Мансветов, Григорий Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Григорий Мансветов
Имя при рождении:

Григорий Иванович Мисюрев

Род деятельности:

священнослужитель, придворный протоиерей, учёный-богослов, духовный писатель, Обер-священник русской армии и флота

Дата рождения:

28 января 1777(1777-01-28)

Место рождения:

Тобольск, Тобольская губерния, Российская империя

Подданство:

Российская империя Российская империя

Дата смерти:

12 ноября 1832(1832-11-12) (55 лет)

Место смерти:

Санкт-Петербург, Российская империя

Награды и премии:

Григорий Иванович Мансветов (28 января 1777, Тобольск, Тобольская губерния, Российская империя — 12 ноября 1832, Санкт-Петербург, Российская империя) — учёный-богослов, духовный писатель, Обер-священник русской армии и флота с 19 сентября 1827 г. по 12 ноября 1832 г., Член Императорской Российской Академии, придворный протоиерей, член Святейшего Синода. Награждён орденами Святой Анны 2-й и 3-й степени, палицей.





Биография

Родился в городе Тобольске. Сын священника Тобольской градской Андреевской церкви. Родовая фамилия его была не Мансветов, а Мисюрев; переменена она была во время обучения его в семинарии, по распоряжению начальства из желания обозначить фамилией отличавшее его от всех других качество кротость и незлобие («mansuetus» в переводе с лытыни означает — кроткий, скромный).

Обучался Г. Мансветов в Тобольской семинарии и Санкт-Петербургской Александро-Невской Академии, и, по окончании курса, с 1788 г. состоял в первой из них учителем высшего красноречия, математики и немецкого языка.

Женившись на дочери Тобольского купца Анне Седых, одновременно с поступлением на службу в семинарию, Григорий Иванович принял священный сан и 9 сентября 1799 г. был рукоположен в дьякона к Тобольской Михаило-Архангельской церкви.

В 1803 г. высокопреосвященный Антоний (Знаменский) назначил Г. Мансветова священником к местному кафедральному собору и сверх того членом консистории и цензором проповедей.

1 июля 1812 г. , по личному выбору обер-священника Озерецковского, Г. Мансветов был определении учителем словесных наук и греческого языка в Армейскую семинарию,

В 1816 г. возведен в сан протоиерея семинарской церкви, при которой оставался до закрытия семинарии;

В начале 1819 года поступил законоучителем высших классов гимназии и учительского института; 5 июля того же года был определён к придворному собору. В 1823—1827 годах он — законоучитель 3-й Санкт-Петербургской гимназии.

В 1827 году Императорская Российская Академия за литературные труды почтила Григория Ивановича избранием в свои действительные, а Общество словесности, наук и художеств — в свои почетные члены.

В 1827 г. Вступив в управление армейским и флотским духовенством в должности обер-священника прежде всего занялся пересмотром Инструкции благочинным, составленной обер-священником Моджугинским.

В 1828 г. отредактированная им Инструкция благочинным была одобрена Святейшим Синодом, отпечатана и разослана в военные церкви для руководства. В этом же году Г. Мансветов сделал распоряжение о постановке сиротских кружек в пользу бедных духовного звания при подведомственных ему церквях. Он много сделал для улучшения материального положения военного духовенства (новый пенсионный устав).

В 1829 г. напутственные речи обер-священника были отпечатаны для всеобщего ознакомления в полках и учебных командах. Вскоре, по Высочайшему повелению, они были напечатаны и выдержали в дальнейшем четыре издания.

Умер 12 ноября 1832 г. Похоронен на Смоленском православном кладбище. Преемником ему был назначен в том же году протоиерей Кутневич, Василий Иванович.

Литературные труды

Время службы в семинарии и в придворном ведомстве составляет самый плодотворный период его духовно-нравственных сочинений.

  • В 1814 г. он издал известное любителям духовного чтения сочинение «Училище благочестия, или Примеры христианских добродетелей, выбранные из житий святых» в 6 частях, которое выдержало более 15 изданий.
  • В 1825 г. он издал сочинение из 26 глав: «Обязанности домашнего общества, по разуму исполнителей Слова Божия — древних христиан», которое посвящено юношам и девицам, возрастающим под покровительством Государынь Императриц Елизаветы Алексеевны и Марии Фёдоровны, во спасение души.
  • "Изъяснение на литургию (изд.1822, 1825 и 1853 гг.);
  • «Разговоры о воспитании» (1830 г.).
  • «Сборник кратких христианских поучений к воинам». Эти проповеди накануне Отечественной войны1810 и 1811 гг.) были произнесены перед воинами 24-й дивизии и пользовались большим успехом.

Награды

Напишите отзыв о статье "Мансветов, Григорий Иванович"

Ссылки

  • [www.prlib.ru/elfapps/pageturner2d/viewer.aspx?orderdate=8/5/2012&DocUNC_ID=349&Token=1CuD01uDKX+KywpJc1gW0Q==&lang=en-US Очерки из истории управления военным и морским духовенством в биографиях главных священников его за время с 1800 по 1901 год : (с портретами главных священников и о. протопресвитера) / сост. столоначальник Духовн. правления при о. протопресвитере воен. и мор. дух. Андрей Эрастович Боголюбов/, Санкт-Петербург Тип. «Артиллерийскаго журн.» 1901]
  • [www.pobeda.ru/content/view/1324/ Периодизация истории Института военного духовенства.]
  • [www.krotov.info/history/18/bednov/kotkov_3.htm Котков Вячеслав Военное духовенство России. Страницы истории.]

Литература

Отрывок, характеризующий Мансветов, Григорий Иванович

Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.