Мансонвилль (Квебек)
| Деревня
Мансонвилль
Mansonville
|
Ма́нсонви́лль (англ. фр. Mansonville) — деревня[1] в кантоне Поттон в региональном муниципалитете Мемфремагог региона Эстри провинции Квебек, Канада. Располагается недалеко от американско-канадской границы. Ныне Мансонвилль является бизнес-центром и административным центром кантона Поттон.
Некогда тихая деревня, Мансонвилль оживился и испытал некоторый рост из-за своей близости к лыжному курорту Owl’s Head.
История
Мансонвилль получил своё название в честь семьи Мэнсон, который были одними из первых поселенцев нынешнего кантона Поттон[2].
Как и многие деревень Восточных кантонов и Новой Англии, Мансонвилль вырос вокруг водяной мельницы, которая использовала напор воды выше водопада на Северной части реки Миссисквой. Мельница перестала работать после электрификации в начале XX века, что позволило удешевлять производство за счёт масштаба и централизованного изготовления в больших центрах. Мельница использовалась в качестве кормовой и зерновой базы пока не была уничтожена пожаром в 2004 году.
В 1957 году епископ Русской Зарубежной Церкви Виталий (Устинов) был назначен епископом Монреальским и Канадским, после чего близ Мансонвилля им был приобретён живописный, поросший хвойным лесом участок, ландшафт которого напоминал Русский север[3]. На участке был устроен Спасо-Преображенский скит, ставший летней резиденцией монашеского братства[4].
Мансонвилль, как и многие поселения в восточных кантонах, уже давно являет собой смешение францко- и английского-говорящих жителей и является домом для представителей более, чем двадцати национальностей и этнических групп. Религиозное разнообразие присутствует и в Мансонвилле, где римо-католическая, объединённая (закрыта в 2011 году) и англиканская церквей находятся на расстоянии в несколько ярдов друг от друга. Близ Мансонвилля расположен Спасо-Преображенский скит с небольшим русским кладбищем, принадлежащий неканонической РПЦЗ(В), где жил на покое митрополит Виталий (Устинов), скончавшийся в 2006 году[5].
В 2009 году Круглый амбар, построенный в 1911 году Робертом Джерси был причислен к объектам культурного наследия[5].
Напишите отзыв о статье "Мансонвилль (Квебек)"
Примечания
- ↑ [potton.ca/potton-residents/clsc CLSC]
- ↑ [archive.org/details/beautifulwatersd00bull William Bryant Bullock, Beautiful Waters: Devoted to the Memphremagog Region in History, Legend, Anecdote, Folklore, Poetry, Drama. Memphremagog Press, Newport, Vt., 1926 (First Edition):pp. 20 and 21]
- ↑ [www.ogoniok.com/4966/21/ Огонек: «Мне хорошо»]
- ↑ [cyberleninka.ru/article/n/izdatelskaya-deyatelnost-russkoy-pravoslavnoy-missii-v-kanade-i-na-alyaske-istoricheskie-etapy-razvitiya ИЗДАТЕЛЬСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ МИССИИ В КАНАДЕ И НА АЛЯСКЕ: ИСТОРИЧЕСКИЕ ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ — тема научной статьи по истории и историческим наукам, читайте бесплат…]
- ↑ 1 2 [www.historicplaces.ca/en/rep-reg/place-lieu.aspx?id=16207 Grange ronde de Mansonville]
Отрывок, характеризующий Мансонвилль (Квебек)
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.
Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
