Насх и мансух

Аннулирование аятов, насх (араб. نسخ‎‎) — замена или редакция божественного откровения в исламе.

История

Согласно мусульманским преданиям, коранические аяты и предписания пророка Мухаммада аннулировались при жизни Посланника Аллаха по воле всевышнего Господа и не могут быть изменены после смерти пророка Мухаммада, потому что в одном из последних коранических откровений (5:3) сказано, что всевышний Аллах усовершенствовал и завершил исламскую религию. Однако иногда мусульманские богословы практикуют аннулирование аятов в том случае, если они противоречат друг другу. В таком случае побеждает хронологически более поздний аят.

Примером отмены коранических аятов является следующий хадис: «Аиша сообщила, что среди ниспосланного в Коране были слова „Десятикратное кормление грудью является запретным“, однако затем это повеление было заменено на „пять кормлений грудью“. Этот аят оставался в Коране до смерти пророка» (Муслим, Рада 24, /1452/; Абу Дауд, Никах 11, /2062/; Тирмизи, Рада 3, /1150/; Насаи, Никах 51, /6, 100/).

Когда Мы заменяем один аят другим, они говорят: "Воистину, ты – лжец". Аллаху лучше знать то, что Он ниспосылает. Но большая часть их не знает этого.  [koran.islamnews.ru/?syra=16&ayts=101&aytp=101&kul=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 16:101] (Кулиев)

Литература

• Али-заде, А. А. Насх и Мансух : [[web.archive.org/web/20111001002856/slovar-islam.ru/books/n.html арх.] 1 октября 2011] // Исламский энциклопедический словарь. — М. : Ансар, 2007.</span>

Ссылки

• [alizadeh.narod.ru/translates/7.html Насх и мансух в Коране] alizadeh.narod.ru
• [ayatlar.com Аяты в Коране]

Отрывок, характеризующий Насх и мансух

– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.