Манипул (облачение)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Манипул»)
Перейти к: навигация, поиск

Мани́пул (лат. manipulum от лат. manus, рука) — деталь литургического облачения католического клирика. Полоса ткани около 30-50 см в длину и 5-10 см в ширину с вышитым по центру крестом. Надевается на левую руку во время мессы. Практически вышел из употребления во второй половине XX века.



Описание

Манипул носится на левом запястье таким образом, что концы ленты свисают с руки. Крепится при помощи завязок либо булавок. Изготовляется из шелка. Ношение манипула допускалось только во время мессы и клириками не ниже субдиакона.

История

Вероятно, восходит к древнеримскому платку mappa, предназначенному для утирания лица и рук. Первое упоминание об использовании манипула в богослужении римского обряда содержится в Liber Pontificalis. Практика ношения манипула во время мессы повсеместно распространилась на Западе к XI веку, причём его держали в левой руке; традиция повязывать манипул вокруг левого запястья появилась не ранее XIII века.

Форма и вид манипула сильно менялись с течением времени, привычный вид эта деталь литургического облачения приобрела только в конце XIV века. С того же времени появилась традиция носить манипул, окрашенный в литургический цвет данного дня.

Поскольку традиционно манипул носили клирики от субдиакона и выше, торжественное вручение манипула стало одним из элементов обряда поставления в субдиаконы.

Епископы надевали манипул перед молитвой Confiteor (лат. Исповедую) в алтаре. Прочие священнослужители надевали манипул в ризнице перед литургией.

В ходе литургической реформы после Второго Ватиканского собора использование манипула стало необязательным. В настоящее время он полностью исчез из богослужебной практики ординарного римского обряда и сохраняется только в общинах католиков-традиционалистов.

Напишите отзыв о статье "Манипул (облачение)"

Литература

Отрывок, характеризующий Манипул (облачение)

– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.