Манзовская война

Манзовская война 1868 года, несмотря на свой локальный характер, стала первым крупномасштабным конфликтом между китайскими и российскими подданными на российской территории. Конфликт осложнялся тем, что, в соответствии с Айгунским договором, китайское население, в том числе и постоянно проживающее на территории Российской империи (манзы), сохраняло цинское гражданство, а значит находилось под управлением китайской администрации. Пользуясь административной неразберихой, в среду мирных китайских поселенцев начали активно внедряться и бандитские кланы — хунхузы.

Ход событий

С появлением в 1866 году в долине Сучана первых русских поселенцев и учреждением Сибирского удельного имения, власти Приморской области решили ограничить промыслы манз — в первую очередь, старательство. Начиная с декабря 1867 года манзы стали проявлять признаки агрессии. В течение 1867 года экипаж паровой шхуны «Алеут» дважды разгонял на острове Аскольд скопища манз-золотодобытчиков. Во время очередного посещения острова в апреле 1868 года, там вновь были обнаружены китайские старатели. 19 апреля (2 мая) 1868 года на острове произошла первая стычка, в ходе которой было убито 3 и ранено 10 моряков «Алеута». В ночь с 25 на 26 апреля (8-9 мая) в результате нападения манз был уничтожен военный пост в заливе Стрелок, при этом было убито 2 человека. В ночь с 28 на 29 апреля (11-12 мая) 1868 года около 1000 манз переправились с острова Аскольд на материковый берег и сожгли русскую деревню Шкотову, вырезав 2 крестьянские семьи. Двигаясь в западном направлении, мятежники 15(28) мая сожгли деревню Никольскую. Преследуемые войсками Приморской области (1 и 3-й Восточно-Сибирские линейные батальоны с подкреплениями из Хабаровки), китайцы 29 мая (11 июня) были настигнуты у «станка Дубининского». В ходе 6-часовой перестрелки 1 казак был убит, 2 ранено, со стороны манзов потери составили около 50 человек убитыми и ещё около 300 бежало в направлении маньчжурской границы. Ликвидация разрозненных групп вооруженных манз продолжалась до середины июля 1868 года. Спустя 22 года в одной из публикаций газеты «Владивосток» события 1868 года были охарактеризованы, как «враждебно-племенная резня русскими манзов и обратно». Там же отмечалось, что Манзовская война «уже отошла к истории и совершенно забылась».

Последствия

Историк В. Синиченко в своих очерках заметил, что «несмотря на этот конфликт, до конца 70-х годов XIX века присутствие китайских бандитов на российском Дальнем Востоке всерьез не беспокоило местную администрацию. Однако, начиная с 1878 года, началось новое проникновение китайцев-отходников на российскую территорию, которое сопровождалось резким увеличением случаев угона скота и разбоя. В 80-е годы XIX века случаи преступлений китайцев против личности (разбой, грабежи, убийства) стали расти в арифметической прогрессии». Также для ослабления власти российской администрации в Маньчжурии Цинские власти сняли запрет на дальнейшую иммиграцию туда китайцев, которые с 1868 года начали активно заселять всю Маньчжурию.

Литература

• Кондратенко Р. В. Манзовская война. Дальний Восток. 1868 год. — М.: «Остров», 2004. — 144 с. — ISBN 5-94500-025-6.

Отрывок, характеризующий Манзовская война

Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.