Мансфельды

Мансфельды (нем. Mansfeld) — один из древнейших графских родов Германии, берущий своё название от старинного замка в Мансфельде.

Предками рода были графы Кверфуртские, известные с середины X века. По страницам саксонских хроник XII—XIII вв. проходят многочисленные представители этого рода — бургграфы и архиепископы Магдебургские, графы Наумбургские, епископы Вюрцбурга, Наумбурга, Мерзебурга, Хильдесхайма.

Наибольшую славу мансфельдская ветвь Кверфуртского дома снискала в XVI веке на службе у Габсбургов. После смерти последнего из Мансфельдов в 1780 году его владения, за двести лет до того секвестрованные за долги, перешли в 3/5 к Саксонии, в 2/5 к Бранденбургу. С 1815 года Пруссия владела обеими частями бывшего графства Мансфельдского.

Сестра последнего из Мансфельдов удержала за собой богемские владения предков. Её супруг, Франц фон Коллоредо, последний вице-канцлер Священной Римской империи, принадлежал к славному дворянскому роду, давшему Австрии полдюжины фельдмаршалов.

В 1789 году в память о заслугах Мансфельдов император возродил их фамилию, дозволив потомкам Франца фон Коллоредо и Марии Изабеллы фон Мансфельд впредь именовать себя князьями и графами Коллоредо-Мансфельдами.

В Лейпцигском сражении австрийскими войсками командовал сын этой пары, генерал Иероним фон Коллоредо-Мансфельд. Его родовые вотчины при Наполеоне были медиатизованы. Представители старшей (княжеской) ветви Коллоредо-Мансфельдов ныне проживают в Вене, младшей (графской) — в Бостоне (США).

• Имения Мансфельдов
• Schloss Mansfeld Sammlung Duncker.jpg

  Замок Мансфельд

• 2007 Seeburg 01.jpg

  Зеебург (Мансфельд)

• Burg Heldrungen 3.jpg

  Замок Хельдрунген

• Opocno001.jpg

  Ренессансный замок Коллоредо в Опочно

• Zámek Dobříš 02.jpg

  Усадьба в Добрише, Чехия

Представители рода

• Мансфельд, Альбрехт III (1480—1560)
• Мансфельд, Петр Эрнст (1617—1604)
• Мансфельд, Петр Эрнст II (1580—1626) — генерал Тридцатилетней войны
• Маньсфельд, Иоахим Фридрих фон (1581—1623) — генерал польско-шведской войны 1600—1611

Ссылки

• [genealogy.euweb.cz/mansfeld/mansfeld1.html Родословная рода Мансфельдов]

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Мансфельды

– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.