Мамин, Владимир Наркиссович
Владимир Наркиссович Мамин<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">В. Н. Мамин (1907)</td></tr> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 20 февраля — 3 июня 1907 года | |||
| Монарх: | Николай II | ||
| Вероисповедание: | православие | ||
| Рождение: | 1863 Российская империя, Висимо-Шайтанский завод, Пермская губерния (ныне Свердловская область)
| ||
| Смерть: | 28 декабря 1909 Российская империя, Екатеринбург
| ||
| Партия: | кадет (1905-09) | ||
| Образование: | высшее юридическое | ||
| Профессия: | присяжный поверенный, политик | ||
Владимир Наркиссович Мамин (альтернативное написание отчества Наркисович; псевдоним В. Н. М.[1]; 1863, Пермская губерния — 28 декабря 1909, Екатеринбург) — юрист, депутат II Государственной думы Российской империи от Пермской губернии (1907); брат писателя Д. Н. Мамина-Сибиряка.
Содержание
Биография
Ранние годы. Адвокат
Владимир Мамин родился в 1863 (или 1864[2]) году в посёлке Висимо-Шайтанского завода (Висим) в семье потомственного почётного гражданина, священнослужителя Наркиса Матвеевича Мамина и его жены, Анны Семеновны. В 1882 году Владимир окончил Екатеринбургскую гимназию с золотой (или серебряной[3]) медалью. Летом 1881 года он уехал в Тюбук со своим гимназическим товарищем Ковшевич-Матусевичем[4].
В 1887 году Мамин выпустился с историко-филологического факультета Московского университета. Сотрудничал с газетой «Русский курьер»[5]. Три года спустя, в 1890 году, Владимир Мамин окончил юридический факультет Демидовского лицея в Ярославле[2] (или юридический факультет Московского университета[3]). Стал кандидатом права[3].
Несмотря на то, что Владимир получал земскую стипендию в размере 25 рублей в месяц, его брат Дмитрий старался материально поддерживать Владимира и высылал ему деньги, когда тот учился в Москве и в Ярославле[5].
С 1890 года Мамин был присяжным поверенным при Екатеринбургском окружном суде[2]. Он часто выступал на сложных судебных процессах: как адвокат в Аносовсвом деле в Саратове и в политическом деле в казанской судебной палате по обвинению социал-демократа Киселева в подстрекательстве рабочих к бунту. На процессе Киселева Владимир Наркисович, в частности, доказывал, что никакого подстрекательства со стороны обвиняемого не было, а действия крестьян были вызваны их тяжёлой жизнью. Мамин был автором многих научных трудов по юриспруденции, некоторые из них хранятся в фондах Объединенного музея писателей Урала[5].
В этот период Мамин ведёт дела с французскими капиталистами, имеющими прииски на Урале, и ездит по делам в Париж (в связи с утверждением устава смешанного общества Аятских приисков)[6].
Владимир Мамин также являлся золотопромышленником: в 1897 году он стал совладельцем компании по эксплуатации 21 прииска в Оренбургской губернии, в 1909 году — соучредителем и директором «Ольгинской золотопромышленной акционерной компании». В этот период он был участником съездов уральских золотопромышленников[2], считался одним из создателей золотодобывающей промышленности на Урале[5].
Параллельно Владимир Наркиссович, как и его брат, занимался литературной и журналистской деятельностью, а также театральной критикой[5]: был председателем и заведующим литературным отделением Общества любителей изящных искусств в Екатеринбурге. Владимир Мамин также состоял членом Уральского общества любителей естествознания с 3 ноября 1890 по 1909 годы[2]. Он также работал сотрудником газеты «Уральский край»[3].
1905. Политик и депутат
В 1905 году Мамин стал одним из организаторов Екатеринбургского отдела кадетской партии (вместе с нотариусом А. А. Ардашевым и Л. А. Кролем[5]): был товарищем председателя, затем — председателем Екатеринбургской группы конституционных-демократов. На выборах в Первую Государственную Думу он входил в список кандидатов от кадетов. На губернском избирательном собрании 6 февраля 1907 года Мамин был выборщиком от съезда городских избирателей Екатеринбурга. Избрался в Государственную Думу Российской империи второго созыва (1907) от общего состава выборщиков Пермского губернского избирательного собрания[2][3].
