Манн, Томас

Эта статья — о писателе. Об актёре см. Манн, Томас (актёр).

Не следует путать с Томасом Маном.

Томас Манн
Thomas Mann
Имя при рождении:	Пауль Томас Манн
Род деятельности:	писатель
Премии:	Нобелевская премия по литературе (1929) Премия Фельтринелли (1952)
Подпись:
[lib.ru/INPROZ/MANN/ Произведения на сайте Lib.ru]

Па́уль То́мас Манн (нем. Paul Thomas Mann, 6 июня 1875, Любек — 12 августа 1955, Цюрих) — немецкий писатель, эссеист, мастер эпического романа, лауреат Нобелевской премии по литературе (1929), брат Генриха Манна, отец Клауса Манна, Голо Манна и Эрики Манн.

Биография

Происхождение и юные годы

Пауль Томас Манн, самый знаменитый представитель своего семейства, богатого известными писателями, родился 6 июня 1875 года в семье состоятельного любекского купца Томаса Йоханна Генриха Манна (1840—1891), занимавшего должность городского сенатора. Мать Томаса, Юлия Манн (урождённая да Сильва-Брунс) (1851—1923) происходила из семьи с бразильскими корнями. Семья Манн была довольно многочисленной. У Томаса было два брата и две сестры: старший брат, известный писатель Генрих Манн (1871—1950), младший брат Виктор (1890—1949) и две сестры Юлия (1877—1927, самоубийство) и Карла (1881—1910, самоубийство). Семья Манн была зажиточной, детство братьев и сестёр было беззаботным, почти безоблачным.

В 1891 году умер от рака отец семейства. Согласно его завещанию, семейная фирма и дом в в Любеке были проданы, так что жене и детям пришлось довольствоваться процентами с вырученной суммы.

Начало писательской карьеры

После смерти отца в 1891 году и продажи семейной фирмы семья переехала в Мюнхен, где Томас прожил (с небольшими перерывами) до 1933 года. В середине 1890-х годов Томас и Генрих на время уехали в Италию. Однако ещё в Любеке Манн начал проявлять себя на литературном поприще, в качестве создателя и автора литературно-философского журнала «Весенняя гроза», а в дальнейшем писал статьи для издаваемого его братом Генрихом Манном журнала «Двадцатый век». По возвращении из Италии Манн недолго (1898—1899 годы) работает редактором популярного немецкого сатирического журнала «Симплициссимус», проходит годовую армейскую службу и публикует первые новеллы.

Известность к Манну приходит в 1901 году, когда выходит первый роман, «Будденброки». В этом романе, за основу которого была взята история его собственного рода, Манн описывает историю упадка и вырождения купеческой династии из Любека. Каждое новое поколение этой семьи все менее и менее способно продолжать дело своих отцов в силу отсутствия присущих им бюргерских качеств, как-то: бережливость, усердие и обязательность — и все больше и больше уходит от реального мира в религию, философию, музыку, пороки. Итогом этого становится не только постепенная утрата интереса к коммерции и престижу рода Будденброкков, но и утрата смысла жизни и воли к жизни, оборачивающаяся нелепыми и трагическими смертями последних представителей этого рода.

Вслед за «Будденброками» последовало издание не менее успешного сборника новелл под названием «Тристан», лучшей из которых была новелла «Тонио Крёгер». Главный герой этой новеллы отрекается от любви, приносившей ему только боль, и посвящает себя искусству, однако встретив случайно Ганса Гансена и Ингерборг Хольм — двух разнополых объектов своих неразделённых чувств, — он снова переживает то смятение, которое когда-то охватывало его при одном только взгляде на предмет своего юношеского влечения.

В 1905 году Томас Манн женится на Кате Прингсхайм (нем. Katharina «Katia» Hedwig Pringsheim), дочери мюнхенского профессора математики Альфреда Прингсхайма. От этого брака у них появилось шестеро детей, трое из которых — Эрика, Клаус и Голо — проявили себя впоследствии на литературном поприще. Согласно свидетельству Голо Манна, еврейское происхождение матери тщательно скрывалось от детей.

Второй роман Томаса Манна, «Королевское Высочество», был начат летом 1906 и закончен в феврале 1909 года.

