Мамонтов, Ефим Мефодьевич

Ефим Мефодьевич Мамонтов
Дата рождения	9 (22) марта 1889(1889-03-22)
Место рождения	с. Пески, Новохопёрский уезд, Воронежская губерния, Российская империя
Дата смерти	25 февраля 1922(1922-02-25) (32 года)
Место смерти	дер. Власиха, Барнаульская волость, Алтайская губерния, РСФСР
Принадлежность	СССР СССР
Сражения/войны	Первая мировая война; Гражданская война в России
Награды и премии

Ефи́м Мефо́дьевич Ма́монтов (9 [22] марта 1889, с. Пески, Воронежская губерния — 25 февраля 1922, д. Власиха, Алтайская губерния) — руководитель партизан Западной Сибири, военачальник.

Среди его соратников — Григорий Рогов, Фёдор Колядо, Михаил Козырь, Гребнев.

Биография

Из крестьян, в 1893 году переселившихся на Алтай. Житель с. Вострово (Кабанье) Покровской волости Славгородского уезда Алтайской губернии. Имел начальное образование.

В 1910 призван в императорскую армию. Служил телеграфистом в Никольско-Уссурийском сапёрном батальоне, в составе которого во время Первой мировой войны направлен на фронт. В июле и ноябре 1917 награждён за храбрость, проявленную в боях 1 ноября 1916 — 7 января 1917 и в июле 1917, — Георгиевскими крестами 4 и 3-й степени.

В конце зимы 1917 — начале весны 1918 вернулся с фронта в Вострово, сблизился с местными большевиками, был избран членом местного сельсовета. В начале сентября 1918 возглавил созданный из жителей Вострово отряд для поддержки крестьян с. Чёрный Дол, восставших против Временного Сибирского правительства. После подавления Чернодольского восстания несколько месяцев скрывался от властей. С весны 1919 командовал небольшим конным партизанским отрядом на юге Славгородского уезда, нападавшим на торговцев, зажиточных крестьян, милицию и лесную стражу. В конце августа — начале сентября 1919 возглавил объединение нескольких партизанских отрядов. 7 октября 1919 г. на совещании командного состава партизанских отрядов всего Степного Алтая, принявшем решение о создании Западно-Сибирской крестьянской красной армии, был избран её главнокомандующим. 6-7 декабря 1919 войска Мамонтова пытались взять Барнаул, но были отбиты артиллерийским огнём белых. Однако, почти полностью окружённые красными партизанами в ночь на 10 декабря 1919, белые оставили Барнаул и отошли на восток.

После восстановления в Западной Сибири советской власти приказом Реввоенсовета 5-й армии от 26 декабря 1919 назначен помощником инспектора пехоты этой армии, 26 января 1920 — также временно исполняющим должность начальника отдела снабжения запасных частей 5-й армии. 4 мая 1920 года введён Сибревкомом в качестве члена в состав чрезвычайного революционного трибунала Сибири при Сибревкоме, в конце мая 1920 судившего бывших колчаковских министров.

С 1 июня по 8 сентября 1920 служил командиром Первой отдельной красной добровольческой Западно-Сибирской стрелковой бригады, в составе которой принимал участие в боях против врангелевцев. После возвращения с фронта в ноябре 1920 назначен командиром бригады формировавшейся 27-й стрелковой дивизии войск внутренней службы. 25 декабря 1920 во время пребывания в Барнауле арестован органами ВЧК по подозрению в связи с Сибирским крестьянским союзом, но через несколько дней освобождён.

Обстоятельства гибели

25 февраля или 27 февраля 1922 года был убит в деревне Власиха под Барнаулом. По предположениям, был убит завистниками, людьми, которым он был неугоден. По другой версии, его убийство было организовано ОГПУ в процессе уничтожения авторитетных партизанских командиров.

2 июня 1922 года Славгородское уездное политбюро завело дело на группу граждан из пяти человек… по обвинению в «подготовке заговора с целью свержения Советской власти»…. Мамонтов в этом деле фигурирует как один из главных организаторов грядущего восстания, уже подготовившего вооруженный отряд для начала боевых действий. Надо отметить, что, по данным источников, «организация» эта была создана ОГПУ, а арестованные Дроздов и Лещев являлись её же агентами. Мамонтов оказался опутан целой сетью таких агентов, пытавшихся склонить его к выступлению… Так или иначе, но Мамонтов в организацию вступать не желал. Тогда его просто убили в селе Власиха…

— С. Балмасов

5 марта 1922 года похоронен в Барнауле.

Память

Его именем названы улицы в Томске, в Барнауле и в Бийске, населённые пункты и район в Алтайском крае, установлен бюст в Барнауле, поставлен памятник в центре села Мамонтово.

Источники

• [ru.rodovid.org/wk/Запись:393713 Мамонтов, Ефим Мефодьевич] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
• Гришаев В. Ф. Сыны Алтая и отечества. Ефим Мамонтов. — Барнаул, 1989. — 200 с.
• Шишкин В. И. К биографии Е. М. Мамонтова // Гражданская война и партизанское движение в Алтайском крае. — Барнаул, 1989. — С. 32—36.
• Шишкин В. И. Смерть Мамонтова: случайность или заговор? // Алтай. — Барнаул, 1992. — № 2. — С. 150—172.
• www.whiterussia1.narod.ru/CITIZI/ALTAI.HTM
• www.liveinternet.ru/showjournal.php?journalid=3650068&keywordid=1407595
• www.zaimka.ru/power/shishkin6.shtml

Отрывок, характеризующий Мамонтов, Ефим Мефодьевич

[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.