Манор

Запрос «Манор» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Ма́нор (англ. manor) — феодальное поместье в средневековых Англии и Шотландии, основная хозяйственная единица экономики и форма организации частной юрисдикции в этих государствах. Манор представлял собой комплекс домениальных земель феодала, общинных угодий и наделов лично-зависимых и свободных крестьян, проживающих во входящей в состав манора деревне. Основой манориального хозяйства были отработочные повинности зависимых категорий крестьян (вилланов, коттариев, хазбендменов) и судебная юрисдикция феодала над ними. Социальным и административным центром манора являлась усадьба феодала. Манориальная система господствовала на Британских островах с XI по XVII век, хотя с началом нового времени маноры стали постепенно утрачивать феодальный характер, превращаясь в аграрные хозяйства капиталистического типа.

Происхождение

Формирование манориальной системы началось в англосаксонский период. Её истоки, по-видимому, лежали в предоставлении королём своим приближённым и церкви земельных владений на праве бокленда, позволяющем держателю земли взыскивать с проживающих на ней лично-свободных крестьян продуктовую ренту. Позднее владельцы таких участков добились признания своей судебной юрисдикции над крестьянами и законодательного закрепления своего права требовать исполнения барщинных повинностей от крестьян, перешедших под покровительство феодала. Первое свидетельство об обязанности крестьянина работать на хозяйстве своего сеньора в случае, если последний предоставил ему надел и семена, содержится в «Правде Инэ» конца VII века.

К середине XI века поместная система организации хозяйства стала доминирующей в Англии. Для её обозначения использовалось выражение heafod botl (др.-англ. основное жилище), под которым понималась не только усадьба сеньора (тэна, эрла), но и прилегающие земли, подчинённые в хозяйственном отношении землевладельцу. Однако единого принципа организации таких поместий до нормандского завоевания не существовало: владения сильно различались по площади (от участков в несколько виргат до поместий, включающих десятки деревень и обширные лесные и пахотные угодья), многие были разбросаны по значительной территории или не имели усадьбы. В Данелаге, где господствовали свободные категории крестьянства, территория домениальной запашки была минимальной и связь феодала с населением подвластной ему территории ограничивалась уплатой небольшой натуральной или денежной ренты и юрисдикцией по ряду категорий судебных дел. В других регионах Англии барщинное хозяйство также не получило всеобщего распространения. Особые категории представляли собой королевские маноры и поместья церковных организаций. Усадьбы короля играли роль административных центров, местом сбора натуральной ренты с населения и часто служили ядром возникающих бургов. Церковные поместья по своим размерам были сопоставимы с королевскими манорами и обычно включали помимо собственной запашки, обрабатываемой трудом зависимых гебуров и генитов, также участки, переданные на тех или иных правах держания третьим лицам.

Новый этап в становлении манориального хозяйства начался после нормандского завоевания 1066 г. Нормандцы принесли в Англию сложившуюся систему феодальных отношений и собственную земельную терминологию. Уже в «Книге страшного суда» англосаксонские поместья, получившие название маноров (лат. manerium, от maneo — остаюсь, проживаю; фр. manoir), стали играть роль базового хозяйственного элемента экономики Англии. Перераспределение англосаксонских поместий среди северофранцузских феодалов и всеобщая земельная перепись 1086 г. способствовала унификации разнообразных форм поместий на территории всей страны и формированию классического типа английского манора.

Хозяйственная организация

Классический манор состоял из усадьбы феодала и одной или нескольких деревень крестьян, среди которых были как лично-зависимые, так и свободные. Земли манора в правовом отношении делились на несколько групп:

• 1. Домениальные земли сеньора, обрабатываемые трудом зависимых крестьян — вилланов;
• 2. Наделы вилланов, предоставленные сеньором в наследственное пользование на условиях выполнения отработочных повинностей и внесения денежной или натуральной ренты;
• 3. Земельные участки свободных крестьян, находящиеся в частной собственности, но под судебной юрисдикцией сеньора;
• 4. Общинные угодья (пастбища, луга, лесные массивы).