Политическая эволюция Манна. Новые произведения

Брак Манна поспособствовал вхождению писателя в круги крупной буржуазии, и это во многом укрепляло его политический консерватизм, который до поры до времени не проявлялся на публике. В 1911 году Манн написал новеллу «Смерть в Венеции» — о внезапной вспыхнувшей любви немолодого мюнхенского писателя Густава Ашенбаха, отправившегося на отдых в Венецию, к 14-летнему мальчику.

В годы Первой мировой войны Манн выступал в её поддержку, а также против пацифизма и общественных реформ, свидетельством чего стали его статьи, вошедшие впоследствии в сборник «Размышления аполитичного».

Эта позиция привела к разрыву с братом Генрихом, имевшим противоположные (леводемократические и антивоенные) взгляды. Примирение между братьями наступило лишь после убийства националистами в 1922 году министра иностранных дел Веймарской республики Вальтера Ратенау: Томас Манн пересмотрел свои взгляды и публично заявил о своей приверженности демократии. Он вступил в Немецкую демократическую партию — партию либерально-демократического толка; однако в мае 1923 года, когда на премьере пьесы Б. Брехта «В чаще городов» национал-социалисты, усмотревшие в ней «еврейский дух», спровоцировали скандал, разбросав в зале гранаты со слезоточивым газом, Томас Манн, в то время корреспондент нью-йоркского агентства «Дайел», отнёсся к этой акции сочувственно. «Мюнхенский народный консерватизм, — писал он в третьем из своих „Писем из Германии“, — оказался начеку. Он не терпит большевистского искусства».

В 1924 году вышло в свет новое крупное и успешное произведение Томаса Манна — «Волшебная гора». Это также одно из наиболее сложных произведений немецкой литературы ХХ в. По сюжету романа главный герой, Ганс Касторп, приезжает на высокогорный курорт для больных туберкулезом, навестить своего кузена. Выясняется, что и он тоже больной. И мир на горе завораживает его своей интеллектуальной жизнью, где царит собственная философия. Таким образом, его пребывание на курорте затягивается на несколько лет. Касторп развивает свою философскую мысль, откидывая фрейдизм, упадок и смерть, сам при этом становясь центром духовности.

В 1929 году Манну была присуждена Нобелевская премия по литературе за роман «Будденброки».

В 1930 году Томас Манн, всё более проникавшийся сочувствием к левым идеям, произнес речь в Берлине, озаглавленную «Призыв к разуму», в которой призвал к созданию общего антифашистского фронта социалистов и либералов для борьбы с общим врагом и прославлял сопротивление рабочего класса нацизму.

Эмиграция

В 1933 году писатель вместе с семьей эмигрирует из нацистской Германии и поселяется в Цюрихе. В том же году выходит первый том его романа-тетралогии «Иосиф и его братья», где Манн по-своему интерпретирует историю библейского Иосифа. Работа состоит из нескольких отдельных романов «История Иакова», «Юность Иосифа», «Иосиф в Египте» и «Иосиф-кормилец». Для работы над романом автор специально ездил собирать материалы в Палестину и Египет. Главным замыслом автора было именно изобразить мир древности. Кроме того, в романе можно проследить эволюцию сознания от коллективного к индивидуальному. В 1936 году после безуспешных попыток уговорить писателя вернуться в Германию, нацистские власти лишают Манна и его семью немецкого гражданства, и он становится подданным Чехословакии, а в 1938 году уезжает в США, где зарабатывает на жизнь преподаванием в Принстонском университете. В 1939 году выходит роман «Лотта в Веймаре», описывающий взаимоотношения постаревшего Гёте и его юношеской любви Шарлотты Кестнер, ставшей прототипом героини «Страданий юного Вертера», снова встретившейся с поэтом спустя много лет.

В 1942 году он переезжает в город Пасифик-Палисейдз и ведёт антифашистские передачи для немецких радиослушателей. В 1945 году в своем докладе «Германия и немцы» (англ. Germany and the Germans) в Библиотеке Конгресса Томас Манн сказал:

Нет двух Германий, доброй и злой, есть одна-единственная Германия, лучшие свойства которой под влиянием дьявольской хитрости превратились в олицетворение зла. Злая Германия — это и есть добрая, пошедшая по ложному пути, попавшая в беду, погрязшая в преступлениях и теперь стоящая перед катастрофой. Вот почему для человека, родившегося немцем, невозможно начисто отречься от злой Германии, отягощенной исторической виной, и заявить: «Я — добрая, благородная, справедливая Германия; смотрите, на мне белоснежное платье. А злую я отдаю вам на растерзание».

