after Malthus // Journal of the History of Biology. — 1979. — Vol. 12, no. 2. — С. 211-230. — DOI:10.1007/BF00124192.</span>
  3. </ol>

Литература

Переводы на русский язык

  • Опыт о законе народонаселения или изложение прошедшего и настоящего действия этого закона на благоденствие человеческого рода, с приложением нескольких исследований о надежде на отстранение или смягчение причиняемого им зла. СПб.: типография И. И. Глазунова, 1868.
  • [www.ozon.ru/context/detail/id/4002502/ Опыт о законе народонаселения](недоступная ссылка с 26-06-2013 (3956 дней)). Петрозаводск: Петроком, 1993 (Шедевры мировой экономической мысли. Т. 4).

Библиография

Ссылки

  • [demoscope.ru/weekly/knigi/maltus/maltus.html Опыт закона о народонаселении.]
  • Нефедов С. А. [hist1.narod.ru/Science/Br/Ogl.htm Концепция демографических циклов].
  • [cliodynamics.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=291&Itemid=1 Что такое мальтузианская ловушка?]

Отрывок, характеризующий Мальтус, Томас

Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.