Манос, Трасивулос
| Трасивулос Манос | |
| Θρασύβουλος Μάνος | |
 | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Принадлежность | |
| Род войск |
|
| Звание |
полковник |
| Командовал |
«Армией Эпира» |
| Сражения/войны |
Греко-турецкая война 1897 года |
Трасивулос Манос (греч. Θρασύβουλος Μάνος ; 1835, Нафплион, Греческое королевство — 1922, Афины Греческое королевство) — греческий офицер XIX века[1]. Отмечен историографией Греко-турецкой войны 1897 года в роли командующего «Армией Эпира».
Биография
Трасибулос Манос родился в Нафплионе в 1835 году, в семье Константина Маноса.
Семья была родом из известных фанариотов Маносов, а также из македонян Кастории. Трасибулос Манос последовал военной карьере.
В 1862 году Манос принял участие в революции в Нафплионе, против абсолютизма короля Оттона[2]:497.
Во время Критского восстания 1866 года Манос отправился добровольцем на восставший остров. Был ранен в сражении при Вафе, попал в плен и был отправлен турками в Константинополь. Пробыл в плену 2 года.
После освобождения из плена вернулся в состав армии.
С 1886 по 1894 год был начальником Военого училища эвэлпидов[3]:210.
В непродолжительной, сколь и «странной» греко-турецкой войне 1897 года, разыгранной европейскими банковскими кругами, при содействии королевского двора[4], Манос, в звании полковника принял командование, так называемой, «армии Эпира», на второстепенном, Эпирском, фронте.
По оценке Александра Мазаракиса, генерала и впоследствии историка, сам Манос был мужественным и благородным человеком, способным командиром, но не располагал тактическим образованием и опытом для командования большим независимым соединением. Эти его слабости, вкупе с отсутствием какого либо плана операций со стороны центрального командования и отсутствия опытного штаба, вместе с малыми располагаемыми силами, стали, по мнению Мазаракиса, причиной того, что Маносу не удалось достичь ничего значительного на эпирском фронте[5]:213.
Несмотря на незначительные силы, которыми он располагал, Манос предпринял наступление, вступил в османский Эпир и 12 (24) апреля 1897 года занял Филиппиаду, перерезав тем самым дорогу между Яниной и Превезой. Турки были в панике. Однако вместо того, чтобы немедленно атаковать и занять Янину, Манос распылил свои силы в бесцельных маленьких операциях.
Последовавший бой в Пенте Пигадия, по оценке французского публициста и историка Анри Туро, «можно было бы считать победоносным», однако «неожиданно и по совсем непонятным причинам», осторожный Манос приказал своим войскам отступить[5]:218.
1 мая Манос предпринял новое наступление и сразился с турками, получившими к тому времени подкрепления, у Грибово. Туро описывает героизм солдат Маноса, в особенности майора Папаяннопулоса, однако сил для победного завершения у Маноса не было. Он отступил на исходные позиции на государственной границе[5]:220.
После свёртывания войны и опасаясь реакции возмущённой толпы, Манос не посмел высадиться в городе Патры и на шхуне выбрался в Коринф, а оттуда в Афины[5]:213.
В 1909 году полковник Манос отказался возглавить антимонархистский подпольный «Военный союз» офицеров и «Союз» возглавил полковник Николаос Зорбас[3]:279.
Трасивулос Манос умер в Афинах в 1922 году в звании генерал-майора[6].
Трасивулос Манос был одним из членов Комитета подготовки первых Олимпийских игр современности, вместе со своим сыном, поэтом Константином Маносом[7].
Другой сын Маноса, Манос, Петрос (1871—1918) стал кавалерийским офицером и принял участие в Борьбе за Македонию, внучка, Манос, Аспасия (1896—1972), хоть и не королевских кровей, стала женой Александра I, короля Греции, другая внучка, Ману, Раллу (1915—1988), стала известной танцовщицей и хореографом.
Напишите отзыв о статье "Манос, Трасивулос"
Ссылки
- ↑ [pandektis.ekt.gr/pandektis/handle/10442/63725 Πανδέκτης: Μάνος Θρασύβουλος]
- ↑ Στέφανος Παπαγεωργίου, Από το Γένος στο Έθνος 1821—1862, ISBN 960-02-1769-6
- ↑ 1 2 Τριαντάφυλος Α. Γεροζήσης, Το Σώμα των αξιωματικών και η θέση του στη σύγχρονη Ελληνική κοινωνία (1821—1975), εκδ. Δωδώνη, ISBN 960-248-794-1
- ↑ Γεώργιος Ρούσος, Τό Μάυρο 97, Φυτράκης 1974, σελ.144
- ↑ 1 2 3 4 Henryi Turot, L’ insurrection cretoise et la guerre greco-turque, ISBN 960-7063-03-1
- ↑ [openarchives.gr/view/439149 Μάνος Κ. Θρασύβουλος (1835—1922)|openarchives.gr]
- ↑ [argolikivivliothiki.gr/2010/04/08/manos/ Μάνος Κ. Θρασύβουλος (1835—1922)|ΑΡΓΟΛΙΚΗ ΑΡΧΕΙΑΚΗ ΒΙΒΛΙΟΘΗΚΗ ΙΣΤΟΡΙΑΣ ΚΑΙ ΠΟΛΙΤΙΣΜΟΥ]
Напишите отзыв о статье "Манос, Трасивулос"
Ссылки
- [www.archive.org/details/hestia00gregoog Εικονογραφημένη Εστία] / Παύλος Διομήδης. — ΑΘήνα: Γεώργιος Δροσίνης, Τυπογραφείο της Εστίας, 1894. (греч.)
Отрывок, характеризующий Манос, Трасивулос
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