В 1947 году появляется на свет его роман «Доктор Фаустус», главный герой которого во многом повторяет путь Фауста, несмотря на то, что действие романа происходит в XX веке. Адриан Леверкюн, гениальный, но психически нездоровый композитор, является образом пороков западной буржуазной интеллигенции.

Возвращение в Европу

После Второй мировой войны ситуация в США принимает всё менее благоприятный для Манна характер: писателя начинают обвинять в пособничестве СССР.

В июне 1952 года семья Томаса Манна возвращается в Швейцарию. Несмотря на нежелание переселяться в расколотую страну насовсем, Манн тем не менее охотно бывает в Германии (в 1949 году в рамках празднования юбилея Гёте ему удаётся побывать и в ФРГ, и в ГДР).

В последние годы жизни он активно публикуется — в 1951-м появляется роман «Избранник», в 1954-м — последняя его новелла «Чёрный лебедь». И тогда же Манн продолжает работать над начатым ещё до Первой мировой романом «Признания авантюриста Феликса Круля» (опубликован незаконченым), — о современном Дориане Грее, который, обладая талантом, умом и красотой, предпочёл тем не менее стать мошенником и с помощью своих афер начал стремительно подниматься по общественной лестнице, теряя человеческий облик и превращаясь в чудовище.

Томас Манн умер 12 августа 1955 года в больнице кантона Цюрих от расслоения брюшной аорты в результате атеросклероза.

Писательский стиль

Манн — мастер интеллектуальной прозы. Своими учителями он называл русских писателей-романистов Льва Толстого и Достоевского; подробный, детализованный, неспешный стиль письма писатель действительно унаследовал от литературы XIX века. Однако темы его романов несомненно привязаны к веку XX. Они смелы, ведут к глубоким философским обобщениям и одновременно экспрессионистически накалены.

Ведущими проблемами романов Томаса Манна являются ощущение рокового приближения смерти (повесть «Смерть в Венеции», роман «Волшебная гора»), близость инфернального, потустороннего мира (романы «Волшебная гора», «Доктор Фаустус»), предчувствие краха старого миропорядка, краха, ведущего к ломке человеческих судеб и представлений о мире, нередко в чертах главных героев прослеживается лёгкий гомоэротизм (по мнению И. С. Кона, см. кн. «Лунный свет на заре. Лики и маски…»). Все эти темы нередко переплетены у Манна с темой роковой любви. Возможно, это связано с увлечением писателя психоанализом (пара Эрос — Танатос).

