Мамели, Гоффредо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гоффредо Мамели
Goffredo Mameli
Род деятельности:

поэт, писатель, общественный деятель

Дата рождения:

5 сентября 1827(1827-09-05)

Место рождения:

Генуя, Сардинское королевство

Подданство:

Сардинское королевство

Дата смерти:

6 июля 1849(1849-07-06) (21 год)

Место смерти:

Рим, Римская республика

Разное:

Автор текста национального гимна Италии

Гоффредо Мамели (итал. Goffredo Mameli, 5 сентября 1827, Генуя — 6 июля 1849, Рим) — итальянский поэт, писатель и деятель итальянского Рисорджименто, автор текста нынешнего итальянского национального гимна.





Биография

Родился в Генуе в семье аристократов; отец Гоффредо был контр-адмиралом, командующим флотом Сардинского королевства. Из-за угрозы эпидемии холеры в возрасте семи лет Гоффредо был отправлен на Сардинию, но вскоре вернулся в Геную, чтобы завершить образование.

В 1847 году Гоффредо вступил в Società Entelema, культурное движение, которое скоро превратилось в политическое, и заинтересовался идеями Джузеппе Мадзини. Вместе с Нино Биксио (впоследствии сподвижником Д. Гарибальди) Г. Мамели работал в комитете по здравоохранению, став убеждённым сторонником Мадзини. В марте 1848 года, во время войны с Австрией, узнав о восстании в Милане, Мамели организовал военную экспедицию — с 300 другими патриотами присоединился к войскам Биксио, которые заняли город. Г. Мамели получил звание капитана в нерегулярной армии Гарибальди.

Вернувшись в Геную, Г. Мамели занимался литературной деятельностью, писал стихи и возглавлял газету Diario del Popolo («Народный дневник»), развернув в прессе кампанию против Австрии. В декабре 1848 г. Мамели приехал в Рим, где вёл подпольную работу для подготовки провозглашения Римской республики 9 февраля 1849 г. После Рима Мамели посетил Флоренцию, где предложил создание единого государства между Тосканой и Лацио.

В апреле 1849 года Мамели вернулся в Геную, но вскоре уехал снова в Рим, куда вторглись французские войска для восстановления папской власти (с провозглашением Римской республики папа Пий IX бежал в Гаэту), и принимал активное участие в боевых действиях. В июне 1849 года Мамели был случайно ранен в левую ногу штыком одного из своих товарищей. Рана не была серьёзной, но из-за инфекции началась гангрена, ногу пришлось ампутировать, но это его не спасло: 6 июля в 7.30 утра Мамели умер, не дожив до 22 лет. Отец Г. Мамели, узнав о тяжёлом состоянии сына, выехал из Генуи в Рим, но уже не застал его в живых[1].

Г.Мамели известен главным образом как автор текста итальянского национального гимна, «Песнь итальянцев» (итал. Il Canto degli Italiani), музыка Микеле Новаро, более известного в Италии как «Гимн Мамели» (итал. Inno di Mameli). Этот гимн был впервые использован в ноябре 1847 года во время визита короля Сардинии Карла Альберта в Геную. Другое произведение Г. Мамели — «Suona la tromba» («Гимн народу») — было положено на музыку Джузеппе Верди в 1848 году[2].

Память

В массовой культуре

Напишите отзыв о статье "Мамели, Гоффредо"

Примечания

  1. Luigi Donnolo. Il Mediterraneo nell’età delle rivoluzioni 1789—1849. — Edizioni Plus, 2012. — P. 425.
  2. Virgilio Savona, Michele Straniero. Canzoni italiane. — Fabbri Editori. — 1994. — Vol. 1. — P. 126.
  3. philatelia.ru/classik/stamps/?id=12284 Смерть Гоффредо Мамели

Литература

  • Massimo Scioscioli. Goffredo Mameli : Una vita per l’Italia. — Roma: Editori Riuniti university press, 2011. — ISBN 978-88-6473-055-4
  • Tarquinio Maiorino, Giuseppe Marchetti Tricamo, Andrea Zagami. Fratelli d’Italia : La vera storia dell’inno di Mameli. — Mondadori, 2001. — ISBN 8804499850

Отрывок, характеризующий Мамели, Гоффредо

«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.