Отработочная повинность вилланов обычно составляла от 1 до 3 дней в неделю с дополнительными работами в период сезонных пиков (сев, жатва, сенокос). Свободные крестьяне (фригольдеры) уплачивали сеньору небольшую денежную ренту и иногда привлекались к необременительным вспомогательным работам на хозяйстве феодала. Земельные участки сеньора, зависимых и свободных крестьян чередовались друг с другом в рамках системы открытых полей, хотя с течением времени площадь компактного («огороженного») участка пахоты и пастбищ сеньора существенно увеличивалась. В земледельческой практике доминировало трёхполье.

Помимо пахотных земельных наделов крестьяне также обычно имели небольшое собственное хозяйство: огород, домашнюю птицу, иногда ульи. К усадьбе феодала примыкали его хозяйственные постройки (амбары, сараи), а также, иногда, сады или парк. Общинные угодья, находящиеся в составе манора, использовались всеми жителями деревни и работниками сеньора пропорционально величине их земельных участков, хотя зависимые вилланы были обязаны уплачивать за использование лугов и пастбищ отдельную плату феодалу. Сеньор также имел на территории манора собственную мельницу, а иногда и винодельню, которыми были обязаны пользоваться крестьяне деревни за плату. Лес обычно находился в собственности феодала и являлся источником денежных поступлений за права охоты и выгула свиней.

Манориальная система базировалась на принципе самообеспечения. Выращенные сельскохозяйственные продукты потреблялись в пищу жителями манора и лишь небольшая их часть могла выходить на рынок для оплаты государственных повинностей или закупки вещей, не производимых в деревне (соль, железо). Обычно в маноре существовали сельские ремесленники (кузнецы, плотники, портные, пастухи) из малоземельных или безземельных крестьян — коттариев.

Манориальные администрация и суд

В случае, если феодалу принадлежало несколько маноров, он передавал функцию осуществления общего надзора за управлением своими поместьями особому должностному лицу — стюарду, который периодически посещал усадьбы феодала, контролируя соблюдение интересов сеньора и председательствуя на заседаниях манориального суда. В крупных поместьях существовал свой административный аппарат. Он обычно возглавлялся бейлифом, представляющем феодала в период его отсутствия. Забота об организации каждодневной работы на домениальных землях, учёт выплачиваемых крестьянами рент и штрафов, приобретение и продажа скота, зерна и другой сельскохозяйственной продукции, ремонтные работы и решение текущих вопросов функционирования манора ложились на плечи старосты, обычно назначаемого из местных крестьян. Он также вёл документацию манора (манориальные списки или описи), в которую вносились, в том числе, данные о всех земельных наделах в составе манора и повинностях за них. Позднее эти сведения стали главным источником для крестьян в подтверждении их прав на надел и объёма повинностей и формировании копигольдерского держания.

Земельные споры, ненадлежащее исполнение повинностей и мелкие проступки крестьян манора рассматривались в манориальном суде (курии), возглавляемом сеньором поместья. Манориальные суды являлись главным инструментом частной юрисдикции феодалов. Возникнув ещё в англосаксонский период, в XII—XIII веках этот институт достиг наивысшего развития: манориальные суды получили право вынесения приговоров по значительному кругу уголовных дел (кроме преступлений против государства), а вилланы потеряли возможность защиты своих прав в королевских судах. Манориальный суд обычно заседал раз в две недели под председательством самого феодала или его представителя (стюарда, бейлифа). Исполнение решений суда осуществлялось с использованием достаточно широкого спектра инструментов наказания: барон мог иметь в своём маноре позорный стул, позорный столб, колодки и виселицу. Наиболее распространённой формой наказания был штраф.

Однако в системе государственной администрации и суда базовой единицей являлся не манор, а деревня. По деревням расписывались налоги, на неё возлагалась обязанность установления события преступления и поимка преступника. Староста, священник и четверо наиболее уважаемых жителей деревни входили в состав суда сотни и участвовали в суде графства. Деревенская община отвечала перед государственной властью за проступки своих членов. Но именно манор обладал средствами для приведения в исполнение обязанностей, наложенных на деревню.

