Манина, Тамара Ивановна

Тамара Ивановна Манина
Личная информация
Награды и медали Олимпийские игры Золото Мельбурн 1956 команда Серебро Мельбурн 1956 опорный Серебро Мельбурн 1956 бревно Бронза Мельбурн 1956 группа Золото Токио 1964 команда Серебро Токио 1964 бревно Государственные и ведомственные награды

Тама́ра Ива́новна Ма́нина (16 сентября 1934, Петрозаводск, СССР) — советская гимнастка, двукратная олимпийская чемпионка в командном первенстве (1956 и 1964), пятикратная чемпионка мира (4 раза в команде и 1 раз в вольных упражнениях). Заслуженный мастер спорта СССР (1957). Судья международной категории (1971).

Биография

Семья Маниных жила в Ленинграде, но Тамара родилась в Петрозаводске, так как её родители — Иван Иванович Манин и Анна Фёдоровна Манина (урождённая Сорокина) были там в длительной командировке. В 1941 году Тамара была эвакуирована из блокадного Ленинграда в Ташкент, домой вернулась в 1944 году, и тогда же начала заниматься спортивной гимнастикой в Ленинградском дворце пионеров на Фонтанке.

Ещё в выпускном классе школы Тамара Манина стала мастером спорта и абсолютной чемпионкой СССР среди девушек, а в 1953 году, после окончания средней школы, была включена кандидатом в состав сборной команды СССР по спортивной гимнастике.

В период с 1953 по 1964 год, выступая на первенствах Советского Союза, чемпионатах мира и Европы и на Олимпийских играх, Тамара Манина завоевала большое количество медалей разного достоинства. На чемпионатах мира в Риме (1954), Москве (1958) и Праге (1962) она завоевала в общей сложности 10 медалей — 6 золотых, 2 серебряные и 2 бронзовые. На Олимпийских играх она дебютировала в 1956 году, завоевав 1 золотую, 2 серебряные и 1 бронзовую медаль. Олимпиаду 1960 года она пропустила из-за травмы колена, а на Олимпиаде 1964 года завоевала золотую медаль в командном первенстве и серебряную — в выступлениях на бревне.

Помимо побед на Олимпиадах и чемпионатах мира, Тамара Манина была абсолютной чемпионкой СССР и победительницей 1-й Спартакиады народов СССР (1956), двукратной обладательницей Кубка СССР (1957, 1959), неоднократной чемпионкой СССР в отдельных видах гимнастического многоборья (1953—1963). К сожалению, завершая свою спортивную карьеру, во время показательных выступлений в Вене, Манина получила серьёзную травму колена и после операции уже не смогла тренироваться.

Тамара Манина с 1958 по 1965 годы училась в Ленинградском институте точной механики и оптики, а с 1966 по 1969 годы — в аспирантуре Государственного института физической культуры имени П. Ф. Лесгафта, защитила кандидатскую диссертацию. После этого она стала преподавать на кафедре физического воспитания Ленинградского электротехнического института имени В. И. Ульянова (Ленина), с 1975 года стала заведующей кафедрой физического воспитания Санкт-Петербургской государственной художественно-промышленной академии имени барона А. Л. Штиглица. Имеет ученое звание профессора, автор свыше сорока публикаций.

Награды

• Орден «Знак Почета» (1957)
• Медаль «За выдающееся спортивное достижение» (1966)

Источники

• [www.peoples.ru/sport/gymnastics/manina/ Биография Т. И. Маниной на peoples.ru]
• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/ma/tamara-manina-1.html Манина на Олимпийских играх]  (англ.)

Ссылки

• [club.ifmo.ru/person/13953/13953.htm Страница биографии на сайте выпускников ИТМО]

Отрывок, характеризующий Манина, Тамара Ивановна

Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.