Манса Муса
Муса I مانسا موسى<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Манса Муса, держащий золотой самородок (изображение из Каталонского атласа)</td></tr> | ||
| ||
---|---|---|
1312 — 1337 | ||
Предшественник: | Абубакар II | |
Преемник: | Магхан I | |
Вероисповедание: | Ислам | |
Смерть: | 1332 или 1337 | |
Род: | Кейта |
Ма́нса Муса́ (араб. مانسا موسى) — самый прославленный манса (верховный правитель) средневекового государства Мали, находившийся у власти в 1307/12—1332/37 гг. Происходил из династии Кейта, был племянником великого основателя государства Мали Сундиаты Кейта. При нём Мали имело наибольшие размеры за свою историю, значительно усилилось и достигло вершины своего культурного развития.
Описание
О правлении Мусы известно, в основном, из записей арабских хронистов того времени: наиболее полные сведения оставили Шихаб ад-дин Ахмед ибн Яхья ибн Фадлаллах ал-Омари ад-Димашки (араб. شهاب الدين احمد ابن يحيى ابن فضل الله العمري الدمشقي), Абу Абдаллах Мухаммад ибн Баттута (араб. أبو عبد الله محمد ابن بطوطة) и Абу Зайд Абдуррахман ибн Мухаммад ибн Хальдун аль-Хадрами (араб. ابو زيد عبد الرحمن بن محمد بن خلدون الحضرمي).
Согласно Ибн Хальдуну, его дед был родным братом Сундиаты Кейты, основоположника империи Мали. Манса Муса пришёл к власти после того, как в 1311 году предыдущий правитель Абубакар II назначил его визирем, а сам отправился с тысячами судов с людьми и большим числом припасов на исследование Атлантики, откуда так и не вернулся.
Важнейшей причиной распространения славы мансы за пределы своего государства, в том числе до Европы, был хадж, совершённый им в 1324 году. Правителя, ехавшего верхом на коне, сопровождали, по разным данным от 60 тыс. (хроника «Тарих ас-Судан») до 80 тыс. (по хронике «Тарих ал-Фатташ») человек. Шествие Мусы через Каир, караваны верблюдов и вереницы рабов, расточительность царя и окружающая его роскошь прославили монарха.
Манса Муса вернулся из Мекки в Мали в 1325 году. Паломничество царя укрепило политико-экономические связи Мали с его восточными соседями, что послужило активному притоку арабских купцов и мыслителей в Западный Судан.
Возглавляемое им государство располагалось на территории современных государств Мали, Гвинея, Сенегал, Нигер, Мавритания. Основной транспортной артерией данной местности является река Нигер; главные плодородные районы располагаются в её внутренней дельте. По записям арабского путешественника того времени Ибн Баттуты, посетившего государство Мали в 1352 году (во время правления мансы Сулеймана, который приходился Мусе братом и правил в течение 24 лет после кратковременного периода правления сына Мусы), экономика Мали базировалось на торговле со странами Северной Африки по транссахарским караванным путям, прежде всего минеральным сырьем — солью и золотом. Также через пустыню купцы везли из Мали слоновую кость, шкуры носорогов и других африканских животных.
Примечательно, что эксперты издания Сelebrity Net Worth, приведя состояние богатейших людей всех времен к условиям 2012 года, оценили состояние Мусы в 400 млрд долларов США. В опубликованном 13 октября 2012 года рейтинге 25 самых состоятельных людей мира он занял 1 место, опередив европейскую династию Ротшильдов и американского предпринимателя Рокфеллера[1].
См. также
Напишите отзыв о статье "Манса Муса"
Примечания
- ↑ [www.celebritynetworth.com/articles/entertainment-articles/25-richest-people-lived-inflation-adjusted 25 самых богатых людей в истории]. Рейтинг. Проверено 17 октября 2012. [www.webcitation.org/6BUHE3oZq Архивировано из первоисточника 17 октября 2012].
Ссылки
- [www.geografia.ru/NIGER-2.html Цивилизации долины Нигера: легенды и золото. Часть II — Мали.]
- Warner, Brian. «[www.celebritynetworth.com/articles/entertainment-articles/25-richest-people-lived-inflation-adjusted/ The 25 Richest People Who Ever Lived — Inflation Adjusted]», The Guardian, October 13, 2012.
Отрывок, характеризующий Манса Муса
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.