Виды маноров и пределы распространения

Хотя манориальная система хозяйствования доминировала в Англии, она никогда не была единственной. Существовали поместья без господской запашки, в которых вся земля была распределена между крестьянами и арендаторами, а также поместья без зависимых крестьян, в которых домениальные земли обрабатывались наёмным трудом. В хозяйствах цистерцианского ордена, широко распространённых в Северной Англии, земля обрабатывалась монахами и послушниками. Более того, в рамках одного или нескольких маноров виллан мог иметь часть земли в условном держании от феодала, а часть иметь в личной собственности. Свободный владелец земли на территории манора мог посадить на неё своих зависимых крестьян. Иногда несколько феодалов имели сюзеренитет над жителями одной деревни. В Данелаге, с его массами свободных сокменов, манор вообще не получил распространения: здесь власть феодалов ограничивалась судебной юрисдикцией и правом взимания незначительной денежной ренты с крестьян. Барщинное хозяйство также не укоренилось в Кенте и Нортумберленде. В Восточной Англии разложение системы открытых полей привело к формированию крайней пестроты компактных крестьянских держаний с разной величиной рент и подчинённых различным сеньорам.

Несмотря на крайнюю скудность источников по аграрной истории Шотландии до XIV века, очевидно, что манориальная система хозяйствования, основанная на барщинном труде зависимых крестьян, получила к XIII веку широкое распространение в юго-восточных областях страны, особенно в церковных владениях. Однако в Шотландии сколь-либо унифицированная система организации поместий не сложилась, и помимо классических маноров сохранялись поместья, в которых зачастую полностью отсутствовала господская запашка или она обрабатывалась с использованием наёмного труда. Более того, для Шотландии эпохи высокого средневековья было характерно доминирование в манориальных хозяйствах крестьянских наделов и общинных угодий, зачастую по площади в несколько раз превосходивших домен феодала.

Упадок манориальной системы

Уже с XIII века начался упадок манориальной системы. Всё большее количество вилланов выкупало свои отработочные повинности и переводилось на уплату денежной ренты. Домениальные земли стали обрабатываться более эффективным трудом наёмных сельскохозяйственных рабочих, либо сдаваться в аренду. Распространение товарно-денежных отношений, рост спроса со стороны городов и иностранных государств на продукцию сельского хозяйства привели к переориентации части маноров на рынок и повышению их товарности. Овечья шерсть, сукно, кожи, хлеб и другие продукты земледелия, производимые в манорах, стали активно продаваться на местных ярмарках или экспортироваться за границу. Повышение доходности сельского хозяйства, особенно овцеводства, привело, с одной стороны, к падению значения барщинного труда, а с другой — к расширению домениальных земель и распространению практики «огораживаний». Эпидемия «Чёрной смерти» 1348 г. привела к существенной убыли рабочей силы и временному укреплению барщинного манориального хозяйства. Но уже в XV веке отработочные повинности были практически повсеместно коммутированы в денежную ренту, а на смену незащищённым в правовом отношении вилланам пришла прослойка копигольдеров, держащих свою землю на основании обычноправового соглашения с владельцем манора. Широкую практику приобрела аренда манориальных земель зажиточными крестьянами — фермерами (йомены), чьё хозяйство было основано на наёмном труде и ориентировано на рынок. В результате феодальное манориальное хозяйство было вытеснено капиталистическими формами землепользования.

См. также

• Книга страшного суда
• Сеньория
• Поместье
• Бенефиций
• Ранговое имение

Литература

• Манор — статья из Большой советской энциклопедии.
• Косминский, Е. А. Исследования по аграрной истории Англии XIII в. — М.—Л., 1947.
• [www.ecn.bris.ac.uk/het/maitland/domesday Maitland, F. W. Domesday Book and Beyond.]
• Stenton, F. Anglo-Saxon England. — Oxford, 1971, ISBN 978-0-19-821716-9
•  (англ.)Poole, A. L. From Domesday Book to Magna Carta 1087—1216. — Oxford, 1956. — ISBN 978-0-19-821707-7.

Ссылки

• [www.buildinghistory.org/manors.shtml «Medieval manors and their records», обзор средневековых маноров на Британских островах]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Манор

«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]