Произведения

• Сборник рассказов / Der kleine Herr Friedemann, (1898) [commons.wikimedia.org/wiki/Image:1898_Thomas_Mann_Friedemann.jpg]
• «Будденброки» / «Buddenbrooks — Verfall einer Familie», (роман, (1901) [commons.wikimedia.org/wiki/Image:1901_Thomas_Mann_Buddenbrooks.jpg]
• «Тонио Крегер» / «Tonio Kröger», новелла, (1903)
• [wagner.su/Mann/Tristan «Тристан», перевод Апта], (1902)
• «Тристан» / «Tristan», новелла, (1903) [commons.wikimedia.org/wiki/Image:Thomas_Mann_Tristan_1903.jpg]
• «Королевское высочество» / «Königliche Hoheit», (1909)
• «Смерть в Венеции» / «Der Tod in Venedig», рассказ, (1912) [commons.wikimedia.org/wiki/Image:1913_Der_Tod_in_Venedig_Broschur.jpg], [commons.wikimedia.org/wiki/Image:1912_DerTod_in_Venedig.jpg]
• «Размышления аполитичного» / «Betrachtungen eines Unpolitischen», (1918) [commons.wikimedia.org/wiki/Image:Thomas_Mann_Betrachtungen_eines_Unpolitischen_1918.jpg]
• «Волшебная гора» / «Der Zauberberg», роман, (1924) [commons.wikimedia.org/wiki/Image:1924_Thomas_Mann_Zauberberg_Broschur.jpg], [commons.wikimedia.org/wiki/Image:1924_Der_Zauberberg_(4).jpg]
• "Двое" (Голодающие) / "Die Hungernden", рассказы (1927)
• «Культура и социализм» / «Kultur und Sozialismus», (1929)
• «Марио и волшебник» / «Mario und der Zauberer», рассказ, (1930) [www.erstausgaben-thomas-mann.de/seiten/42_mario_und_der_zauberer.htm]
• [wagner.su/Mann/Wagner «Страдания и величие Рихарда Вагнера»] / «Leiden und Größe Richard Wagners», эссе, (1933)
• «Иосиф и его братья» / «Joseph und seine Brüder», роман-тетралогия, (1933—1943)
  • «Былое Иакова» / «Die Geschichten Jaakobs», (1933) [commons.wikimedia.org/wiki/File:-48-_-_-51-_Joseph_und_seine_Br%C3%BCder_(1933_-_1943).jpg]
  • «Юный Иосиф» / «Der junge Joseph», (1934) [commons.wikimedia.org/wiki/File:-48-_-_-51-_Joseph_und_seine_Br%C3%BCder_(1933_-_1943).jpg]
  • «Иосиф в Египте» / «Joseph in Ägypten», (1936) [commons.wikimedia.org/wiki/File:-48-_-_-51-_Joseph_und_seine_Br%C3%BCder_(1933_-_1943).jpg]
  • «Иосиф-кормилец» / «Joseph der Ernährer», (1943) [commons.wikimedia.org/wiki/Image:Thomas_Mann_Joseph,_der_Ern%C3%A4hrer_1943.jpg]
• «Проблема свободы» / «Das Problem der Freiheit», эссе, (1937) [commons.wikimedia.org/wiki/Image:1939_Thomas_Mann_Problem_Freiheit.jpg]
• «Лотта в Веймаре» / «Lotte in Weimar», роман, (1939) [commons.wikimedia.org/wiki/Image:Thomas_Mann_Lotte_in_Weimar_1939_.jpg]
• «Обмененные головы. Индийская легенда» / «Die vertauschten Köpfe — Eine indische Legende», (1940) [commons.wikimedia.org/wiki/Image:1940_Thomas_Mann_Die_vertauschten_K%C3%B6pfe_Orig.-Umschlag.jpg]
• «Доктор Фаустус» / «Doktor Faustus», роман, (1947) [commons.wikimedia.org/wiki/Image:Thomas_Mann_Doktor_Faustus_Edition_USA.jpg], [www.zvab.com/displayBookImage.do?itemId=50712454]
• «Избранник» / «Der Erwählte», роман, (1951) [commons.wikimedia.org/wiki/Image:Thomas_Mann_Der_Erw%C3%A4hlte_1951.jpg]
• «Чёрный лебедь» / «Die Betrogene: Erzählung», (1954)
• «Признания авантюриста Феликса Круля» / «Bekenntnisse des Hochstaplers Felix Krull», роман, (1922/1954)

Списки работ

• Hans Bürgin: Das Werk Thomas Manns. Eine Bibliographie. unter Mitarbeit von Walter A. Reichert und Erich Neumann. S. Fischer Verlag, Frankfurt a. M. 1959. (Fischer Verlag, Frankfurt a. M. 1980, ISBN 3-596-21470-X
• Georg Potempa: Thomas Mann-Bibliographie. Mitarbeit Gert Heine, Cicero Presse, Morsum/Sylt 1992, ISBN 3-89120-007-2.
• Hans-Peter Haack (Hrsg.): Erstausgaben Thomas Manns. Ein bibliographischer Atlas. Mitarbeit Sebastian Kiwitt. Antiquariat Dr. Haack, Leipzig 2011, ISBN 978-3-00-031653-1.

Переводчики на русский язык

• Апт, Соломон Константинович
• Ман, Наталия

Экранизации

• «Смерть в Венеции» — фильм Лукино Висконти, снятый в 1971 году.
• «Доктор Фаустус» (Doktor Faustus), 1982, производство: Германия (ФРГ), режиссёр: Франц Зайц.
• «Волшебная гора» (Der Zauberberg), 1982, страны: Австрия, Франция, Италия, Германия (ФРГ), режиссёр: Ганс В. Гайссендёрфер.
• «Будденброки» — фильм Генри Брелора, снятый в 2008 году.

Ссылки

• Манн, Томас — статья из Большой советской энциклопедии.
• Соломон Апт [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=557 Томас Манн] // ЖЗЛ
• Л. Беренсон. [www.evreyskaya.de/archive/artikel_179.html «Страдая Германией»]

Отрывок, характеризующий Манн, Томас

Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.


В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.