В Думе Мамин вошёл во фракцию кадетской партии, но ни разу не выступал с парламентской трибуны. По этому поводу его старший брат в письме матери от 11 марта 1907 года сетовал: «Государственная Дума, по‑моему, переливает из пустого в порожнее. Володя все время молчит. Это не хорошо, а для избирателей обидно. Его не для молчания избирали, а сказался грибом — полезай в кузов. Конечно, на настоящую Думу никто особенных надежд и не возлагал, потому что набрался пуганый народ»[2][5].
Возможно уже сказывалась болезнь — нефрит[5] — от которой Владимир Наркиссович Мамин скончался 28 декабря 1909 года в Екатеринбурге[2]. Был похоронен на Втором монастырском кладбище в Екатеринбурге, рядом с матерью; кладбище не сохранилось[5].
Произведения
- Мамин В. Н. Об основании иска и о соединении исков в гражданском процессе : Сравнит. исслед. В. Н. Мамина. — Екатеринбург : тип. В. Н. Алексеева, 1897. — 159 с.
- Рассказ «Друг мой Степан Степанович» в газете «Русский курьер» (1887)[5].
- Театральные рецензии в газетах «Урал» и «Уральская жизнь»[5].
Семья[5]
Жена (с декабря 1898 года): Мария Александровна Соколова — дочь богатого екатеринбургского купца, сестра Александры Александровны Конюховой; на момент свадьбы с 35-тилетним В. Н. Маминым ей было 16 лет; изменяла мужу с его другом Виктором Константиновичем Поленовым, позже вышла замуж за инженера Пац-Помарнацкого, сходилась с доктором А. М. Спасским, в период Гражданской войны оказалась в эмиграции, умерла после болезни в Харбине, в «каком-то доме старчества»[6].
Сын: Олег (род. 1901[6]).
Напишите отзыв о статье "Мамин, Владимир Наркиссович"
Литература
- РГИА. Фонд 1278. Опись 1 (2-й созыв). Дело 264; Дело 587. Лист 6-9.
- ГАРФ [Государственный архив Российской Федерации]. Фонд 523. Опись 1. Дело 312.
- Члены Государственной Думы (портреты и биографии). Второй созыв. 1907‑1912 гг. / Сост. М. М. Боиович. М., 1907. — С. 240.
- Екатеринбург: Энциклопедия. Екатеринбург, 2002. — С.342-343.
Примечания
- ↑ [feb-web.ru/feb/masanov/man/06/man10342.htm Мамин Владимир Наркисович (текст)]. ФЭБ : ЭНИ "Словарь псевдонимов". feb-web.ru. Проверено 26 октября 2016.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.fnperm.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%BC%D0%B8%D0%BD-%D0%B2%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D0%B8%D0%BC%D0%B8%D1%80-%D0%BD%D0%B0%D1%80%D0%BA%D0%B8%D1%81%D1%81%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87-.aspx Мамин Владимир Наркиссович - Забытые имена Пермской губернии]. www.fnperm.ru. Проверено 26 октября 2016.
- ↑ 1 2 3 4 5 [www.tez-rus.net/ViewGood31027.html МАМИН Владимир Наркиссович]. Государственная дума Российской империи: 1906-1917. Б.Ю. Иванов, А.А. Комзолова, И.С. Ряховская. Москва. РОССПЭН. 2008. www.tez-rus.net. Проверено 26 октября 2016.
- ↑ Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович. [www.litmir.co/br/?b=121415&p=20 Избранные письма]. Литмир - электронная библиотека. Проверено 26 октября 2016.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 Рамзия Галеева [magazines.russ.ru/ural/2002/11/gal1.html Листая семейную книгу Маминых] // Урал. — 2002. — № 11.
- ↑ 1 2 3 [historyntagil.ru/books/11_31_07.htm Воспоминания Б.Д. Удинцева.]. historyntagil.ru. Проверено 26 октября 2016.
| |||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Мамин, Владимир Наркиссович
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.
Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
